Ознакомительная версия.
— Какая вы красивая, Дженни, — шепнул он. — Такая красота бывает только в сказке.
Проходя впереди него в гостиную, она усмехнулась, довольная. Нельзя отрицать, что Дэвид гораздо лучше, чем Джо, умеет говорить комплименты. Но подарок он принёс ей ужасно нелепый: не шоколад, ни конфеты, даже не духи, ничего полезного, только букет желтофиоли, даже не букет, а просто пучок, какие продаются на лотках не дороже, чем по два пенса. Ну да ничего, сейчас она не будет обращать на это внимание. Она сказала с улыбкой:
— Я так рада вас видеть, Дэвид, право. И какие красивые цветы!
— Они самые обыкновенные, но они прелестны, Дженни. И вы — также. Смотрите, лепестки такие же нежно-матовые, как ваши глаза.
Дженни не знала, что сказать. Такого рода разговор ставил её в тупик. Она подумала, что виноваты книги, которых Дэвид начитался за последние три года, — «стихи и всё такое». В другое время она ответила бы, как полагается особе хорошо воспитанной: — «о, я так люблю возиться с цветами», — и суетливо убежала бы с букетом. Но сегодня ей не хотелось уходить от Дэвида. Следовало остаться с ним. С цветами в руках она церемонно присела на кушетку. Дэвид сел рядом, посмеиваясь над строгой чопорностью их позы.
— Мы сидим как будто перед фотографом.
— Что? — она недоумевающе посмотрела на него, окончательно рассмешив этим Дэвида.
— Знаете, Дженни, — сказал он. — Никогда ещё я не встречал такой… такой удивительной невинности, как у вас. Вы — как Франческа… «когда её, ещё всю в росе, привезли из монастыря». Это написал один человек, которого звали Стивен Филлипс.
Глаза Дженни были опущены. Серое платье, бледное, нежное лицо и сжимавшие цветы неподвижные руки придавали ей странное сходство с монахиней. После слов Дэвида она сидела все так же тихо, не понимая, что он хотел ими сказать. «Невинна»? Неужели он способен… Неужели это насмешка? Нет, конечно, нет, он слишком для этого влюблён. Наконец она сказала:
— Не надо смеяться надо мной. Последние дни я не очень хорошо себя чувствую.
— О, Дженни! — Дэвид сразу встревожился. — А что с вами?
Она вздохнула и принялась теребить стебелёк цветка из букета.
— Здесь все против меня, все… потом были неприятности с Джо… Он уехал.
— Как, Джо уехал?
Она утвердительно кивнула головой.
— Но отчего, скажите на милость? Отчего?
Она промолчала, продолжая с трогательным смущением теребить цветок, потом сказала:
— Он ревновал… не хотел оставаться у нас оттого, что… ну, если уже вы непременно хотите знать, оттого, что вы мне больше нравитесь, чем он.
— Да что вы, Дженни, — возразил Дэвид смущённо. — Ведь Джо мне говорил… так вы думаете… вы уверены, что Джо всё же был влюблён в вас?
— Давайте не будем об этом говорить, — ответила Дженни, слегка вздрогнув. — Я не хочу говорить об этом. Я от всех только об одном и слышу… Меня бранят за то, что я не выносила Джо… — Она неожиданно подняла глаза на Дэвида. — Сердцу не прикажешь, правда, Дэвид?
Послышавшийся ему в этих словах намёк заставил сердце Дэвида забиться мгновенным дивным восторгом. Она предпочитает его! Она назвала его «Дэвид»! Глядя ей в глаза, как в тот вечер первой встречи, он забыл обо всём на свете, помнил только, что любит её, стремится к ней всей душой. В мире есть одна только Дженни. И никогда не будет никого другого. Уже в одном её имени «Дженни» крылось волшебное очарование: песня жаворонка, раскрывающийся цветок, красота и свежесть, музыка и благоухание. Он желал её со всей страстностью своей молодой и голодной души. Он наклонился к ней, и Дженни не отодвинулась.
— Дженни, — пробормотал он с бьющимся сердцем. — Так я вам нравлюсь?
— Да, Дэвид.
— Дженни… Я знал с самого начала, что так будет… Вы любите меня, Дженни?
Дженни ответила коротким, нервным кивком.
Он обнял её. Ничто в жизни не могло сравниться с упоением этого поцелуя. Он поцеловал её робко, почти благоговейно. Весь трагизм юношеской любви, вся её неискушённость сказались в нежной неумелости этого объятия. Это был самый необычайный поцелуй из всех, которыми когда-либо целовали Дженни. И от необычайности этого поцелуя слеза задрожала на её реснице, скатилась по щеке, за ней другая, третья.
— Дженни… ты плачешь? Так ты не любишь меня? Дорогая, скажи, что тебя огорчает?
— Я люблю тебя, Дэвид, люблю, — зашептала Дженни. — Никого у меня нет, кроме тебя. Я хочу, чтобы ты всегда меня любил. Хочу, чтобы ты взял меня отсюда. Я здесь все ненавижу. Ненавижу. Они относятся ко мне отвратительно. И надоело мне до смерти работать в мастерской. Ни одной минуты не буду больше этого терпеть. Я хочу уйти с тобой, подальше отсюда. Хочу, чтобы мы поженились и были счастливы и… и… все такое…
Волнение в её голосе довело Дэвида чуть не до экстаза.
— Я тебя возьму отсюда, Дженни, как только смогу. Как только сдам экзамен и получу место.
Она разразилась слезами.
— О Дэвид, да ведь это пройдёт целый год! И ты будешь в Дерхэме, в университете, а я здесь. Ты меня забудешь. Я не могу так долго ждать. Мне тошно здесь, говорю тебе. А ты не мог бы сейчас поступить на службу?
Она горько плакала, сама не зная, отчего.
Эти слезы ужасно расстроили Дэвида. Он видел, что Дженни переутомлена и сильно взвинчена; но каждое её всхлипывание отзывалось в нём ранящей болью.
Он стал её утешать, гладил голову, склонённую к нему на плечо.
— Не так уж это долго, Дженни. И не горюй, милая, всё уладится. В крайнем случае я мог бы, пожалуй, и теперь уже получить место. Я уже вполне подготовлен к преподаванию, понимаешь? Я сдал экзамены на бакалавра литературы, для этого достаточно двух лет ученья в Бедлее. Конечно, это ничего не стоит в сравнении с степенью бакалавра филологических наук, но в конце концов, если нужда заставит, я мог бы взять место учителя.
— Правда, Дэвид? — В налитых слезами глазах Дженни была мольба. — О, постарайся! Но как бы ты мог это сделать?
— А вот как… — Он все гладил Дженни по голове и успокаивал её. Только безумие любви могло заставить его продолжать:
— Я написал бы одному человеку из нашего города, который пользуется некоторым влиянием. Его фамилия Баррас. Он может устроить меня куда-нибудь. Но, понимаешь ли…
— Понимаю, Дэвид, — стремительно перебила Дженни, — отлично знаю, что ты хетел сказать. Тебе нужно добиться степени бакалавра. Но почему бы не сделать этого потом? О Дэвид, ты только представь себе: мы с тобой вдвоём в уютном домике. Ты работаешь по вечерам, разложив на столе все свои большущие серьёзные книги, а я сижу рядом. Не так уже трудно будет тебе давать днём уроки в школе. А заниматься ты можешь вволю по вечерам. Разве не чудесно было бы? Подумай, Дэвид, как чудесно!
Нарисованная Дженни сантиментальная картина вызвала у него насмешливую нежность. Он покровительственно посмотрел на девушку.
— Но, видишь ли, Дженни, нам следует быть практичными.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
— Дэвид, Дэвид, не говори больше ничего. Я так рада, не надо портить мне эту радость. — Она со смехом вскочила. — Теперь слушай. Мы сегодня сделаем отличную прогулку. Пойдём в Эдсмонд-Дин, там так красиво; мне так нравятся деревья и та живописная старая мельница, помнишь? И мы там поговорим, обсудим все, каждую мелочь. В конце концов не мешает тебе сразу написать этому господину мистеру Баррасу… — Она замолчала, чаруя Дэвида своими красивыми глазами, блестевшими от непролитых слёз. Она торопливо поцеловала его и убежала одеваться.
Дэвид стоял и улыбался, радостно взволнованный, восторженный и, пожалуй, немножко смущённый. Но всё казалось пустяками по сравнению с тем фактом, что Дженни любит его. Его, Дэвида, любит Дженни! И он её любит. Он был полон нежности, горячей, веры в будущее. Дженни будет ждать, разумеется, будет ждать… ведь ему только двадцать два года… он должен получить степень бакалавра, она поймёт это потом. В то время как он, поджидая Дженни, размышлял об этом, дверь распахнулась и вошла Салли. Увидев его, она вдруг круто остановилась.
— Я не знала, что вы здесь, — сказала она, нахмурив брови. — Я пришла только взять ноты.
Её хмурое лицо тучей врезалось в ясное небо его счастья. Салли всегда разговаривала с ним как-то странно, отрывисто, язвительно, с упорной неприязнью. Чувствовалось тайное недовольство им, инстинктивное желание задеть его побольнее. И Дэвиду вдруг захотелось наладить хорошие отношения с Салли теперь, когда он так счастлив, когда он женится на её сестре. Повинуясь этому внезапному побуждению, он сказал:
— Почему вы так смотрите на меня, Салли? Я вам противен?
Девочка спокойно посмотрела ему в глаза. На ней было старое синее платье, в котором она в прошлом году ходила в школу. Волосы её сильно растрепались.
— Вы мне не противны, — сказала она, на этот раз без тени своей обычной недетской заносчивости.
Дэвид видел, что она говорит правду. Он улыбнулся.
Ознакомительная версия.
