Переговорить с графом наедине сейчас же Бессменному не удалось. К тому же ему пришлось участвовать в начавшихся после обеда танцах, и он не отходил от Нади. Но когда стали разъезжаться и граф Феникс вышел на крыльцо, к которому подкатила его белая карета, то столкнулся лицом к лицу с князем Бессменным.
– Я желал бы переговорить с вами, граф, – смело остановил тот Феникса.
Последний как бы удивленно поглядел на него, потом кивнул головою:
– Всегда к вашим услугам, князь!
Бессменный был настолько взволнован, что, забыв назвать себя, не заметил, что Феникс титуловал его князем и показывал этим, что знает его.
– Я хочу говорить с вами сейчас.
– Здесь, у подъезда, мы разговаривать конечно не можем, но, если вам угодно, милости просим, войдемте в карету, – и граф показал на отворенную лакеем дверцу кареты, у которой другой лакей откинул подножку и остановился в ожидании.
Бессменный вскочил в карету; за ним вошел Феникс, и тяжелая карета закачалась на своих высоких стоячих рессорах.
– Я с вами хотел переговорить относительно медальона, – начал Бессменный.
– Я так и знал, – сказал Феникс.
– Тем лучше. Я хотел сказать вам, что если вы случайно подслушали или увидели, как я сегодня передал медальон, то не имели права пользоваться этим, чтобы смущать девушку.
При этих более чем определенных словах Феникс даже с любопытством поглядел на Бессменного.
– Почему же вы думаете, что я подслушал или подглядел? – спросил он.
– Потому что иначе вы не могли узнать. В сверхъестественное я не верю, а иным, естественным, путем вы не могли узнать, как только подглядеть.
– В сверхъестественное я тоже не верю, – сказал Феникс, – но почему вы думаете, что знать что-нибудь можно, только увидев или услышав?
– Потому что другого способа я не знаю.
– Но это еще не значит, что его нет.
– Для меня его нет, если я его не знаю.
– Вот это другое дело. А для меня он есть, потому что я его знаю.
– Все равно, граф, не будем спорить о словах! Каким бы способом вы не узнали о медальоне, вы не могли упоминать о нем так, при всех, за обедом...
– Если я упомянул, значит, мог.
– То есть не имели права.
– Опять вы неточны. Право – очень условное понятие. В праве всегда есть что-то принудительное. Оно должно основываться на силе, которая поддерживает его и наказывает его нарушение. А если этой силы нет, нет наказания за нарушение, то право перестает быть правом.
– Но в данном случае, могу вас уверить, есть сила, которая готова поддержать это право.
– Есть сила, неужели? Где же она?
– Я – эта сила и готов вам доказать это.
– Не понимаю. Ведь для этого вам нужно быть сильнее меня.
– Для этого мне нужно быть только дворянином, – проговорил Бессменный, – там посмотрим, кто окажется сильнее.
– Вы хотите драться со мной на дуэли? – спокойно спросил Феникс.
– Неужели вы сомневаетесь в этом после того, что я сказал вам?
– Но это едва ли будет проявлением силы, способным поддержать какое-нибудь право с вашей стороны. Я могу оказаться сильнее вас, владея оружием лучше.
– Посмотрим!
– Хотите сейчас, может быть? – и граф, дернув шнур, проведенный на козлы к кучеру, остановил карету.
Они вышли на небольшую полянку, окруженную деревьями и защищенную от дороги зеленью.
Граф Феникс шел впереди, Бессменный следовал за ним, ожидая, что будет дальше. Феникс приблизился к одному из деревьев, обнажил шпагу и легко и свободно, словно играя, стал делать выпад за выпадом, причем острый конец его шпаги равномерно касался древесной коры и в симметричных промежутках оставлял на ней резкие черты, расположенные фигурой ровного круга. Круг вышел почти математически правильным.
– Вы видите, я умею владеть шпагой! – сказал Феникс, сделав последний удар.
Бессменный поклонился ему, как бы выразив этим поклоном свое полное согласие и одобрение, стал на его место и тоже вынул из ножен свою шпагу. Он встал в позицию и так же проворно начал делать выпады, без промаха попадая на сделанные графом черты, перекрещивая их. Когда весь круг был перекрещен, Бессменный опустил свое оружие и проговорил:
– Вы видите, граф, что и я умею владеть шпагой.
– Отлично, князь! Теперь посмотрим пистолеты, – и Феникс ударил три раза особенным образом в ладони.
С дороги, от кареты, сейчас же появился один из лакеев в белой ливрее. Он нес два заряженных пистолета, Феникс взял один из них, отошел, прицелился, выстрелил и попал в самый центр сделанного на дереве круга.
Выстрел был очень труден и необыкновенно удачен. Нужно было иметь превосходно развитую меткость глаза, чтобы сделать такой выстрел.
Бессменный, в свою очередь, взял у лакея другой пистолет и начал целиться. Раздался выстрел.
– Отлично, князь! – повторил Феникс. – Вы такой же прекрасный стрелок, как и фехтовальщик.
Бессменный всадил свою пулю в пулю графа, засевшую в дереве. Сделано это было чисто.
– И притом, – добавил граф, – надо сказать, что вы стреляли из совершенно неизвестного для вас пистолета, который вы держали в руках впервые. Победа этого опыта всецело за вами. Я признаю себя слабее вас.
– И отказываетесь от дуэли? – спросил князь, у которого злоба еще кипела внутри.
– Нет, от дуэли я не отказываюсь... но надеюсь только, что она не помешает нам все-таки продолжать путь вместе. Я взялся доставить вас до города. Другого экипажа, кроме моей кареты, вы не встретите здесь. Поедем дальше, князь.
Бессменный опять сел в карету Феникса. Идти пешком в парадном мундире не представлялось возможным.
– Нет, я не отказываюсь от дуэли, – повторил Феникс, – и должен предупредить вас, что знаю наверняка, что убит не буду.
– Отчего вы знаете это?
– Потому что мне известно мое будущее.
– Вы уверены в этом и считаете дуэль для себя вполне безопасной?
– Вполне. Но не думайте, что я только поэтому принимаю ее. Если бы мне предстояла смерть от вашей шпаги или пистолета, я, может быть, еще с большей охотой дрался бы с вами.
– Неужели? Поверить трудно! Кому охота идти на верную смерть?
– Тому, кто должен ждать себе гораздо более ужасной смерти. Быть убитым на дуэли – пустяки в сравнении с тем, что предстоит мне в конце жизни.
– И вы знаете, когда наступит этот конец?
– Приблизительно. Он наступит, может быть, очень скоро. В чем он будет состоять – не знаю, но только он будет очень мучителен.
– И вы говорите об этом так спокойно?
– Я говорю так спокойно именно потому, что знаю будущее, и мое беспокойство окажется совершенно напрасным. Я им не изменю ничего.
– Хорошо. Беспокойство окажется напрасным, но если вы знаете будущее, то имеете возможность предотвратить его?
– Может быть, имею...
– И можете изменить свою судьбу!
– Да.
– Отчего же вы этого не сделаете?
– Не хочу.
Бессменный, помолчав, проговорил:
– Итак, вы полагаете, что на нашей дуэли буду убит я?
– Я не сказал этого, – ответил Феникс. – Разве всякая дуэль непременно должна кончиться смертным случаем? Нам нет никакой причины драться непременно насмерть. Мы оба можем остаться целы и невредимы или отделаться пустой царапиной.
– Но вы-то говорите, что уверены, что останетесь целы?
– Да.
– Ну а я?
– О вас я не знаю, потому что не имел случая узнать, что предстоит вам.
– А вы можете это сделать?
– То есть показать вам ваше будущее? Могу! Если вы сделаете мне честь подняться ко мне, когда мы приедем, я покажу вам, что ждет вас.
Бессменный был уверен, что этот окруживший себя странностями и таинственностью граф Феникс хотел только запугать его своим разговором. Сначала он, видимо, желал смутить его, показав, что он – опытный дуэлянт, превосходно владеющий шпагой и пистолетом. Но, когда Бессменный, в свою очередь, доказал ему, что и он умеет держать в руках оружие, тогда таинственный граф решил запугать его своим странным разговором, что-де знает наверняка, что не будет убит. И само предложение графа показать будущее Бессменный истолковал в том же смысле. Он предполагал заранее, что в этом будущем окажется, что он, Бессменный, будет убит рукою графа. Так тот покажет ему, чтобы смутить его.
Но Николай Семенович был не из робких и не из доверчивых. В могущество и всеведение графа он просто не верил и смотрел на предложение Феникса, как на комедию, которую тот предпринял, впрочем, совершенно тщетно. И, чтобы доказать именно эту тщетность, он согласился подняться к графу.
«Пусть показывает что хочет, – думал он, – все-таки я заставлю его драться со мной, а тогда посмотрим, кто кого на самом деле».
Они вошли по устланной ковром лестнице, миновали переднюю со скелетами и стали проходить одну за другой комнаты, убранство которых было полно вкуса и великолепия. Граф шел впереди и указывал дорогу.
– Будьте добры, князь, пожалуйте сюда! – проговорил он наконец, отворяя дверь, отделанную под шелковые обои, которыми были обтянуты стены.