Это назначение было вдвойне приятно еще и потому, что три года назад отец безуспешно пытался выдвинуть его на пост члена городского совета Труро. Его отец являлся очень важной фигурой в городе — член городского совета и судья в одном лице. К тому же он был преданным и красноречивым сторонником виконта Фалмута — готовым на всё, что бы ни задумал сей джентльмен. Но когда при выдвижении всплыло имя Джорджа, его светлость предоставил эту возможность кому-то другому, так уж вышло.
Как бы Уорлегганы ни старались понравиться Боскауэнам, последние никогда не угодничали в ответ. Причина ясна как день, хотя Уорлегганы осознавали ее лишь наполовину. Лорд Фалмут контролировал город и местное самоуправление. Будучи аристократом с бескрайними земельными владениями, он привык к почтительному отношению со стороны таких людей, как Хик и Кардью, включая всех остальных членов городского совета.
Эти люди не осмеливались претендовать на дружбу. Но как же непросто внушить чувство столь же трепетного уважения и поклонения человеку с пятьюстами акрами земли и поместьем, не уступающим по размерам Треготану, огромным домом в Труро и столь солидными долями в банковских, плавильных и шахтерских предприятиях, что его можно было считать богатейшим человеком в целом графстве. И потому лорд Фалмут решил, что одного Уорлеггана в органах управления будет пока достаточно.
И этот успех здесь, где среди старейших семейств царили предрассудки и обособленность, был знаменательным достижением. Для этого Джорджу даже не пришлось использовать свою финансовую власть в Труро. Как же это назначение грело ему душу!
Конечно, он скрыл свою радость от Элизабет и как бы невзначай сказал ей об этом однажды вечером за ужином, добавив, что совершенно забыл упомянуть об этом раньше.
Она ответила:
— О, я рада. Фрэнсис жаловался, что это слишком утомительное занятие, но мне казалось, что он чересчур интересовался делами других людей, чтобы заниматься своими собственными.
Услышав ее тон — такой же спокойный, как и у него, но без притворства, Джордж рассердился. Она говорила так естественно, будто это уже дело решенное. Джонатан стал судьей, когда умер его отец, и в этом не было его заслуг — он просто выполнял рутинную обязанность джентльмена.
— Да, что ж, придется им ладить со мной, когда я здесь. Они должны знать, что мы пробудем в Труро почти всю зиму.
— Ты уже решил, когда мы едем обратно?
— До пятого октября у нас нет светских мероприятий. Я бы предложил конец месяца, если тебя это устроит.
— Я буду рада переменам.
— Почему?
— Почему? — Элизабет подняла голову и посмотрела на мужа. — А почему бы и нет? Погода испортилась и не собирается меняться к лучшему. В прошлом году, когда я носила ребенка, я не могла полностью насладиться жизнью, как нормальный человек. Теперь я жду встречи со своими друзьями и твоими тоже — концерты, игры в карты, балы. Смена обстановки.
Довольный услышанным, Джордж снова склонился над своей тарелкой. С тех пор как они поженились, он всегда чувствовал, что Элизабет с неохотой остается в Тренвите. И он часто задавался вопросом, кроется ли в этом нечто такое, о чем он не знает. Естественно, прежде чем пожениться, он обещал ей жизнь в Кардью, но когда дошло до дела, его отец оказался не готов освободить дом. В своих стараниях убедить жену в том, что брак с ним даст ей всё, чего она хочет, Джордж сделал одно-два преувеличения, и это было одно из них — самое болезненное. Элизабет старалась скрыть свое разочарование, но теперь, когда родился Валентин, это стало еще более очевидным. Джордж всегда подозревал, что это желание уехать из Тренвита на самом деле было желанием уехать подальше от Росса Полдарка.
Только за ужином они оставались наедине. За два года супружества в их отношениях наметились легкие перемены, усугубившиеся с рождением Валентина. Джордж безумно желал только одну женщину в своей жизни и, добившись ее, обрел чувство безмерного удовлетворения. Он обладал Элизабет со всем пылом, доставшимся ему при рождении, и к своей великой радости, обнаружил, что она отвечает ему тем же. Но ему было неведомо, что в этих чувствах скрыта скорее бушующая ярость, чем истинная страсть. Последствия не заставили себя долго ждать: оба вложили больше эмоций, чем требовала их истинная сущность, и их слияние было невероятным опытом для них обоих. Но ранняя беременность Элизабет послужила поводом спуститься с небес, после чего они никогда уже не взмывали так высоко. Джордж по своей натуре был равнодушным и холодным, а Элизабет больше не нужно было ничего доказывать самой себе. Со времени рождения Валентина она не отталкивала его, но и на взаимное влечение это было не похоже — скорее он предлагал, а она соглашалась.
Они оба понимали это. Джордж знал о том, что временно происходит с некоторыми женщинами после того, как они выносили ребенка. Он знал, как это было между ней и Фрэнсисом после рождения Джеффри Чарльза. Его радовало то, что после рождения Валентина этого не происходило. В любом случае в настоящее время Джорджа всё устраивало. Обладание Элизабет было практически полным в любом отношении. Эмоциональные потребности с его стороны были очень малы. А Элизабет была довольна, что взаимоотношения, которых она вряд ли когда-либо желала, угасали.
Однако, несмотря на это охлаждение в физическом плане, в их повседневных отношениях едва ли недоставало дружелюбия. С самых первых дней брака Джордж был рад тому, насколько Элизабет готова отождествлять свои интересы с его личными — даже в своей враждебности к Полдаркам из Нампары. Когда он женился на ней, она предстала перед ним хрупкой и красивой, словно бабочка. Это обострило его инстинкты — не только покровительственные, но и собственнические. Но в то время как физически он считал ее хрупкой и красивой, он обнаружил, что она не обделена умом, здравым смыслом не хуже его собственного, способностью вести хозяйство без его помощи, и интересуется его карьерой, что всегда его удивляло. То, что Элизабет прожила почти два года вдовой и сумела справиться с огромным домом без чьей-либо помощи, без мужчины и без денег, не было случайностью.
В последнее время единственным спорным моментом между ними был как всегда Джеффри Чарльз. Элизабет думала, что он проведет с ними осень в Труро, но Джордж возражал, обосновав это тем, что если мальчик собирается ехать учиться через год или около того, для него будет лучше пожить некоторое время без матери. Оставив его в Тренвите на попечении гувернантки, вместе с бабушкой и дедушкой, они смогут разорвать узы, причинив как можно меньше боли. Сама Элизабет не видела смысла в том, чтобы сейчас разрывать узы — на деле она не видела смысла в том, чтобы сын вообще ехал куда-то учиться, но после многочисленных довольно жестких споров, в которых было больше чувств, чем слов, в конце концов уступила.
И Джеффри Чарльз остался. Тем вечером после ужина Элизабет наткнулась на Морвенну, занятую шитьем в зимней гостиной.
— А, Морвенна, я хотела кое о чем поговорить с тобой. Это правда, что вы ездили на пляж Хендрона?
Девушка отложила шитье. Для этой тонкой работы ей не требовались очки.
— Да. Джеффри Чарльз сказал вам?
— Не нарочно. Я нашла песок у него в кармане и спросила.
— Да, — ответила Морвенна. — Мы были там несколько раз. Это неправильно?
— Не неправильно. Но выходит далеко за рамки того, что я себе представляла.
— Простите. На самом деле это гораздо ближе, чем когда мы ездим в другую сторону. Но если вы не хотите, мы больше туда не поедем.
— Как вы добираетесь? Через Нампару?
— Нет. Судя по вашим словам, я поняла, что вы этого не одобряете. Поэтому мы объезжали вокруг через Марасанвос и песчаные дюны, которые, как мне кажется, принадлежат мистеру Тренеглосу.
— Кейгуин ездит с вами?
— О да. Хотя иногда Джеффри Чарльз хочет погулять пешком, и тогда мы идем одни.
— Он упрямый мальчик. Ты не должна позволять ему брать над собой верх.
— Не думаю, что это так, Элизабет, — улыбнулась Морвенна. — Но он не столько упрямый, сколько умеет убеждать.
Элизабет улыбнулась в ответ и, коснувшись рукояти своей старой прялки, слегка ее покрутила. Уже больше года она не подходила к ней. Морвенна сказала:
— Среди невысоких скал есть святой источник, примерно на полпути вдоль берега. Вы его не видели?
— Не видела.
— Джеффри Чарльз был бы очень рад отвести вас туда, я уверена. А за ним есть несколько совершенно изумительных пещер. Будто попадаешь в огромный монастырь. Только повсюду течет вода. Жутковатый и волшебный вид. Почему бы вам как-нибудь не съездить туда вместе с нами, Элизабет?
Глаза Морвенны сверкнули причудливым блеском, как показалось Элизабет. Возможно, это обман зрения, вызванный свечой.
Она ответила:
