меня привели в цирк Фламиния, чтобы мы несли перед зрителями царскую добычу и дары Юпитеру Феретрию. При виде всех этих сокровищ, которые римляне навезли из Нумидии, я невольно подумал о бедных пиратах. Они, постоянно рискуя жизнью, носятся по морям из-за добычи, которой им едва хватает, чтобы обеспечить старость…
– А уж проклинают-то нас куда более бранными словами, чем этих великолепных грабителей и убийц, стирающих с лица земли целые города и царства! – подхватил Марций Монтан, сосед Веллея.
– И вот что странно! В Рим стекаются богатства почти со всего света, а из четырехсот тысяч римских граждан подавляющее большинство живет в позорной нужде, – заметил однорукий Септимий.
– Так им всем и надо! – с ненавистью вскричал Субрий Флав, стукнув кулаком по столу. – Бедный Гай Гракх в день своей гибели умолял Диану Авентинскую, чтобы она наказала римский народ вечным рабством. Он этого вполне заслуживает.
– Что же касается нас, тех, кто не предал своего вождя, то лучше уж нам доживать свой век в звании пиратов, чем пресмыкаться перед олигархами и оптиматами, – добавил Марций Монтан.
– Давайте же выпьем за тех, кто не склонился перед ударами судьбы и мужественно встретил выпавшие на его долю опасности и невзгоды! – подняв свой кубок, предложил Гераклеон.
Мемнон, хорошо знавший характер и нравы обитателей виллы, неизменно превращавших любое застолье в безудержную оргию, после второй выпитой чаши сказал, что день на исходе, а ему хотелось бы познакомить Ювентину с усадьбой и ее окрестностями.
Мемнон и Ювентина вышли из-за стола и направились к главным воротам усадьбы, обращенным в сторону Этны.
От усадьбы Мемнон повел подругу по едва заметной тропинке мимо густых зарослей виноградника. Вскоре они поднялись на вершину небольшого холма с округлой вершиной, и Ювентина получила возможность окинуть взглядом окрестности до самой Этны.
Ближе к подножию горы видны были разбросанные там и сям небольшие деревеньки и виллы, окруженные темной зеленью рощ. Чуть выше пологие склоны прорезались неглубокими ущельями, поросшими соснами и каштанами. А дальше громоздились причудливые серые скалы из вулканических пеплов, туфов и застывшие лавовые потоки. Там, среди камней и скальных обломков, торчали лишь редкие кустарники.
Долина, где находилась вилла Геренния, была образована двумя древними потоками лавы во время одного из самых мощных извержений Этны. В самой глубине ее пышно зеленели виноградники, рядом с ними была небольшая оливковая роща. На прогреваемых солнцем склонах росли смоковницы, сладкие плоды которых часто назывались винными ягодами, так как они использовались для лучшего брожения вина.
Поселок рабов находился почти у самой дороги, где собственно и заканчивалось владение Геренния.
Прямо напротив виллы по обочинам дороги, тянувшейся вдоль морского побережья, густо зеленели кустарники, и среди них высокая пиния одиноко возносила к небу свою вершину. Немного севернее начиналась густая каштановая роща, далеко простиравшаяся в сторону города Абрикса, о котором Мемнон сказал, что он отстоит от Катаны примерно на восемь миль и что до него от усадьбы Геренния немного дальше, чем до Катаны.
– Куда мы идем? – поинтересовалась Ювентина, когда они подошли к обрывистому берегу моря.
– Увидишь сама, – с таинственным видом ответил Мемнон.
– Чтобы я совсем не сгорела от любопытства и палящего зноя, давай сначала искупаемся, – предложила она.
– С удовольствием.
Они спустились к морю и, сняв сандалии и туники, бросились в воду.
Уже на глубине Мемнон, поймав Ювентину за талию и прижав к себе, прошептал:
– Хочу тебя.
– Да, да, милый, мы так истосковались друг без друга, – отвечала она, ласково улыбаясь ему.
Она вдруг выскользнула из его рук и исчезла под водой. Вынырнула она довольно далеко от него и, отдышавшись, весело крикнула:
– Догоняй!
– Ну, погоди, плутовка!
Отличный пловец, он быстро нагнал ее и снова обхватил руками молодое упругое тело.
– Теперь не уйдешь!
Она поцеловала его. Большие серые глаза ее сияли счастьем.
Мемнон ответил ей таким долгим поцелуем, что они с головой погрузились в воду.
Когда они вынырнули и перевели дух, он сказал:
– А сейчас я приоткрою тебе завесу одной тайны… Я поведу тебя в одно потаенное место. Это пещера, крипта 53, как ее называют пираты… И еще она называется «пещерой циклопов»…
– «Пещерой циклопов»? Ну, конечно! Поблизости от бухты Улисса непременно должно находиться жилище одноглазого Полифема.
– Нет, эта пещера образовалась не так давно… во время одного из сильных извержений Этны. Очень немногие знают о ее существовании. Там сейчас очень уютно… сама увидишь, – нежно прошептал он.
Ювентина оглянулась на берег.
– Как далеко мы заплыли! – испуганно закричала она.
– Это течение относит нас в море! – озабоченно сказал Мемнон. – Немедленно возвращаемся.
Этот далекий заплыв был рискованным для Ювентины. Она явно переоценила свои силы и умение плавать, еще не научившись как следует отдыхать на воде.
Последний стадий она преодолела с трудом, но от помощи Мемнона гордо отказывалась.
Выбравшись на берег, они отдышались, потом оделись, обулись, и Мемнон повел Ювентину к обрыву, с которого свисала гигантская темно-коричневая глыба – один из рукавов древней лавы. Эта окаменевшая лава свидетельствовала о том, что когда-то произошло особенно сильное извержение Этны, и огромные лавовые потоки разлились от нее на большие расстояния. Один из них в последнем злобном усилии дополз сюда, да так и застыл в тридцати шагах от моря.
Под этой глыбой зиял вход в пещеру.
– Иди за мной, – сказал Мемнон и, пригнувшись, вошел в пещеру.
Сначала они шли по темному извилистому проходу. Ювентина продвигалась за Мемноном, осторожно ощупывая руками шершавые стены.
Несколько шагов они сделали почти в полной темноте, потом стало светлее, и вскоре они очутились в просторной и достаточно хорошо освещенной пещере с высокими сводами. Свет проникал в нее сквозь небольшие круглые отверстия, пробитые в отвесной стене пещеры со стороны моря. Сквозь эти отверстия можно было увидеть кромку песчаного берега с набегавшими на него пенистыми волнами. Сама стена была образована застывшими потеками лавы.
– О, боги! Сколько же здесь добра! – воскликнула Ювентина, с изумлением оглядываясь вокруг.
Пещера почти сплошь была завалена дорогими коврами, серебряной и бронзовой посудой. За грудами ковров, чаш, гидрий, ковшей и блюд виднелись окованные бронзой сундуки, в которых обычно морские торговцы хранили дорогие ткани и готовое платье. Здесь же стояли бронзовые дельфийские треножники и несколько десятков запечатанных амфор с вином. Но особенно много было ковров, среди которых были очень дорогие златотканые ковры, называемые атталиками.
– Эту пещеру обнаружил один из рабов Геренния несколько лет назад, – пояснил Мемнон. – С тех пор пираты, по совету Геренния, многое из своей добычи временно оставляют здесь. Ну, а Геренний постепенно сбывает этот товар в городах по всему восточному побережью, получая хорошие проценты с продаж.
Мемнон снял с себя перевязь с мечом и положил оружие на стоявший поблизости сундук. Потом он схватил один из свернутых ковров и расстелил его на песчаном полу.
Это был большой толстый ковер чудесной работы. Цветы и плоды на нем были вытканы с таким искусством, что обманули бы и пчелу.
– Иди ко мне! – сказал он, с грубоватым нетерпением притянув Ювентину к себе.
Он стал торопливо развязывать тесемки туники на ее плечах, но она, опасаясь, как бы ее возлюбленный в пылу страсти не оборвал их, прошептала:
– Я сама, дорогой мой.
И, высвободившись из его объятий, сняла тунику через голову…
С наступлением темноты в пещере стало прохладнее, но влюбленные долго этого не замечали. Целовались, иногда вспоминали о былом, о погибших друзьях и о тех, кого считали погибшими, – о Сатире, Астианаксе, Багиене, Думнориге…
Ближе к полуночи Мемнон, разыскав где-то огниво, кремень и сухой трут, высек огонь и зажег лампы на нескольких канделябрах, укрепленных на стенах пещеры. Крипта озарилась ярким светом. Мемнон, откинув крышку одного из сундуков, достал из него два больших цветастых покрывала. В одно из них он закутал Ювентину, в другое
