Протокол допроса Е. Дрейцера
от 23 июля 1936 г.
Валентин Павлович Ольберг — следователю: «После Вашего последнего допроса... меня охватил отчего-то ужасный, мучительный страх смерти. Сегодня я уже несколько спокойнее. Я, кажется, могу оговорить себя и сделать все, чтобы положить конец мукам. Но я не в силах возвести на самого себя поклеп и сказать заведомую ложь, г. е. что я троцкист, эмиссар Троцкого и т. д. Я приехал в Союз по собственной инициативе, теперь — в тюрьме уже — я понял, что это было сумасшествие, преступление. Горько раскаиваюсь в нем. «Я сделал несчастными не только себя, но и жену мою, брата».
Н. И. Ежов — Я. Б. Сталину:
«Посылаю проект Закрытого письма ЦК ВКП(б) ко всем организациям партии о террористической деятельности троцкистско-зиновьевско-каменевской контр -р еволюционной группы.
Для перепроверки изложенных в письме фактов я их зачитал т . т . Агранову и Молчанову».
Сталин вычеркнул определение «каменевской» и исправил «группу» на «блок».
«Равным образом считается установленным,— вписал он для усиления,— что зиновьевцы проводили свою террористическую практику в прямом блоке с Троцким и троцкистами».
Дойдя до четвертого раздела, где в качестве «главной задачи» блока называлось «убийство товарища Сталина», сделал длинные «вожжи», присовокупив к себе Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора и Постышева. Вячеслав Михайлович Молотов оказался обойденным, недостойным пули фашистских наймитов.
Со в . секретно Экз. № ЗАКРЫТОЕ ПИСЬМО ЦК ВКП(б)
О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока.
Обкомам, крайкомам, ЦК нацкомпартий, горкомам, райкомам ВКП(б).
18 января 1935 года ЦК ВКП(б) направил закрытое письмо ко всем организациям партии об уроках событий, связанных с злодейским убийством товарища Кирова.
В этом письме сообщалось, что злодейское убийство Сергея Мироновича Кирова, как это было установлено судом и следствием, совершено ленинградской группой зинов ь евцев, именовавшей себя «ленинградским центром». В письме говорилось также о том, что «идейным и политическим руководителем ленинградского центра был московский центр зинов ь евцев, который не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве тов. Кирова, но наверное знал о террористических настрое- ниях «ленинградского центра» и разжигал эти настроения».
Как известно, тогда Зиновьев и Каменев признали свою вину только в разжигании террористических настроений, заявив, ч т о о ни несут за убийство С. М. Кирова лишь моральную и политическую ответственность...
На основании новых материалов НКВД, полученных в 1936 году, можно считать установленным, что Зиновьев и Каменев были не только вдохновителями террористической деятельности против вождей нашей партии и правительства, но и авторами прямых указаний как об убийстве С. М. Кирова, так и готовившихся покушениях на других руководителей нашей партии и в первую очередь на т. Сталина...
Начальник экономического отдела НКВД Миронов поехал показаться Казакову в Институт экспериментальной медицины.
Чудодей-доктор однажды посодействовал ему своими органопрепаратами по мужской части. Курс лизатов вроде бы подействовал на какое-то время. Теперь же требовалась помощь иного рода: от расстройства сна. Ночные бдения вызвали полное истощение нервной системы.
Из трехсот оппозиционеров, вот уже более года сидевших во внутренней тюрьме, на процесс «объединенного центра» предполагалось вывести двенадцать человек, но Сталин вписал еще четырех.
Вчерне работа была закончена. Оставалось лишь подогнать стыки, устранив разночтения в показаниях. Сталин безжалостно правил протоколы, вставлял целые абзацы, вычеркивал одни имена, добавлял другие. Усиление военного акцента потребовало корректировки всей схемы, что чрезвычайно нервировало следственный аппарат. Назначенная в первом приближении дата катастрофически надвигалась.
С главными участниками осложнений не предвиделось. Психологическое и иное давление научило их по-доброму ладить со своими «опекунами». Тем более что в обмен за сотрудничество были обещаны высокие гарантии. Зиновьева и Каменева возили в Кремль, где в присутствии Ежова с ними беседовали Сталин и Ворошилов. Иван Никитич Смирнов выговорил свободу для дочери и бывшей жены у Ягоды. Рейнгольда и Мрачковского дважды вызвал к себе Ежов. Словом, комплексное воздействие принесло ожидаемые результаты.
Мрачковский, не исправив ни единой запятой, подписал все шесть «парадных», заранее отпечатанных протоколов. Лишь на вопрос о связях с заграничным троцкистским центром потребовал предъявить доказательства.
— Я и самого Маркса заставлю сознаться в работе на Бисмарка,— наставляя новичков, хвастал Заковский, перекованный уголовник.
Но одно дело — выбить признание, другое — выставить обвиняемых перед судом. Тут всегда есть элемент риска. Особенно с таким народом, как военные.
Командир первой и пока единственной в СССР бригады тяжелых танков Дмитрий Шмидт не годился не то что на процесс, но даже на очную ставку. На каждом новом допросе он наотрез отказывался от прежних показаний. Работать с таким все равно что бегать по замкнутому кругу. Сколько времени и нервов погублено зря. А тут еще постоянное подхлестывание сверху, и что ни день, то требовательнее, нетерпеливее. Миронов сочувствовал товарищам, которые вели Шмидта и Кузьмичева. Они тоже находились на последнем пределе. По-видимому, и у Сталина нет полной уверенности, что открытое слушание пройдет столь же гладко, как процесс «Промпартии» или «шахтинское дело». Оно и понятно: высылать раскулаченных и чистить техническую интеллигенцию психологически легче, чем вчерашних единомышленников, товарищей по борьбе.
Домысливая за вождя, Миронов не брал в расчет самый простой вариант. Ненавидеть можно только того, кого знаешь лично, а ненависть устраняет внутренние преграды, если имеется такая предрасположенность. Сталина не устраивали проволочки, ненужная канитель, в сущности, стиль давно изжившей себя машины. Она нуждалась в капитальном ремонте.
Миронов надломился на пустяке. И все потому, что не смог избавиться от вредной привычки осмысливать каждый новый сигнал. От него требовалось одно: четкое исполнение. Он же анализировал, сопоставлял, ибо, как всякая мыслящая единица, инстинктивно стремился к пониманию.
До вчерашнего дня ему казалось, что он-то знает, по каким рельсам несется «локомотив истории». Куда ведет его «машинист», как назвал вождя нарком путей сообщения Каганович.
Недавно ЦК партии принял по предложению Сталина постановление о предоставлении органам НКВД чрезвычайных полномочий сроком на один год. Затем, опять-таки по требованию Сталина, спустили секретную инструкцию о допустимости в следственной практике любых форм физического воздействия в отношении «шпионов, контрреволюционеров, белогвардейцев, троцкистов и зиновьевцев».
— Известно, что все буржуазные разведки используют такие методы против представителей социалистического пролетариата, притом в самой отвратительной форме,— на инструктаже Ежов почти дословно воспроизвел стилистику вождя.— Возникает вопрос: почему социалистические органы государственной безопасности должны быть более гуманны по отношению к бешеным агентам буржуазии и заклятым врагам рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваются в этом случае как допустимый и правильный метод.
Инструкция, по существу лишь узаконившая существующую практику, была воспринята правильно, как поощрение. Смутил неожиданный поворот в ходе следствия, прямого отношения к ней не имеющий. На нем и споткнулся начальник ЭКО, ибо вдруг перестал понимать, куда все идет.
