до моря. По сути, мы так и сделали. Но вот эти места, болото, чащу и Долину туманов пришлось обойти: мы поняли, что просто-напросто не пройдём, а рисковать, казалось, не было причины — раз здесь никто не живёт, то не могло оказаться и нашего орла. Теперь вижу, что мы были не правы.
— Да нет, как раз правы! — воскликнул Зеленоглазый. — В конечном счёте орла-то вы нашли. Скорее всего всё дело в ошибочности карты. Арсений говорил мне, что собирается в конце концов её переделать. По всеобщему убеждению, отсюда до моря всего несколько миль, и в этом промежутке нет ничего и никого, кроме болот и комаров. Но на самом деле дальше начинается огромный береговой выступ, как бы дуга, выдающаяся в море на много миль. И там, за Долиной туманов, располагается земля, которой вы с Элием вообще не видели, которой, возможно, не видели римляне, когда на какое-то время завоевали Валенцию. О той земле мало знают и бритты, живущие за Валом, — слышал, что им внушили: места, мол, опасные, так и не ходите туда, ребята! Думаю, то, что мы ищем, на сей раз именно там. То самое и те самые...
В последний день пути по хребту вновь начался дождь. Небо очень быстро заволокли сперва густо-серые, затем совершенно чёрные тучи. Сплошной плотной массой они укрыли горизонт, обвисли над самой дорогой, местами, казалось, касаясь её, потом упали первые тяжёлые, словно отлитые из металла, капли, и дождь хлынул непрерывным потоком, сразу превратив надёжную почву склона в зыбкую осыпь, покрытую сплошными ручейками, несущими массу камешков и песка. Копыта вязли в этой зыбучей массе, кони спотыкались, храпели, боясь оступиться и скатиться вниз.
— Слезаем! — закричал Дитрих. — Слезаем и ведём их в поводу или останемся без лошадей!
Путники спешились, но в тот же момент небо над их головами озарилось белой вспышкой, раскололось надвое, и вслед за тем оглушительный грохот прокатился над хребтом. Следующий удар его прозвучал громче и страшнее. Длинная огненная змея пронзила землю шагах в сорока от людей. Квито безумно захрапел, рванул на дыбы, едва не опрокинув Крайка. Хастиг дрожал всем телом, оседая на задние ноги, и лишь железная рука хозяина не давала ему последовать примеру гнедого.
— Вниз! — крикнул Дитрих. — Надо спуститься в лес. Молнии попадают в то, что находится выше остального, этому меня давно научили. Вниз!
— Но в дерево тоже может попасть молния! — отозвался Крайк, всеми силами стараясь не показать товарищу охватившего его страха.
Гроза была единственным, чего он боялся, как и большинство людей его племени, видевших в этом непонятном явлении гнев богов. Когда-то в детстве сын вождя иценов увидал, как в одного из его соплеменников попала молния. Человек сгорел за несколько мгновений — его тело упало на землю совершенно чёрным, и все, кто это видел, завопили и завыли от ужаса. Впоследствии Элий много рассказывал своему другу о том, что римляне научились отводить грозовые разряды от своих жилищ, и постепенно детский страх почти исчез в душе Крайка. Однако здесь, посреди безлюдных, непригодных даже для жизни варваров мест, на оголённом каменистом хребте, неистовая сила грозы казалась чудовищной. Представлялось, ничто живое не уцелеет среди этого грохота и разрывающих небо молний.
Возможно, на какой-то миг трепет проник и в сердце Дитриха Зеленоглазого.
— Господи, спаси и сохрани нас, грешных! — крикнул он.
И тотчас вновь стал самим собою.
— Вниз, Крайк, вниз! Да, молнии попадают в деревья, но дерево загорается сверху, и мы успеем, если что, от него уйти. А здесь эта красота небесная попадёт именно в нас!
Осторожно ступая на покрытом водой скате, крепко держа коней в поводу, путники шаг за шагом одолели спуск и углубились в непролазную чащу. Если темно было наверху, то здесь царил полный мрак. Лишь при вспышках молний всё кругом озарялось нереальным лиловым заревом, на фоне которого, как тени злобных духов, чернели силуэты растрёпанных ветром деревьев.
Во время одной из таких вспышек Дитрих выбрал росшую вблизи пригорка сосну. Наверное, когда-то её уже поразила молния: ствол был вдвое короче, чем у обычного взрослого дерева, сверху криво изогнут, а ветви располагались не шатром во все стороны, а веером, вытянутым куда-то вбок.
— Сюда! Это дерево ниже остальных, и ветви его ближе к земле. Они нас хоть немного укроют от дождя.
— Да чего уж там укрывать! — сердито бросил бритт. — Меня уже можно выжать, как тряпку.
— И меня тоже. Нет, нет, не стой вплотную к стволу. Если сюда всё же угодит молния, её сила пройдёт именно по стволу. И коня не привязывай — он ведь тоже должен успеть, в случае надобности, быстро отсюда выскочить.
Гроза продолжалась не менее двух часов. Гром ухал то чуть дальше, то ближе, то прямо над головами путников, молнии вспыхивали ломаными зигзагами, казалось, норовя ударить именно в то место, где находились люди, но всякий раз попадая мимо.
— Ты сейчас молишься своему Богу? — спросил Крайк, когда очередной раскат смолк.
— Молюсь, — кивнул Дитрих. — Так как-то спокойнее. В моей жизни уже бывали такие грозы, в таких же безлюдных местах, но тогда у меня ещё не было моего Бога, и, знаешь, было страшновато.
— А сейчас?
— Сейчас нет.
Бритт дождался новой вспышки, чтобы пристально посмотреть в лицо товарищу, стоявшему с ним плечо в плечо. Нет, Зеленоглазый не лукавит — ему действительно не страшно.
— Как зовут твоего Бога?
— Иисус. Иисус Христос.
— И Он действительно умер и воскрес? Ты в это веришь?
Дитрих засмеялся:
— Как же можно не верить в то, что видели очень многие люди? Но я даже и не потому в Него верю.
— Почему же?
— Потому что один раз в жизни видел, как в Лугдуне [31] на арену цирка выпустили волков, их было шестнадцать. А потом выгнали туда же людей, это были двое мужчин, четверо женщин, три девчонки лет по десять-двенадцать и двое совсем маленьких детишек, мальчиков лет пяти и лет трёх. Уж не помню, какое там бредовое обвинение против них выдвинули — это было одно из последних крупных нападений власти на христиан. Я тогда просто не мог себе поверить: звери рычали, бросались на людей, а те просто стояли и молились. Впрочем, один из мужчин попытался защитить женщину и ребёнка: он голыми руками свернул шею
