В XIX в. Н. г. Устрялов был склонен считать, что главным действующим лицом политической драмы 1676–1682 гг. был Милославский, который «при содействии дядек и нянек юного Федора» воздействовал на «больного, хилого» царя. П. К. Щебальский прибавил к числу руководителей Федора Алексеевича царевен, среди которых выделялась Софья Алексеевна, и пресловутого Языкова. Единственной инициативой «умного, образованного, но болезненного Феодора», по мнению этого автора, было приближение к трону князя В. В. Голицына, в котором царь заметил «большой государственный ум». Вместе они отменили местничество, «но роль преобразователя была суждена не Федору: дух этого умного, молодого государя был бодр, но тело его изнемогало», в последние годы он «вовсе не оставлял дворца и едва передвигался из одной палаты в другую».[12]
М. П. Погодин пошел еще дальше, объявив, что и отмена местничества — единственное деяние царствования Федора Алексеевича, кроме обучения и воспитания Петра — была осуществлена лишь «от имени семнадцатилетнего, слабого и больного Феодора», при котором правили сначала Милославские, потом (при поддержке Хитрово и Долгоруковых) И. М. Языков и Лихачевы.[13] Погодин наиболее ясно выразил легенду о Федоре Алексеевиче, утвердившуюся к его времени и в специальных исследованиях, которые начались много раньше, вскоре после смерти старшего брата Петра.
Около 1688 г. Сильвестр Медведев на основании собственных наблюдений и документов сделал один Из лучших до сих пор обзоров последних месяцев царствования своего покровителя и друга.[14] Не уделяя никакого внимания состоянию здоровья государя, автор анализировал инициативы Федора с точки зрения реализации им своих представлений о качествах и функциях государя. В «Созерцании» Медведева рассмотрены мир с Турцией и Крымом, забота царя о развитии просвещения, искусств и мастерства, о каменном строительстве. Рассказано Сильвестром о военной реформе и отмене местничества, преобразованиях в Церкви, изменениях в одежде. Автор не скрывает, что зимой 1682 г. Федора Алексеевича свалила болезнь (приведшая к смерти) и реальная власть перешла в руки временщиков, в частности И. М. Языкова: тут-то государство и потеряло разумное управление, следствием чего стало народное восстание, длившееся с весны до осени 1682 г.[15]
Над специальными исследованиями о царе Федоре Алексеевиче, кажется, тяготеет рок: то ли ими занимаются беспокойные умы, сами по себе притягивающие громы и молнии судьбы, то ли тема имеет свойство неопубликабельности. Сильвестр Медведев был главоотсечен (1690), а его «Созерцание» напечатано спустя столетие, да и то в потрепанном виде (1787).[16] Василий Никитич Татищев, считая, по-видимому, свою жизнь и так достаточно бурной, не намеревался включать исследование о Федоре Алексеевиче в «Историю Российскую». Но для себя лично он собирал материалы и даже систематизировал их в рукописи «Царство царя Федора Алексеевича», изданной только в 1966 г.[17]
Выступая с позиций петровского представления о «государственной пользе», Татищев похвалил молодого царя за усовершенствование полиции, самоличное поспешение на пожары и раздачу милостыни погорельцам. Одновременно историк осуждал невозвратные кредиты на каменное строительство, «допущение многих ненадлежащих вольностей» в армии и т.п. Работая в 1730-х гг., Татищев собрал весьма интересные сведения об интригах и временщиках при дворе Федора Алексеевича, однако инициатором преобразований считал самого государя.
Личные качества Федора — образованность, склонность к поэзии и музыке, твердость и прилежность в вере, любовь к каменному строительству и коннозаводству, приверженность к порядку и благочинию — определяли мероприятия его царствования, описанные Татищевым. Однако личные же качества — молодость и некрепкое здравие — сделали Федора в глазах историка реформатором-неудачником. Сопоставляя его военные, экономические, церковные и чиновно-родословные преобразования с петровскими, Татищев целиком отдает предпочтение последним, поясняя, что хорошие замыслы старшего брата Петра не были реализованы за неимением «прилежных» помощников.
Следующий историограф Федора — академик Герард Федорович Миллер — избежал крупных неприятностей (за исключением обычных академических интриг), зато его рукопись осталась вообще неизданной.[18] Неоконченная «История жизни и царствования Федора Алексеевича» высоко оценивает «превосходные душевные качества» государя, которые «с избытком вознаграждали то, в чем природа отказала телесному составу Федора». «На историю Федора можно смотреть, — писал г. Ф. Миллер, — как на переход от великих деяний царя Алексея Михайловича к преобразованиям, совершенным Петром Великим. Только в Западной Европе это царствование осталось весьма мало известным». При всем уважении к академику следует заметить, что оба утверждения не вполне справедливы. Живучая легенда о милосердном и правдолюбивом государе косвенно способствовала опровержению тезисов, оставшихся в столе г. Ф. Миллера.
В 1805 г. митрополит Платон использовал в «Краткой церковной Российской истории» надгробную надпись о делах царя Федора Алексеевича и добавил: «Подлинно, было о чем плакать и рыдать. Ибо от сего благоразумного государя все просвещение и поправление происходило не вдруг, но помалу и с соображением свойства народа, что все было бы еще тверже и надежнее, так как он основывал то на благочестии и утверждал своим благочестивым примером», — очевидно, в противоположность Петру I.[19] Здравое рассуждение Платона не нашло понимания, зато четко выраженная Миллером мысль, будто предшественники Петра «готовили почву» именно для петровских преобразований, стала почти всеобщей.
В противность мнению Миллера как раз на Западе царь Федор был весьма известен. Финско-шведский историк X. г. Портан, например, готовя в 1770-х гг. курс русской истории для Абоского университета, не только упомянул «добрые качества» Федора Алексеевича и дела его царствования, но широко использовал родословные документы и материалы, связанные с отменой местничества. Надо ли говорить, что этот труд оставался неопубликованным до 1966 г.?![20]Но со временем действие рока, тяготевшего, казалось, над литературой о Федоре, ослабевало.
В 1780-х гг., когда в Петербурге вышло сочинение Медведева, сразу два французских историка предложили изумленному русскому свету высочайшие оценки царствования Федора Алексеевича. По мнению М. Левека (1782), сей государь «был нрава кроткого и человеколюбивого, проницательного и основательного ума; в счастии народном полагал счастие свое; ревностно шествовал по стопам отцовским, желая озарить Русское царство славными деяниями и благоденствием подданных. Немощь телесная не могла ослабить великих свойств души его; царствуя долее, он увековечил бы имя свое. Но государь, живший единственно для блага народного, достоин благодарности народа и потомства; Федор заслужил сей лестный памятник!».[21]
Через два года (1784) не менее определенно высказался Н. ле-Клерк: «Царь Феодор Алексеевич вступил на родительский престол, утвержденный правосудием и благоустройством. Природа украсила его всеми свойствами, от которых проистекает слава и благоденствие народа; он имел душу возвышенную, твердый дух, сердце чувствительное; ему недоставало только крепости телесной. Но, невзирая на слабое здоровье, Федор неусыпно пекся о счастии народа, доставляя ему под сенью мира и тишины все то, что споспешествует к порядку и выгодам общежития. Владычествуя над сердцами силою добродетели, он оставил о том вечную скорбь, почто не долее царствовал!»[22]
Франция завершила век Просвещения ужасами революции и открыла новое столетие завоеваниями Наполеона. Мнение французских авторов не могло в тот момент оказать на русскую публику обычного завораживающего действия. В феврале 1811 г. «Русский, вестник» разразился статьей «Нравственные свойства царя Федора Алексеевича», в которой не говорится ничего вразумительного об этих «свойствах», зато сильно бранятся французы, коие, «единодушно выхваляя царя Федора Алексеевича», наполняют свои сочинения «клеветой на отечественные наши летописи», «ухищренным витийством» и «нелепыми бреднями» (с. 1–26).
Обмануть судьбу и издать книжечку о царствовании Федора Алексеевича удалось в 1834 г. В, Н. Берху, писавшему «потому, что имел много свободного времени и хотел удовлетворить желанию некоторых многоуважаемых мною лиц».[23] Автор нашел, что «шестилетнее царствование Феодора Алексеевича богаче событиями, нежели последующие за сим 14 лет до кончины царя Иоанна Алексеевича», — то есть богаче, чем четырнадцать первых лет царствования ПетраI.
