— Наш командир, выпейте, это вас подкрепит. Я плеснула сюда немного винного спирта, как вы любите… Почему вы не спите? Ночь спокойная.
— Кто знает!
— Не раньше завтрашнего дня синие смогут выйти к Ублоньер. Она очень удобно расположена в долине и хорошо укрыта в лесу. Наткнуться на нее можно только случайно.
— Дорогая Перрин, если бы во всем мире была бы только твоя Ублоньер!
— А как вы думаете, что в эдакий холод делают синие? Да они попрятались от мороза в свои казармы и боятся высунуть нос!
— Ты права, конечно, но у меня на сердце неспокойно. Вчера в окрестностях Эрбье мы их изрядно потрепали. Они захотят отомстить, как только соберут силы. Эх! Перрин, что осталось от наших полков девяносто третьего? После стольких славных побед мы здесь изгнанники, преследуемые и затравленные, словно звери. Король умер на гильотине, но Бог, моя Перрин, Бог всемогущий на небесах, как допустил он такое?
— Наш командир, не гневите, ради всех святых, небеса. Бог — наш господин. Он еще скажет свое слово, когда придет время. Верьте ему, он сейчас смотрит на нас и слушает, поглаживая свою бороду… Господин Форестьер, о чем вы сейчас думаете? Вы слышите лай собак? У них слух тоньше нашего. Они первыми почуют опасность!
— Нет, ничего не слышно.
— Тогда выпейте молоко маленькими глотками, это вам поможет уснуть. И ложитесь отдыхать.
— Я не могу. Даже тишина мешает мне спать. Понимаешь? Это плохая, тревожная тишина.
Доски заскрипели под шагами на чердаке. Наверху, в проеме лестницы, появилась лохматая голова:
— Господин Форестьер… Вставайте… Что-то подозрительное…
Форестьер вскочил, вскарабкался по лестнице. Слуховое окно светилось в сумерках белым пятном.
— Там, там! — указывая вдаль, воскликнул часовой. — Смотрите туда, командир.
Форестьер выглянул в окно. Морозный воздух обжег ему щеки. Вокруг все было белым, кроме верхушек деревьев. Вдали белизна поднималась к самому беззвездному небу. Между двух холмов разрасталось розовое сияние.
— Это Нуайе! — сказал он. — Ты ничего не слышал?
— Ничего.
— Ни выстрелов, ни криков?
— Погода дрянная, плохо слышно.
— Я так и чувствовал. Проклятье!
— Что случилось?
— А что могло случиться, дурак? Крестный ход? Огни Святого Иоанна?
Он кубарем скатился вниз по лестнице с криком: «Фонарь, быстро!» Распахнул ворота сарая, как будто хотел сорвать их с петель. На соломе вповалку спали человек тридцать крестьян, прикрыв широкополыми войлочными шапками ружья.
— Синие у ворот! Подъем!
Люди проснулись, стали подниматься, ежась и стряхивая соломинки с таких же длинных, как и у Форестьера, волос. В глубине сарая виднелись коровы и быки. Единственная лошадь наблюдала эту сцену, дожевывая овес и насторожив уши.
— Они в Нуайе, ребята. Надо захватить их врасплох и заставить поплясать под нашу музыку. Быстрее!
У всех них на мешковатых куртках был пришит знак в виде красного сердца. Отряд разобрал оружие и приготовился к походу.
— Вы двое и часовой наверху остаетесь здесь. Будьте начеку. Стреляйте при малейшей опасности.
Почти все они участвовали в сражениях девяносто третьего и пережили кошмар Савиньи. Все добровольно собрались здесь, чтобы мстить убийцам и поджигателям, посланным Конвентом. На их обветренных, обожженных солнцем лицах, казалось, выдолбленных из куска дерева, лежала одинаковая печать страшной усталости, но взгляд горел ненавистью.
— Пошли, ребята. Это их карательный отряд.
— Я боюсь, — раздался слабый голос самого молодого из крестьян.
— Пойдешь вместе со всеми!
— Господин Форестьер, может, он готовится стать епископом?
— Тем более.
Затерянный в заснеженном пространстве маленький отряд, сжимая в руках старенькие ружья, двигался, растянувшись в длинную цепочку, и впереди в своей шляпе с перьями — Форестьер. Вокруг них стояли темными тенями деревья в горностаевой оторочке снега, но ни малейший проблеск света луны или звезд не освещал их путь. Черное небесное покрывало казалось, давило на плечи тяжелым грузом. Форестьер шел решительным, энергичным шагом, одна рука лежала на эфесе сабли, другая сжимала рукоять пистолета. Он не взял своего коня, чтобы идти вместе со всеми. Слабый северный ветер раскачивал растопыренные пальцы ветвей, сдувая с них облачка белой колючей пыли. Снег скрипел под ногами. Птицы в эту морозную ночь спали, забившись в дупла деревьев или в гнезда из смерзшихся листьев. Вдруг Форестьер заметил, как три ворона поднялись из лесной чащи и взяли курс в направлении Нуайе. Красное зарево в той стороне потускнело и превратилось в бледно-розовое свечение, отражавшееся на склонах близлежащих холмов. Все новые и новые тучи стервятников вылетали из леса и, тяжело размахивая крыльями, направлялись в сторону поместья. В их приглушенных криках слышалась зловещая радость.
— Быстрее, ребята! — с тревогой крикнул Форестьер.
Отряд ускорил шаг, и вскоре можно уже было различить усадебные постройки: занесенные снегом крыши, высокие дымовые трубы и ряды смутных силуэтов ореховых деревьев вдоль ограды.
— Внимание! Приготовиться к бою!
Послышался звук взведенного курка пистолета, и блеснул клинок обнаженной сабли. Остальные, как послушные солдаты, приготовили свои ружья. Небольшой дымок, подсвеченный всполохами пламени, поднимался над крышей одного из домов.
— Огонь уже догорает. И там полно стервятников, — тихо сказал кто-то.
Форестьер взмахнул саблей, рванулся вперед, остановился:
— Следы! Их не больше полусотни, а каждый из нас стоит четверых. Вперед!
Они снова остановились перед воротами. Несмотря на засовы и запоры, тяжелые дубовые створки не устояли перед ударами топоров.
— Тише, ребята! Подкрадемся незаметно!
За первыми воротами виднелись и вторые, также разбитые топорами и распахнутые настежь. Отряд оказался на широком квадратном дворе, окруженном забором, вдоль которого тянулись постройки.
— Опоздали! — в ярости закричал Форестьер. — Они ушли!
На снегу лежали три истерзанных трупа. Они были исколоты и изрезаны штыками и саблями. Рядом лежала отрубленная кисть со скрюченными пальцами. Форестьер отбросил ее ногой. Внезапно он обрел спокойствие.
— Управляющий, кучер и парень, работавший на конюшне, — произнес он. — Они пытались защищаться. Ты, — обратился он к одному из своих солдат, — возьми этот пистолет. Он им больше не понадобится, а нам пригодится, хорошее оружие.
Через открытые двери сарая валили клубы дыма и прорывались всполохи еще не погасшего огня.
— Ты возьми десять человек и потуши огонь, — приказал командир одному шуану.
Он стоял в нерешительности, как лошадь перед препятствием. Было заметно, что увиденное коробит его. Наконец парень медленно направился к парадному входу. Выполненный в готическом стиле, с витыми колоннами и сводом, украшенным лепниной, он был гордостью семьи Ландро. Кто-то тронул Форестьера за рукав.
— Командир, с разбитого дуба упал живой мальчишка.
— Веди же его!
Солдат привел дрожащего ребенка.
— Парнишка прятался на дубе!
— Дайте свет! — воскликнул Форестьер.
Свеча осветила низ лестницы, крестьянина и мальчика, свалившегося с дерева.
— Да это Юбер, маленький шевалье дю Ландро, напуганный до смерти, но невредимый. Принесите воды, я его приведу в чувство! Слава Богу! Хоть кто-то спасся. Вперед, ребята, осмотрите дом!
Остальные обитатели усадьбы — в кухне, в большой зале, в комнатах лежали в лужах крови. Перепрыгивая через ступени с ребенком на руках, Форестьер вбежал в комнату «мадам» и отступил в ужасе.
Маленький шевалье открыл глаза и увидел свою мать на смятой постели со вспоротым животом. Слова, произнесенные кем-то из стоявших рядом, отпечатались в его памяти как раскаленным железом:
— Ее изнасиловали перед тем, как перерезать горло.
Один из солдат закрыл расширенные от ужаса, мертвые глаза несчастной и накинул на тело покрывало. Девочки тоже лежали в своих кроватях в лужах крови с перерезанным горлом, с открытыми в немом крике ртами.
Усилием воли Форестьер унял охватившую его дрожь.
— Отнесите тела женщины и детей в часовню. И остальных тоже, если останется место.
— Без причастия и молитвы?
— С нашими молитвами! Кроме того, жертвы насилия имеют право на место в раю. Ты разве этого не знал?
Он остался в этом скорбном зале с затихшим ребенком. На каменном полу около камина лежало искалеченное тело Селлин. Форестьер сделал большой глоток вина, смочил им губы мальчика и, помолчав, спросил:
— А как тебе удалось спастись?
— Я был наказан, поставлен в угол и заперт в кладовке под лестницей. Но Селлин оставила дверь открытой.
