точно отнёсся ко мне безо всякой враждебности. А если так...
Зеленоглазый не договорил и вдруг весь напрягся. Из тишины, нарушаемой только редкими криками ночных птиц, донеслось короткое сердитое фырканье, затем Хастиг негромко заржал.
— Так я и думал! — прошептал Дитрих, и его рука легла на древко дротика.
— Что случилось? — не понял бритт.
— Случилось то, что соглядатай, который, судя по всему, тащится за нами от самого Вала, позволил себе залечь слишком близко. Мой конь учуял его.
Крайк даже привстал со своего места и едва не уронил в огонь вертел, который только что снял с рогатин.
— Ты думаешь, кто-то идёт за нами? Ты это знал и не сказал мне?
— Во-первых, я не был уверен. А во-вторых, тебе бы вряд ли понравилось моё предположение относительно того, кто это может быть.
— Риона? — Бритт помрачнел. — Думаешь, она?
— Ну, а кто ещё? Миновать ворота крепости без особой причины не так легко, мужчина бы вызвал подозрения, и его хотя бы ненадолго, но задержали. А одинокая женщина, которая ездила к родственникам, вызовет удивление, но не опасения.
Крайк выругался, внутренне пожелав, чтобы Зеленоглазый всё же не в совершенстве знал его язык. Потом решительно встал.
— Я положу этому конец!
Но Дитрих схватил товарища за руку, и тому показалось, будто его запястье сдавило железное кольцо.
— И не думай! Только всё испортишь. Сядь, и давай наконец ужинать. Утром во всём разберёмся. Спим мы так и так по очереди, значит, будем считать, что пока ничего не произошло.
Наутро путешественники тщательно обследовали окрестности поляны, обшарили кусты и на расстоянии примерно в четверть стадия обнаружили место, где ночью укрывался неведомый лазутчик. Среди зарослей дрока на двух ветках обнаружились крошечные обрывки ниток — пробираясь сквозь кусты, соглядатай не уберёг свою одежду. В одном месте, там, где кустарник близко подступал к поляне, мох был примят — кто-то сидел здесь, вероятно, довольно долго.
Дитрих обошёл заросли вокруг, внимательно рассматривая землю, особенно там, где мох рос реже.
— Ага! — воскликнул он наконец. — Что и требовалось доказать! Всё-таки женщина, даже самая умная и хитрая, обязательно где-нибудь да ошибётся...
— И где она ошиблась? — Крайк подошёл к товарищу и тоже всмотрелся в едва заметный отпечаток ступни.
— Я бы на её месте сменил обувь, — вздохнул Зеленоглазый. — След-то точно такой, какой остался там, на дорожке, возле вашего с Элием дома. Его оставила одна и та же нога.
К удивлению Дитриха, на этот раз его спутник остался спокоен, даже не нахмурился, получив очевидное подтверждение тому, во что, конечно, не хотел бы верить. Он лишь пожал плечами:
— Ну что же, по крайней мере, в этом наступила ясность. Что, по-твоему, она замышляет, а, Дитрих? Собирается нас убить?
Германец даже присвистнул:
— Я бы о своей сестре такого всё же не подумал! Хотя если б моя сестра связалась с колдунами, для которых человеческое жертвоприношение — обычный ритуал, может, и мне бы пришло в голову... Но лучше так не думать. Да и вообще, это — нелепая мысль. Желай она нас убить, уже попробовала бы это сделать. Здесь ведь она не одна, кругом полно варваров, которым только намекни, что мы — враги друидов! Нет, нет! Она идёт за нами следом, это так, и наши остановки ради охоты до сих пор помогали ей неуклонно нас нагонять. Посмотрим, что будет, когда мы несколько дней проведём в сёдлах. Впрочем, — тут Зеленоглазый нахмурился, — если дорога по каменистому пригорку, по гнилой чаще и по Долине туманов окажется труднопроходимой, возможно, Рионе будет даже легче, чем нам.
На первых порах опасения Дитриха оказались напрасны. Пригорок, идущий от болота на север, оказался длинным узким каменным хребтом, отделявшим лесистую долину от заросшей густым кустарником впадины, вероятно, тоже заболоченной, по крайней мере, судя по количеству комаров и мошкары, тучами вылетавших оттуда, это было именно так. У Зеленоглазого была припасена мазь от этих кровососов, и ею приходилось всё время пользоваться, не то путешествие могло стать непрерывной пыткой. Но сама дорога оказалась легче, чем можно было предположить, — хоть хребет и был узок, однако каменистая почва на нём достаточно затвердела, не рассыпалась и не разъезжалась под копытами, что позволяло ехать достаточно быстро.
По всему было заметно, что люди и в самом деле избегают этих мест: кругом не просматривалось никаких признаков жилья (да и где здесь можно было строить его?). Не заходили сюда даже охотники. Вероятно, бриттов останавливала не дурная слава гнилой чащи и Долины туманов, а почти полное отсутствие здесь крупной дичи. Чего ради соваться в непроходимый лес, а тем паче в болото, кишащее комарами, если, кроме уток, куликов, сов и ворон, тут ничего не подстрелишь? Этакой дичи хватает и в других местах, а какой же охотник будет гоняться за утками, если можно добыть оленя, косулю или кабана?
Крайку и Дитриху, чей путь вдоль хребта занял почти три дня, приходилось стрелять именно уток, а для этого спускаться в сырые заросли и находить небольшие озерца, откуда с утра доносилось кряканье и слышался плеск. Правда, у путников был небольшой запас копчёной кабанины, но они берегли её: кто знает, удастся ли что-нибудь добыть дальше?
— А ведь, похоже, порази меня молния, что здесь мог протопать хоть целый легион, а не то что две когорты, и никто этого не заметил! — воскликнул бритт на третий день их бесконечного пути. — Я даже и не слыхал о том, что в Валенции есть такие дурные места. И понимаю теперь римлян, которые выстроили Вал и плюнули на эту глухомань. Если хотя бы одна двадцатая часть этой территории состоит из таких вот угодий, то можно плюнуть на эти красоты!
— Но ведь вы с Элием тогда, двадцать один год назад, прошли зигзагами всю северную часть Британии! — удивился Дитрих. — Значит, должны были побывать и здесь. А ты говоришь «не слыхал».
Крайк слегка покраснел, как человек, пойманный на каком-то давнем проступке, который до сих пор удавалось скрывать.
— Ну да! — сказал он, справившись со своим смущением и улыбнувшись: — Мы с Элием разработали такой план, который одобрил и его дядя. Решено было, что пройдём всю Валенцию, а если будет нужно, то всю Каледонию зигзагами, от моря
