Структура бюрократии на острове ясная и эффективная. Над каждыми десятью надсмотрщиками-сифогрантами стоит большой начальник «транибор». Двести сифогрантов собираются, чтобы его избирать. Траниборы перевыбираются ежегодно, но, подчеркивает Мор, «беспричинно их не меняют». Короля в Утопии нет. Ведь сам Мор конфликтовал с тиранами-королями, и они ему не нравились. Поэтому Utopus – или Утоп – верховный глава, но никак не король. Его выбирает толпа. Выбрав, его называют Базам (сын Бога) или Адем, что по-гречески значит «без народа», то есть отделившийся от народа. И конечно, должность правителя Утопа пожизненная. Выбрали – и молитесь на него до его смерти.
Каждые три дня, а то и чаще, начальники-траниборы являются к верховному правителю, чтобы получить указания, как судить, кого и как наказывать. Если траниборы что-нибудь решат без Утопа, то это «уголовное преступление», чтобы никто не попытался изменить государственный строй.
Поскольку на острове процветает «братство и дружба всех людей», законов у них мало, ведь люди абсолютно послушны. Ну, а если что, есть судьи, причем защитники вообще не нужны. Это пишет великий адвокат Томас Мор. Спешить с решениями начальникам и вождю не надо. «Ничто не решается сразу», – вот бюрократический завет Мора следующим поколениям аппаратчиков.
Сифогранты живут во дворцах. Хотя начальники освобождены от работы, изредка они участвуют в труде, чтобы своим личным примером воодушевить подчиненных (скажем, добавлю я, несут бревно на субботнике). Иногда сифогрант появляется в общественной столовой, чтобы принять пищу вместе с простыми людьми. Но обычно все руководство съезжается во дворцы, созываемое «звуками медной трубы».
Теперь о распределении благ. Хлеб, мясо, шерсть и другие продукты исправно поступают в города, а города «не дают ничего взамен». Амауротский (то есть столичный) Сенат следит, где чего не додано, забирает оттуда, где изобилие, и выдает туда, где нехватка. Товары привозят в город на склады. Начальники любого ранга там отовариваются, причем бесплатно. Чем выше ранг, тем высококачественней продукты. Не сам босс их получает: обычно его эконом ходит за провизией, или, по Мору, «все уносит, что только попросит». Больным, как и высшему начальству, полагаются лучшие продукты из распределителя. Остатки берут «главы хозяйств» бесплатно для простого народа.
В Англии начала XVI века «Утопию» восприняли как описание земного рая. Между тем, было над чем задуматься не только средневековцам, но и последующим поколениям. Мор понял одну догму идеального государства: остров – это принципиально важно; система должна быть максимально изолирована от других. Не случайно описание начинается с утеса, на котором возвышается башня, а в башне – стража, дабы иностранцы не проникли внутрь. Того же, кто легально входит, сопровождает специальный бдительный проводник.
Со всех сторон остров надежно защищен от врагов. И каждый город опоясывает высокая и толстая стена с частыми башнями и укреплениями, ров да еще «ограда из непроходимого терновника». Заборы нужны для своих, чтобы произвольно не перемещались. Власти поддерживают параноидальную идею, что шпионы могут исхитриться и проникнуть внутрь, чтобы отравить воду. Вода течет по трубам не потому, что водопровод удобнее, а «дабы в случае какого-нибудь вражеского нападения ее нельзя было испортить».
«Вне дома за всеми движениями у всех» следят те, кто правит дома. Начальники-сифогранты, как пишет Мор, обязаны пребывать «в заботе и наблюдении, чтобы никто не сидел праздно, а чтобы каждый усердно занимался своим ремеслом». Как узнать, кто не занимается, не выполняет, уклоняется, нарушает, потихоньку делает запретное?
Еще Платон писал, что нужны особые зоркие глаза: ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа желающий. В моровской Утопии нет ни частной собственности, ни частной жизни, поэтому никто не должен выделяться чем-либо. У людей нет имен, кроме имени главы, которого надо почтительно величать.
Все следят, говорит Мор, друг за другом. Тот, кто донесет на врага, получает его состояние и владение. Государство кишит стукачами. Доносительство может быть основным занятием, работой по совместительству, а также просто хобби. Калеки, уроды, придурки, которые не в состоянии работать, служат доносчиками. «Ежели кто-нибудь владеет всего одним каким-нибудь членом, то он работает с помощью его в деревне, донося государству обо всем, что услышит», – писал через сто лет после выхода «Утопии» подражатель Мора Кампанелла.
Мораль в Утопии регламентирована законом: нет ни пивных, ни баров, ни публичных домов. Азартные развлечения вроде игры в кости запрещены, как и все прочие «бесполезные для государства забавы». Не может быть тайных мест для собраний. Обсуждать политику запрещается где-либо, кроме Ассамблеи. Чувства и эмоции подавлены в Утопии. Люди молчаливы, ибо каждый шорох прослушивается и может привести к наказанию.
Не в силах я пересказать кратко все достижения утопийской цивилизации. Коли не лень, можете взять полный текст и получить подлинное наслаждение от того, что вас в государстве Утопия нет.
«Эразмические» основы марксизма
Греческое слово «утопия» с легкой руки английского автора попало едва ли не во все языки мира. Означает оно «несуществующее место» или просто «нет», в отличие от «евтопии», означающей «счастливую, блаженную страну». А еще есть английская «дистопия» – обратное утопии (dys - фальшивый, мертвый). Первым заметил, что моровская утопия – это, по сути, дистопия йельский профессор Ричард Сильвестер. Слова «дистопия» в русских словарях пока нет.
Историк Джон Аллен назвал «Утопию» обвинительным приговором утопийцам. Реймонд Чемберс, биограф Мора, писал о мрачной картине корпоративного государства, в котором «суровый монастырский уклад жизни, средневековый фанатизм, принуждение, аскетизм, гнетущий порядок и дисциплина. Железная диктатура государства тут полностью подавляет личность».
«Утопия несовместима с традиционными общечеловеческими ценностями», – полагал Джон Меки. Утопия – агрессивное государство, которое «поразительно напоминает Германию Гитлера». Гитлера ли? Гитлер частную собственность не отменил. «Нацией роботов» назвала остров Мери Бернири. Нет, не рай Утопия, а настоящий ад на земле. Казарменная жизнь там зиждется на тотальном контроле, она обращена назад – в темное средневековье. И еще: это государство, порождающее терроризм. Утоп – синтетический прообраз Гитлера, Сталина, Мао, Пол Пота, Саддама Хусейна, Ким Ир Сена с его сыночком и их подражателей. Вот что, однако, удивляет: все западные авторы, как и советские, рассматривают модель Мора абсолютно серьезно, лишь меняя знак «плюс» на «минус».
Выскажу давно пришедшую на ум мысль: Утопия – не идеальное общество, но – идеальная сатира на идеальное государство. Нас может привлекать житуха на острове, только если мы дураки. Громко хохочущий Мор скептически смотрел в будущее и объяснил нам, что идеальная утопия абсурдна. Едкий сарказм его достиг, а может, и переплюнул уровень сатиры Эразма. Мор говорил приятелю, что видит себя правителем Утопии – «в венке из колосьев». «Утопия» как раз и написана Мором, чтобы спасти человечество от глупых и опасных иллюзий.
Тридцати двух лет от роду Мор отрекся от идей свободомыслия и готов был сжечь свои серьезные книги, дабы не поощрять заблуждений толпы. В его доме жил тогда Эразм Роттердамский и там написал язвительную и парадоксальную «Похвалу глупости», посвятив сей трактат гостеприимному хозяину и другу. Кто у кого учился, мы никогда не узнаем. Через семь лет Мор закончил свою «Утопию». Писал он ее, коротая досуг. Сперва вторую книгу, потом присоединил к ней первую. Начал за границей, окончил дома в Англии. Существует переписка Мора и Эразма – по поводу публикации «Утопии», значит, друг был в курсе всех нюансов. Именно он опубликовал сочинение приятеля. Кстати, первым написал о Море тоже Эразм.
В тексте Мор смотрелся серьезным, непроницаемым, хотя еще в заголовке назвал свое сочинение «забавным». Ведь он верил, что Христос спасет людей, а не какой-то вождь Утоп. Одни современники так и поняли книжку: то есть как шутку, цель которой развлечь, потешить бездной человеческой глупости. Другие читатели, подивившись, решили, что Мор пишет о реальном острове, о чем спрашивали его в письмах. А он туманно отвечал, что лишь невинно описал то, что ему рассказывали свидетели, что «в книге не было никакого обмана». Третьим он говорил, что Утопия находится в Новом Свете, – об Америке тогда немного знали, и в любую чушь оттуда публика в Европе готова была поверить. Короче говоря, Мор пудрил мозги коллегам, как сделал бы на его месте любой писатель.
Несуразности в этом загадочном сочинении удивляют с самого начала. Не может быть, чтобы автор их не заметил, значит, они вкраплены сознательно. Предшественников у Мора было немало, но на них он смотрел иронично. Например, в трактате Блаженного Августина «О граде Божьем» счастье, как и положено, на небе. Некоторые современники и в «Утопии» увидели обычный образец сверхумеренной христианской жизни, рай. Но у Мора этот рай – на земле. Впрочем, о государстве Утопия скептику Мору, якобы, рассказывает некий путешественник Гитлодей. Имя рассказчику Мор дал не случайное: «гитлодей» по-гречески значит «вздорный болтун».
