Хродгейр прищурился, прикрыл от солнца глаза ладонью.
– Вроде бы следы на склоне. А может, просто камень скатился…
– Просто так камни на Оркнеях не катятся, – отрезал Халли. – Зверья крупного нет и в помине, а люди обычно здесь не шатаются. Местные хорошо помнят легенду о йотуне и без нужды к Кольцу не прибредут.
– Нам туда, – упрямо повторила Мария.
Черный Скальд кивнул.
– Добро, дроттинг. Раз надо, значит, надо. Пойдем. Но пойдем с опаской. Глядеть будем в оба.
Выглядел он смущенно и даже чуть виновато, и Вратко понял, что боится Хродгейр не за себя, а за Марию. Уж если скальд полез в жилище полусумасшедшей старухи, от которой ничего, кроме сглаза или черного проклятия и ожидать не мог, да и когда понял, что ночью их посещал оживший мертвец, не струсил, а ушел с достоинством, то здесь, при свете солнца да в окружении четырех самых лучших бойцов из своей дружины, он не побоялся бы полудюжины незнакомых всадников. Но на нем лежал груз ответственности. Не приведи Господь, что-то случится с дочерью Харальда Сурового… Тут страшен даже не конунгов гнев, а позор – вот, скажут, не усмотрел, не уберег, полез на рожон.
Желая предостеречь товарищей, словен сказал то, что вертелось на языке с недавнего времени:
– Эти, что впереди нас, тоже туда направились.
Брякнул, не подумав, и тут же пожалел.
Хродгейр, и без того напряженный и сердитый, еще больше посуровел. Казалось, была бы возможность, отрастил бы себе глаза еще и на затылке.
– Умеешь обнадежить, Подарочек Ньёрда! – усмехнулся исландец. – Чего еще веселого поведаешь?
– Ничего… – насупился Вратко. Буркнул, глядя в землю: – Мне оружие дайте.
Конечно, добрый нож, висевший у него на поясе, тоже мог считаться оружием. Да в ремесленном конце Новгорода и считался бы за милую душу. Но, если враги нападут и будет настоящий бой, хотелось бы иметь в руках что-нибудь подлиннее и потяжелее.
– Не порежешься? – состроил зверскую рожу Халли.
– Не должен, – ответил за ученика Хродгейр. Но меча все-таки не дал. Вытащил из-за пояса и сунул в руки словена кистень. – Сумеешь сам себе лоб не расшибить?
– Сумею! – Парень даже обиделся слегка. Эка невидаль! Кистень!
Он засунул оружие за ремешок, подпоясывающий куртку, и сразу стал чувствовать себя уверенней.
– Поехали?
Хродгейр кивнул и забрался на коня.
– Глядеть в оба! – окликнул он воинов.
Но те и без его приказов старались изо всех сил. Когда еще та война, а тут под самым носом – случай отличиться. Если не славу добыть, то хоть доказать лишний раз, что не зря ратным делом кормятся.
Лошади шли шагом.
Как-то так получилось, что Вратко и Мария Харальдовна оказались в окружении воинов: Хродгейр и Халли впереди, Олаф с Асмундом справа, а Рагнар и Бёдвар – слева. Быть под защитой словену не хотелось. Он изо всех сил разворачивал плечи, силясь показаться опытным бойцом, и поглаживал рукоять кистеня.
– Ты чувствуешь что-нибудь? – вдруг огорошила его вопросом в лоб королевна.
– Н-нет, – с перепугу заикнулся новгородец. – А чего бы мне чувствовать что-то?
– Ты же ворлок. – Серые глаза Харальдовны смотрели в упор. Она не смеялась, не подначивала. Просто сообщала общеизвестную истину.
– Я – не ворлок. И не колдун. И не чароплет, – отчеканил Вратко.
– Но ты же прогнал накилеви. Не побоялся. И строки сложил к месту и вовремя.
– Накилеви прогнал солнечный свет.
– Возможно. Тогда твоя виса разогнала туман. Называй как хочешь, но жизни воинов со «Слейпнира» и «Жрущего ветер» ты спас. Наши это поняли. Датчане нет.
– Я не колдовал, – повторил Вратко, в глубине души сознавая, что и сам себе не верит. Он вкладывал в стих, в каждую строчку, каждое слово частицу самого себя, стремясь выразить волю. Другой вопрос – можно ли считать это колдовством? Ведь он не резал руны, не приносил в жертву старым богам черного петуха, не рисовал знаки на песке, не сочинял заклинания… Нет, заклинания он как раз сочинял. Ту самую вису, после которой лопнул туман. Значит, все-таки колдовал? Или нет? Вконец запутавшись в собственных мыслях, парень опустил голову. Промолвил, будто цепляясь за последнюю соломинку: – Был суд. Меня признали невиновным.
– Отец признал тебя невиновным в злом умысле. А потому оправдал, – слишком жестко для женщины проговорила Мария. – К тому же он неравнодушен к скальдам. Сам сочинял висы в молодости… Ты слышал его висы?
– «Рыжая и ражая рысь морская рыскала»?..
– Точно!
– Хорошие. Красивые…
– Еще бы! Сам Харальд Сигурдассон слагал! Вот потому-то он за скальдов горой стоит. Я с самого начала поняла: что бы там Точильный Камень ни плел, а вас с Хродгейром оправдают.
– То есть ты считаешь, нас несправедливо оправдали? – обиделся Вратко. – Мы что, по-твоему, виновны на самом деле? – Он и сам не заметил, что разговаривает с королевной на равных, как с соседской девчонкой. А она нисколечко не зазнается. Отвечает ему, словно век прожила не в конунговых палатах, а в новгородских кривых улочках или в усадьбе на берегу Северного моря.
– С тебя сняли обвинение в злом умысле. А если человек использовал немножечко колдовского умения, чтобы спасти свою жизнь и жизни своих друзей, что ж тут плохого?
– Ну да… – кивнул новгородец. Ей пальца в рот не клади. Пожалуй, из дочери норвежского конунга мог бы выйти законник, каких поискать. Можно сказать, повезет тому, кого она будет защищать в суде. И очень не повезет обвиняемому.
– Так чувствуешь что-то или нет? – И с выбранного направления ее не сбить, не заморочить.
– Ничего не чувствую. Есть хочется разве что… – попытался отшутиться Вратко.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– А я чувствую. Мы все время верной дорогой шли. И теперь, чем ближе к тому холму… Только раньше оно меня просто манило, а теперь… Как бы правильно описать? Оно меня теперь просит прийти скорее, умоляет. Ему страшно.
– Страшно? Кому? Я думал, оно неживое…
– И я так думала.
Мария замолчала, погрузившись в свои мысли и чувства.
Вратко смотрел под ноги коня. Следы неизвестных всадников в том же направлении, в каком двигались и они. Кто бы это мог быть? Неужели в войске Харальда завелись предатели, замышляющие недоброе? К сожалению, завистников или просто недругов у всех правителей хватает. А уж у норвежского конунга, прозванного Суровым, их должно быть в достатке. Если правда то, что люди о нем говорят, Харальд ни с кем не заигрывал, не пытался обласкать либо улестить. Наверняка кто-то из ярлов или херсиров затаил обиду и ищет удобного случая поквитаться. Но кто знал, что они едут сюда? Кто знал подробности видения конунговой дочери? Кроме них с Хродгейром и Халли Челнока только ярл Торфинн и епископ Бирсейский. Насколько им можно доверять, Вратко не знал. Но почему-то боевой ярл внушал ему больше уважения, чем священник, в свите которого словен обнаружил давнего недруга. Вообще, служителей римской церкви он с некоторых пор не любил и готов был им приписывать самые черные мысли и побуждения.
Поделиться размышлениями с Хродгейром?
Парень поежился. Доказательств-то никаких. Скальд может запросто сказать, что новгородцем движет обычная вражда и желание отомстить отцу Бернару. Чего доброго, на смех подымут. У них, урманов, это запросто. Любят позубоскалить, надо и не надо. Уж лучше держать подозрения при себе.
Что ж, так он и поступит. Никому ничего не расскажет, но будет начеку. А там поглядим, кого винить в предательстве.
Холм приближался. Теперь уже не только Хродгейр, чье зрение позволяло разглядеть рисунок паруса у идущего почти перед окоемом корабля, но и новгородец увидел, что пятнистый склон изрыт, будто целая свора собак искала припрятанные загодя кости.
Черный Скальд обернулся, поднял руку.
Его спутники поняли знак и натянули поводья.
– Не торопитесь! – негромко приказал Хродгейр. – Сперва поглядим.
Он перебросил ногу через холку с коня и соскользнул на землю. Исландец последовал за ним.
Медленно ступая, внимательно поглядывая по сторонам и держа ладони вблизи оружия, они пошли к склону. Хродгейр наклонился над черным провалом, уходившим в толщу холма. Прислушался. Кажется, даже принюхался.
– Вроде бы никого…
Королевна будто ждала его слов, спрыгнула с коня, отдавая повод Рагнару, и кинулась к дыре. Халли Челнок мягко, но настойчиво перехватил ее по пути.
– Не пущу!
– Мне туда надо! – попыталась вырваться Мария, но тщетно.
– Нет, Харальдсдоттир, не пущу! Случится что – как я перед конунгом оправдаюсь?
– Пусти, я приказываю! – Девушка топнула ножкой, сводя брови точь-в-точь как ее отец.
– И не приказывай, и не проси! – стоял на своем скальд.
– Извини, Харальдсдоттир, – поддержал его Хродгейр. – Вначале мы все проверим. Вратко!
– Я уже смотрю, – ответил новгородец. Он и правда внимательно изучал следы.
Первоначальный вывод подтвердился – в десятке саженей от лаза долгое время стояли шестеро коней. Скорее всего, стреноженные, поскольку привязывать лошадь на Оркнеях не к чему. Люди – полдюжины крепких телом, судя по величине и глубине отпечатков их сапог, – бродили вокруг. Что-то искали. Если нору, то нашли. Потом они полезли внутрь. Хвала всем богам, не пропали. Выбрались обратно, но трудно сказать – несли что-либо или налегке шли. Прочь они уходили верхом, но другой дорогой. Почему? Наверное, боялись попасться на глаза тем, кто шел следом. Мог ли кто-то остаться в дыре? Мог.
