Возможно, скромному вестнику не подобало жалеть Елену Прекрасную, но эмоции возникают сами собой.
Сама церемония выглядела бессмысленной — было ясно, что Приам собрал всех присутствующих только ради удовольствия посмотреть на них. Он пробормотал несколько слов, и по зову Антенора я подошел и склонился перед троном. Царь проделал руками таинственные пассы в воздухе, напевая себе под нос, вручил мне жезл из прутьев и свиток пергамента — символы моей новой должности, после чего представил меня собранию и подал знак расходиться.
Отойдя от трона, я начал пробираться через толпу.
Двое-трое моих друзей — ибо я уже обзавелся друзьями при дворе — подняли руки, поздравляя меня.
Пробираясь к двери вместе с Киссеем, я внезапно услышал свое имя, произнесенное кем-то сзади достаточно громко, чтобы его можно было разобрать сквозь гул голосов, наполнявший помещение. Я сразу узнал голос Энея[36]], считавшегося сыном Анхиза[37]] и Афродиты[38]]. Должно быть, Анхиз в молодости выглядел лучше, чем теперь, — когда я его видел, он отнюдь не блистал красотой. Что касается Энея, то на днях я слышал, будто он пользуется расположением карфагенской царицы Дидоны[39]]. Должно быть, у нее скверный вкус.
— Нечего сказать, этот Идей — подходящий человек для такой должности. — В голосе Энея звучало презрение. — Только вчера он оставил тело своего брата лежать на поле битвы вместе с лошадьми и колесницей. А теперь его сделали вестником!
Резко повернувшись, я посмотрел ему в глаза:
— Ты бы лучше занимался своими делами, Эней, и позволил другим делать то же самое. Когда ты приобретешь мудрость Антенора, то, возможно, будешь обладать и его влиянием. Это ему я обязан своим назначением.
— Мудрость! — фыркнул Эней. — Забавно, что ты упомянул это слово в связи со стариком Антенором.
Где бы он был со своим влиянием, если бы случайно не женился на сестре Гекубы? А кроме того, я повторяю, что ты бросил тело брата и потерял коней и колесницу.
Я открыл рот, чтобы ответить, но Кисеей оттащил меня в сторону. Сзади послышался презрительный смех Энея, и меня бросило в жар. Не то чтобы я собирался искать с ним ссоры — в этом не было никакого толку. Репутация и влияние в совете делали его недосягаемым для меня.
Когда Кисеей и я выходили из зала, произошел странный случай, не замеченный никем, кроме меня.
Он был весьма незначительным, но произвел на меня впечатление своей внезапностью.
Когда мои ноги коснулись порога, я неожиданно почувствовал, что кто-то сзади смотрит на меня, резко обернулся и встретился взглядом с Еленой! Она стояла на ступеньке перед троном и была хорошо видна поверх голов толпы. Елена, несомненно, смотрела на меня, и в ее взгляде был какой-то непонятный смысл.
Как только я повернулся, она отвела взгляд и слегка покраснела.
Что бы это значило? Я искал ответ на этот вопрос, спускаясь по главной лестнице вместе с Киссеем, который, очевидно, ничего не заметил. Возможно ли, что я привлек внимание Елены?
В конце концов, думал я, меня не назовешь уродом.
Иногда происходят странные вещи. Зная, что Елена — неисправимая кокетка, я не исключал, что ей пришла в голову фантазия позабавиться со мной. Улыбаясь своим мыслям, я вздрогнул, осознав, что Кисеей уже третий раз повторяет свой вопрос и удивленно смотрит на меня.
Вернемся к Энею. Не помню, произошло ли это на следующий день или позже, хотя какое это имеет значение. Суть в том, что его оскорбление на мой счет было вскоре отомщено, пусть и не мною.
Это случилось во второй половине дня. Я прогуливался по широкой аллее, ведущей к входу на Скейские башни, когда ворота внезапно распахнулись, пропустив солдат, ворвавшихся с криками:
— Эней! Дайте дорогу Энею!
В следующий момент вокруг собралась толпа, сквозь которую им пришлось пробиваться.
Схватив одного из них за руку, я отвел его в сторону и осведомился о причине суматохи. Солдат был покрыт пылью и кровью и так охрип, что с трудом мог говорить. Наконец мне удалось разобрать слова.
— Эней ранен. Его несут сюда.
— Ранен? Каким образом?
— Могучий Диомед швырнул в него камнем. Эней и Пандар[40]] вдвоем атаковали его на колеснице, запряженной знаменитыми конями Троя[41]]. Стрела Пандара не смогла пробить броню Диомеда, укрепленную самой Палладой. Пандар спасся бегством, а тяжело раненного Энея защитили воины. Диомед захватил его коней и колесницу.
Я дал солдату золотую монету и отпустил его, усмехаясь про себя. Диомед ранил Энея и захватил его коней! Повернувшись, я успел увидеть, как сына Анхира вносят в ворота на носилках, и не смог удержаться от насмешливого возгласа:
— Великий Эней, почему ты не возвращаешься с конями и колесницей? Надеюсь, ты не оставил их на поле битвы?
Он метнул на меня сердитый взгляд, но ничего не сказал. Подойдя к клепсидре[42]] у ворот, я увидел, что пришло время возвращаться во дворец на ежедневное заседание совета.
Я первый сообщил собравшимся о ранении Энея и заметил, что новость их не слишком огорчила. Своим властным, надменным поведением и удачливостью он вызывал неприязнь и зависть.
После заседания, на котором обсуждались только военные планы, я отправился в свои покои, расположенные в восточном крыле дворца, рядом с покоями царя Приама и его сыновей, Полита и Агава. В одной из моих комнат, отделанных красным мрамором и украшенных пилийскими[43]] коврами, имелась большая дверь в кабинет вестника, где находились архивы и переданные мне пергаменты.
Я направился туда, чтобы продолжить знакомство с предметами, расположенными в математическом порядке на длинных полках из слоновой кости. Этой задаче я уже посвятил большую часть двух предыдущих дней, так что работы оставалось немного. В не обследованном мною углу находились архивы, содержание которых никогда не становилось достоянием гласности, дабы не бросить тень на добрую славу Тесея[44]]. Даже теперь я не могу себя заставить поделиться этими сведениями.
С грудой документов я удалился в альков за занавесями в углу комнаты и сел на мраморную скамью перед столом из черного дерева, с головой погрузившись в чтение. Некоторые письма Тесея к друзьям были весьма любопытны.
Покончив с этой приятной задачей, я собрался вернуть документы на полку, когда в комнате за занавеской послышались тихие шаги. Я поднялся со скамьи и нахмурился — никому, даже членам царской семьи, не дозволялось входить в кабинет вестника без разрешения.
Я схватился за занавеси, но раньше меня это сделала белая рука с точеными пальцами. Занавеси раздвинулись, и передо мной предстала Елена.
— Ты? — пробормотал я, кланяясь. — Я удивлен…
— Несомненно, — прервала она с озорной улыбкой. — У меня вошло в привычку удивлять людей — это мое основное развлечение. Признай, что сюрприз не неприятный.
Я продолжал хмуриться:
— Это серьезное нарушение правил. Разве ты не знаешь, что никто не должен входить сюда?
Рассмеявшись, Елена шагнула в альков и села рядом со мной на мраморную скамью. Кончик ее шелкового пояса упал мне на колено — она позволила ему оставаться там, и я чувствовал, как он обжигает мою кожу сквозь складки одежды. От нее исходил тонкий аромат греческих благовоний.
Все эти трюки не являлись для меня новыми — я улыбался про себя, ожидая продолжения. Ждать пришлось недолго.
— Идей, — заговорила Елена сладчайшим голосом, — пожалуйста, не разочаровывай меня. К чему говорить, что я не должна входить сюда, если я уже вошла? Это нелепо.
— Но, госпожа, эта комната священна…
— Глупости! Правила существуют для того, чтобы их нарушать. Неужели ты не можешь забыть их ради меня? Разве недостаточно, что Елена пришла просить тебя об одолжении?
— У Елены есть муж, — сухо заметил я.
Она пожала белыми плечами:
— Ты отлично знаешь, что он олух. Но я пришла сюда говорить не о нем, а о том, что можешь сделать только ты. Обещай, что не откажешь мне.
— Почему бы тебе не обратиться к царю Приаму? — предложил я.
— Он не в состоянии мне помочь. Пожалуйста, обещай.
Я собрал всю силу воли.
— Прости, госпожа, но это невозможно. Если бы ты объяснила мне, в чем дело…
— Истинный троянец! — с презрением воскликнула Елена. — Неужели в тебе нет ни капли азарта? Неужели ты не можешь сказать «да» и рискнуть всем, чтобы приобрести большее? Хорошо, я объясню тебе.
Дело очень простое.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Вот и отлично. Через три дня придет время моего ежегодного жертвоприношения на алтарь Афродиты, моей покровительницы и подруги Леды, моей божественной матери. Как тебе известно, церемонию проводит жрец Фамира[45]]. Мне не повезло — на этот пост назначен Оилей, а он мой враг. Он устроит так, что жертвоприношение потерпит неудачу, и мне будет отказано в покровительстве дочери Зевса. А если… Ты смеешься надо мной, Идей?
