Сегодня великой чести быть причесанной им удостоились лишь сама графиня, Жанна и баронесса, но и это был адский труд даже для такого мастера.
Обиходив за четыре часа почтенных дам, мессир Марчелло приступил, наконец, к сотворению на голове Жанны своего знаменитого шедевра – прически «Флорентийский каскад».
* * *
Отряд камеристок и горничных напряженно замер в ожидании приказаний мастера. Жанна надменно застыла в кресле перед венецианским зеркалом. В другом углу, в таком же кресле перед зеркалом рамой попроще сидела Рене де Ришар. Ее должна была причесывать, глядя на работу итальянца, Бенедикт – наиболее искусная камеристка Жанны.
Мессир Марчелло приготовил гребни и зажимы, проверил щипцы для завивки, пробормотал коротенькую молитву и с воздетыми руками начал подступать к креслу…
… Но торжественный момент внезапно нарушил громкий стон: Бенедикт, резко побледнев, схватилась за живот, а затем бросилась вон из комнаты, зажимая рот руками. Выбежавшая вслед за ней горничная через несколько минут вернулась и сообщила, что у Бенедикт расстройство живота и вернуться к своим обязанностям она не сможет.
Все взоры невольно устремились на бедную Рене. Она сидела по-прежнему прямо и неподвижно, не шевельнув ни одним мускулом лица, но всем было ясно, что итальянец не успеет до представления причесать и её, а значит…
– Не волнуйтесь, моя дорогая, – мелодичным голосом произнесла Жанна. – Жаккетта! Займи место Бенедикт. Приступайте, мессир Марчелло!
Надо заметить, что Жанна не испытывала никаких угрызений совести. Наоборот, она была в полном восторге, что представилась возможность, да еще такая прекрасная, припереть ненавистную коротышку к стенке. Когда Жаккетта изуродует головку Рене де Ришар, ее хорошенько высекут на заднем дворе. А бедняжка Рене… Да какая, в сущности, разница, как она будет причесана? Сегодня, всю неделю и всегда королевой общества, чтобы там себе другие не воображали, будет она, Жанна.
Страсти понемногу улеглись и мессир Марчелло смог приступить к делу.
Это было похоже на колдовство: руки мастера летали, укладывая прядь за прядью, плетя жгуты и косы, втыкая шпильки с жемчужными головками. Камеристки и горничные, как поднятые ветром листья, сновали вокруг кресла, подавая все необходимое.
Два часа пролетели, как один миг.
Наконец итальянец в последний раз придирчиво осмотрел творение своих рук, снял с Жанны защитную накидку, отступил в сторону, церемонно поклонился и скромно застыл в ожидании похвал.
Общий вздох восхищения пронесся по комнате. В этот раз мессир Марчелло превзошел самого себя.
В темно-лазоревом платье, расшитом золотой нитью ажурными завитками, с жемчужным ожерельем, на котором висел крохотный, но массивный крестик, увенчанная короной из белокуро-золотистых кос и жгутов Жанна выглядела просто по-королевски. Она удовлетворенно смотрела в зеркало, величественно принимая всеобщие восторги. Мессир Марчелло с невозмутимым видом укладывал в футляры инструменты.
Когда первая волна восхищения схлынула, все повернулись в сторону Рене и Жаккетты, предвкушая не менее интересный скандал.
Жаккетта не то напевала, не то что-то бубнила себе под нос и тоже наносила последние штрихи на созданный ею шедевр. Ее спина полностью загораживала от присутствующих голову Рене. Зрелище было очень комичным и Жанна снисходительно – холодно улыбнулась. Стоящие за ее креслом камеристки, уловив реакцию хозяйки, дружно прыснули со смеха.
Не обращая на них никакого внимания, Жаккетта на минуту задумалась, почесала затылок и решительным движением воткнула в макушку жертвы последнюю шпильку. Затем, подражая итальянцу, сняла с Рене накидку и отступила в сторону, изобразив свой немыслимый реверанс.
Бледная Рене де Ришар сидела в кресле, закрыв глаза. Очевидно, она зажмурилась с самого начала и все это время с трудом сдерживала слезы. Но к великому удивлению присутствующих, работа Жаккетты была ничуть не хуже, чем прическа Жанны. Более того, «Флорентийский каскад» придал чертам Рене обворожительную миловидность, подчеркнув природное изящество лица.
Пока девушки, раскрыв рты, рассматривали это чудо, мессир Марчелло разразился восхищенной тирадой на родном языке. (У понимавшей итальянский Жанны покраснели уши, так щедро мастер снабдил свою речь отборной моряцкой руганью.)
В этот миг судьба Жаккетты круто перевернулась. Быстро соображающая Жанна сразу поняла, какая жемчужина отыскалась среди деревенского навоза. Итальянец подучит девчонку своим премудростям и она не уступит лучшим мастерам. Редкая удача!
В этот момент в комнату величаво вплыли мадам Изабелла и баронесса де Шатонуар. Они уже успели начерно обсудить последние сплетни и теперь зашли за девушками, чтобы всем вместе идти в зал.
Баронесса долго жила в Северной Италии и очень хорошо поняла все, что сказал мессир Ламори. Судя по тому, как заблестели ее глаза, она была бы не прочь услышать такие же комплименты в свой адрес.
Догадливый итальянец тут же углядел какой-то непорядок в локонах мадам де Шатонуар, кокетливо выбивавшихся из под накрученного из восточных шелков тюрбана. Кланяясь обеим дамам, дико вращая черными глазами и трагически прижимая руки к груди, мессир Марчелло заявил, что если госпожа баронесса в таком виде выйдет к гостям, то его, как виновника случившегося, нужно будет сбросить с донжона.
Жанна уступила свое кресло баронессе, которая, томно прикрыв глаза, еще раз отдалась во власть ловких рук мастера. Тот вдохновенно исправлял несуществующий беспорядок и что-то страстно бормотал на своем родном диалекте. Мадам де Шатонуар улыбалась и, изредка, вздыхала. Догадливым присутствующим, (а таких было большинство) стало ясно, что сегодняшней ночью скучать и мерзнуть баронесса не будет.
Мадам Изабелла, несколько раздосадованная неожиданной задержкой, нервно поиграла пальцами, проверила на месте ли серьги, поправила колье. Не зная, чем бы еще занять время, немного повосхищалась работой мессира Марчелло. (Высказав, правда, при этом некоторое неодобрение современным модам: «Если дело так дальше пойдет, то скоро весь лоб дамам волосами завесят, вот уж уродство-то будет!»)
Наконец ее терпение полностью иссякло и она, озабоченно поправляя колье во второй раз, величественно сказала в пространство:
– Пойдемте, дамы, пора!..
Мессир Марчелло чутким ухом уловил угрожающие нотки в тоне хозяйки и молниеносно завершил работу. Разнежившаяся баронесса неохотно покинула кресло. Излучая доброту ко всему миру, она, мимоходом, поправила Рене сережку и проворковала:
– Какие у Вас дивные белила, милочка! Пойдемте, пойдемте, дорогие мои!
Рене, чуть порозовев, встала и сделала реверанс.
Но теперь Жанна обнаружила в своем туалете какой-то беспорядок и, отдавая приказания засуетившимся камеристкам, сказала матери:
– Ступайте без нас, матушка. Мы сейчас подойдем.
* * *
Как только за графиней и баронессой закрылась дверь, Жанна насмешливо фыркнула:
– Госпожа Изабелла совсем одичала в нашей глуши. Матушка. видимо, собирается просидеть в кресле до начала представления, приветствуя все захудалые семейства, входящие в зал. Фи-и, госпожа графиня!.. Вы ведете себя не как благородная сеньора, а как кумушка в деревенской церквушке. Пойдем, Рене, я покажу тебе потайной ход в стене донжона. он как раз ведет на левый балкон зала. Посмотрим оттуда, какое нынче общество собралось, а спустимся, когда факелы гасить начнут.
Рене уже сообразила, что сегодня она не только не пострадала, но и, пожалуй, может посоперничать с подругой. Поэтому она охотно подхватила:
– К тому же нас оттуда будет лучше видно. Местные простушки внизу веера себе пообкусают с досады! – и победно рассмеялась.
Девушки набросили на головы прозрачные вуали с двойной каймой и, подхватив длинные юбки, направились к выходу.
* * *
Старый потайной ход пронизывал в толще стен весь донжон сверху донизу.
Узкие потайные коридорчики ответвлялись от основного прохода и выходили в самые неожиданные места башни. Мало кто в замке знал ход полностью: смельчаков шастать по темным и страшноватым коридорам особо не находилось. Да и жизненной необходимости не было: это триста лет тому назад по нему, в случае осады можно было покинуть замок. Теперь же построенные в прошлом веке стены перекрывали путь старому ходу. В их толще тоже змеились потайные проходы, словно туннели, прогрызенные в бревне короедами.
Все это Жанна рассказывала Рене, ведя ее на балкон. Впереди них шел слуга с факелом.
С балкона, действительно, открылся прекрасный вид на зал. Плотники постарались на славу. Они построили крепкую сцену и возвели три высоких помоста-ложи для особо важных гостей. Публика попроще – в основном, местные однопоместные дворяне – сидела на наспех сколоченных скамьях, накрытых для убережения известных частей тела от заноз чистой парусиной.
