Медленно плыли над дорогой к великокняжескому терему древлянские лодки, без единого звука шагали вдоль их бортов ряды киевских дружинников. Идущий впереди воевода остановился, развернулся к древлянам, поднял меч. И Малу показалось, что под усами киевлянина мелькнула зловещая усмешка. Наверное, почудилось. Ведь так ласково светит в лицо солнце, так мирно плещет за спиной речная волна, так спокойно и радостно на душе.
Воевода опустил меч, и воины, несущие лодки, выпустили веревки из рук. Раздался треск ломаемых жердей, в глазах у Мала померк свет. Лодки упали в темноту, ударились и заскрежетали днищами о землю, повалились набок. Князь вскочил на ноги, быстро завертел головой во все стороны. Древлянские лодки валялись на дне глубокой, с отвесными стенами ямы, вырытой посредине дороги и прикрытой до поры до времени слоем жердей и положенными поверх них коврами. Вырвав из ножен меч и подбодрив себя и спутников воинственным кличем, Мал задрал голову. И замер с раскрытым от ужаса ртом: затмевая дневной свет, сплошным потоком с десятков заступов летела сверху на древлян земля…
Скрестив на груди руки, стояла возле узкого окна башни-смотрильни Ольга. Наблюдала, как дружинники заравнивали землю и укладывали дерн на месте, где только что плыли по воздуху к ее терему древлянские лодки.
— Ночью, Свенельд, поведешь дружину на древлян, — сказала она находящемуся рядом воеводе. — Прямо к их главному граду Искоростеню. Покуда древлянам неведома судьба князя Мала, ты должен скрытно и без помех пройти через болота-трясины и напасть на город. Внезапность удара утроит число твоих воинов и сбережет немало крови.
Даже если не удастся захватить Искоростень, твой отряд откроет дорогу всему нашему войску в землю древлян…
Оставшись одна, Ольга снова подошла к продолговатому окну стрельницы. Сколько раз стояла она точно так, всматриваясь до рези в глазах, не показались ли за излучиной Днепра ветрила лодий Игоря, возвращающегося из похода, не клубится ли пыль в заднепровских далях под копытами коней его дружины?
Отсюда Киев виден как на ладони. Прямо перед Ольгой раскинулась Старокиевская гора, застроенная ниже великокняжеского терема хоромами и усадьбами боярской и дружинной знати. Еще ниже по склонам жались друг к дружке тесные, приземистые домики горожан с их двориками и огородами. За крепостной стеной, ближе к Днепру, виднелись торговые и ремесленные посады: Киселевка, Щекавица, Подол. Черные и желто-серые дымы, поднимающиеся в той стороне над кузнями, пятнали чистоту неба и застилали нежную голубизну Днепра. Гавань у Почайны была сплошь уставлена купеческими лодиями и заморскими кораблями, а торжище, раскинувшееся невдалеке от берега, чернело, как всегда, от разливавшегося по нему людского моря. Но больше всего Ольга любила смотреть на бескрайние зареченские просторы и длинные золотистые отмели, протянувшиеся по ту сторону Днепра, на зеленые степные курганы, дрожащие в знойном мареве.
О славный красавец Киев, мать городов русских! Как не гордиться и не восхищаться тобой!
Не только великая княгиня наблюдала за событиями, происходящими на дороге перед ее теремом. Спрятавшись за деревом на склоне днепровской кручи, все это видел и хазарский купец, подручный Хозроя в Киеве. Убедившись, что все древляне с их лодками бесследно исчезли в земле, он покинул убежище. Пугливо озираясь по сторонам, спустился к берегу и быстро направился к торжищу.
Нигде не задерживаясь, он прошел мимо рядов, где торговали цветной парчой и шелком, привезенными из далеких Индии и Китая, Ирана и Египта. Не заинтересовали его быстроногие кошки-гепарды и обученные охотничьи соколы. Остался он равнодушен к дразнящим раковинам, не привлекли его взор голубоватые клинки из знаменитой русской харалужной стали и серебряные заздравные чары, украшенные тонким, замысловатым узорочьем. Пройдя торговые ряды несколько раз из конца в конец, он остановился возле приглянувшегося ему бородача, торговавшего пушниной и медом.
— Здрав будь, добрый человек.
Торговец глянул на хазарина, степенно разгладил бороду.
— Того и тебе, заморский гость.
— Удачен ли торг?
— Не жалуюсь.
— Когда собираешься домой, в древлянскую землю?
Торговец еще раз глянул на хазарина, в его глазах мелькнула неприязнь.
— Кто ты таков, чтобы сыск мне устраивать? Явился по делу — смотри товар, а язык попусту трепать нечего.
Хазарин быстро осмотрелся по сторонам, шагнул вплотную к древлянину, наклонился к нему.
— Только что княгиня Ольга велела заживо закопать в землю вашего князя Мала и всех, кто был с ним. А не сегодня-завтра киевское войско двинется на вашу землю, неся ей меч и огонь в отместку за смерть князя Игоря. Если тебе дороги соплеменники, скачи в Искоростень и предупреди их об опасности.
Торговец недоверчиво посмотрел на хазарина.
— Откуда знаешь это?
— Одно видел собственными глазами, другое слышал из надежных уст.
— Не верю, уж больно лживое и своекорыстное вы племя. Да и какое тебе, иноземцу, дело до распрей Киева и древлянской земли?
Хазарин склонился к уху бородача, его голос перешел в свистящий полушепот.
— Какое? А то, что я ненавижу полян и киевских князей. В битвах с ними погибли два моих сына, а жена, не перенеся сей утраты, ушла на тот свет вслед за ними. Но если у меня поляне уже отняли семью, тебе подобная участь уготована в ближайшие дни. Коли не желаешь остаться одинокой былинкой посреди вытоптанного поля — спеши. Не медли, ибо завтра будет поздно.
Древлянин усмехнулся.
— Ты говорил напрасно, хазарин, я все равно не верю тебе. Откуда знаешь, что твоих сыновей срубил полянин, а не иной воин-славянин: древлянин, северянин, вятич? Я сам, когда был моложе, дважды ходил в ответные набеги на ваши вежи, и не одна хазарская голова слетела с плеч под моим мечом.
Хазарин опустил голову, пожал плечами.
— Я сказал правду, ты можешь это проверить. Весь Киев видел, как приставали к берегу лодки князя Мала и как встречала их дружина великой княгини. Однако сыщи хоть единого человека, который встретил бы позже вашего князя в городе или на великокняжеском подворье. Не сыщешь, приходи вечером к Днепру. Буду ждать тебя у той тропы…
Вечером древлянин был на указанном хазарином месте. От спокойствия, которым он был преисполнен днем на торжище, не осталось и следа.
— Ты оказался прав, хазарин. Многим было дано узреть и лодки князя Мала, и встречу его дружиной княгини Ольги. Но после этого никто не видел ни одного древлянина, ни единой нашей лодки. Они словно сгинули неведомо куда.
— Твоего князя и его спутников уже нет среди живых, древлянин. Если хочешь, чтобы твои близкие и соплеменники не разделили их участь, спеши.
Хазарин хлопнул в ладоши, из кустов появился его слуга с конем в поводу.
— Бери, — указал на коня хазарин. — И покуда киевляне еще не выступили в поход, скачи.
— У меня нет денег на такого коня. Весь мой товар не стоит такого красавца.
— Дарю его тебе. Торопись, не теряй напрасно время.
— Ты щедр, хазарин. Да наградят тебя за это твои боги. Прощай…
Древлянин вскочил в седло, скакун вихрем сорвался с места. Когда конский топот затих вдали среди деревьев, хазарин зажал в кулак остроконечную бороду и громко рассмеялся.
— Теперь, воевода Свенельд, можешь выступать в поход и ты.
Они разговаривали вдвоем, без свидетелей, киевский тысяцкий Микула и полоцкий князь Лют.
— Князь, я к тебе от великой княгини Ольги, — звучал голос Микулы. — Древляне убили Игоря, ее мужа, и великая княгиня кличет тебя под свои стяги, дабы отомстить за это злодеяние.
Взгляд Люта был направлен в угол светлицы, пальцы правой руки замерли на густой бороде.
— Я слышал об этом. Князь Игорь пожелал дважды взять дань с древлян и заплатил за это жизнью.
— Князя Игоря убили смерды, его данники. Сегодня они взяли жизнь киевского князя, завтра захотят твоей. Ты этого ждешь, полоцкий князь?
— Напротив, будь моя воля, уже завтра выступил бы в помощь великой княгине. Но поверь, я не могу этого сделать.
Лют встал со скамьи, шагнул к настежь открытому окну. Невысокий, кряжистый, с грубоватым лицом воина, левая ладонь положена на крыж меча. Хотя Микула давно знал полоцкого князя, он с интересом за ним наблюдал. Тысяцкий понимал, какие страсти бушевали сейчас в душе Люта, чувствовал, как тому нелегко, и потому молчал тоже.
Варяги, предки Люта, пришли на русскую землю вместе с западнославянским князем Рюриком, вытесненным из родных мест многолетним совместным нашествием германцев и норманнов. Рюрик с братьями Трувором и Синеусом был принят у себя новгородцами и обосновался на Ладоге. Дед Люта, Регволд, осел со своей дружиной на полоцкой земле, породнился с ее жителями и остался у них. Вскоре он стал полоцким князем, его воины-варяги смешались с русами, обзавелись женами-славянками. Защищая эту исконно русскую землю от воинственных соседей: летгалов, земгалов, куршей, а позже от захватчиков-тевтонов императоров Генриха и Отгона, они стояли в одном боевом строю — уходившие корнями в эту землю славяне и некогда чуждые им варяги. Как и все русские князья, половчане признавали над собой власть великих киевских князей, ходили со своими дружинами под общерусским стягом в походы, в тяжкую годину просили у Киева подмоги. И Микула знал, что вовсе не какие-то личные счеты с киевскими князьями заставили сейчас Люта ответить ему отказом.