9 декабря группу вместе с личным составом «мусульманского батальона» перебросят на аэродром Баграм. Начальник штаба «мусульманского батальона» капитан Абдулкасым Ашуров утверждал, что люди Голубева, помеченные легендой как саперы, «привезли десять миллионов афгани для Бабрака Кармаля». Это, правда, может быть и домыслом капитана. В свое время он утверждал, что в штурме участвовала некая таинственная группа «Чалма» числом 14 человек, которая, по утверждению Ашурова, напрямую подчинялась министру иностранных дел Андрею Громыко. Ну и ловок Андрей Андреевич: и людей своих насадил, и капитана в замешательство ввел! Чем занимались «громыковцы», достоверно установить капитану не удалось — о чем он, правда, сокрушался несильно. Но тем не менее, если не брать в учет «чалманосцев», численность «зенитовцев» в Афганистане к началу операции составляла более 130 человек. По Союзу собрали все, что смогли и что могло сгодиться для новой предполагаемой задачи — не с кондачка пальнуть, а общими усилиями всех сил, собранных в единый кулак, — ударить…
Ночью 10 декабря на аэродроме Баграм рейсом из Ташкента приземлится «Ту-134». Из самолета гуськом выйдут вначале андроповские «ребята в штатском» (одиннадцать бойцов группы «А»: Изотов (заместитель), Алуценко, Виноградов, Головатов, Гречишников, Картофельников, Лопанов, Мирошниченко, Тарасенко и Чудеснов во главе с Валентином Ивановичем Шергиным). Они оцепят пространство вокруг, а уж потом на трапе появятся будущие афганские вожди. Бабрак Кармаль с компаньонами (Нур Ахмад Нур, Аслам Ватанджар, Анахита Ротебзад — она же теща Махмуда Барьялайя, младшего брата Кармаля) посетил с неофициальным визитом — под покровом ночи, тайно, без оркестра и почетного караула — Демократическую Республику Афганистан, колыбель Саурской революции и свою будущую вотчину.
11 декабря в Баграме генерал-лейтенант Николай Гуськов поставит задачу подчиненным майора Семенова и Голубева: быть готовыми к совершению марша, внезапно атаковать и захватить в Кабуле объект «Дуб». (Так обозначили дворец Арк — в то время резиденцию президента Афганистана.) Постановка второй части задания — уничтожение Хафизуллы Амина — в компетенцию армейского генерала не входила, и все дальнейшие указания по данному вопросу Семенов получал от своих генералов, из Комитета госбезопасности: Иванова, Кирпиченко, а позже от Дроздова. В тот самый день и час группу «К-1» отзовут из президентского дворца в Баграм и поставят им задачу уже не охранять лидера, а «мочить» его, нехорошего и уже «не нашего». Отзыв этих людей не есть результат обеспокоенности руководителей операции по поводу сохранения жизни подчиненных, волею обстоятельств оказавшихся по «ту сторону баррикад». Цель самая прозаичная: нарастить силу удара групп, которым предстояло участвовать в штурме дворца. Меня можно было бы обвинить в домыслах, предвзятости и даже осквернении неких святынь, если бы не последующие события штурма дома Амина, когда группа «К-1» не была отозвана по не выясненным до сего дня причинам и попала-таки в переделку. Не знаю дальнейшей судьбы офицеров КГБ, охранявших Амина, и, признаться, не интересовался, учитывая их пассивную роль в штурме. Когда им предоставили только одно право — умереть. Это, безусловно, режет слух, так что скажем «мягче»: достойно погибнуть. От наших пуль и осколков.
14 декабря в 14 часов был получен приказ на боевые действия, отданы предварительные распоряжения. К счастью, в 16 часов последовала команда «отбой». В тот же день группа «К-1» вернулась в Кабул и возобновила охрану Амина. (Интересно, как они оправдались перед афганцами за свое отсутствие? Как объясняли, почему покинули вверенный им «форпост»?)
Понимая всю безнадежность подправить революцию с помощью единичного штыка и выстрела, чекисты, не привыкшие сдаваться, проглотив несколько горьких пилюль — а может, как раз это и натолкнуло их на замечательную мысль, — решили прибегнуть к «спецсредству» (так химики и биологи в погонах офицеров КГБ ласково называют яды). Капитан внешней разведки Олег Лялин в 1971 году сбежал на Запад, где и рассказал всем о существовании секретного отдела в Первом главном управлении КГБ, занимавшегося «мокрыми делами» и другими «специальными мерами». В связи с откровениями капитана, высказанными им публично в Лондоне на пресс-конференции, раздосадованные коллеги провели реорганизацию в своей фирме и, заметая следы, передали эти функции во вновь образованный 8-й отдел управления «С», занимавшийся нелегалами.
В качестве очередного убийцы Амина отобрали подполковника Михаила Талебова, азербайджанца, который несколько лет проработал в Кабуле на нелегальном положении, выдавая себя за коренного жителя Афганистана.
Талебов — это может быть и скорее всего — псевдоним. Олег Гордиевский в своей книге «КГБ: взгляд изнутри», написанной в соавторстве с Кристофером Эндрю, называет имя сотрудника 8-го отдела управления «С» Михаила Талыбова, работавшего шеф-поваром во дворце. По данным же Владимира Крючкова, этим человеком, подмешавшим порошок в еду, был «один наш нелегал, который работал „под крышей“ в президентской охране». «Мы были готовы к любым неожиданностям, — сообщает Владимир Александрович, — в окружение Амина была заранее внедрена наша агентура, и штурмующие подразделения действовали не вслепую».
В ноябре Талебову передали в Кабуле яд, и благодаря рекомендациям он сумел получить работу на кухне. Пока Миша вживался в новую для себя роль, вникая, что для повара баранчик — это в первую очередь глубокая металлическая посуда с крышкой для подачи блюд, а уж потом источник шашлыка, обжигал пальцы у горячей плиты да приноравливался, ситуация для КГБ в Афганистане никак не продвинулась к лучшему. Нарекания членов Политбюро в адрес спецслужб стали все чаще перемежаться с явным недовольством их работой. И, скооперировавшись, десантники, армейский спецназ, госбезопасность на скорую руку родили «Дуб». Такую себе боевую операцию. Очередную. И, как оказалось, не проходную. Роль «вечевого колокола» отвели уже упомянутому Талебову.
В пятницу, 14-го, в выходной день по мусульманскому календарю Амин и его племянник Асадулла, руководивший службой безопасности, в спокойной семейной обстановке побаловали себя вкусным обедом. Развалясь на диванах, нежились, благодушествовали, лениво переговаривались. Амин, охваченный негой сытости и перевариванием съестного, легонько всхрапнул. Племянник учтивости ради и приличия не мешал настигшей дядю дреме, думал о своем, лениво отщипывая медовые виноградинки, и тоже клевал носом. Дежурный офицер, уже в летах, умилился невольно подсмотренной картинке и, стараясь быть неслышным, аккуратно прикрыл створки дверей в столовую. Увидев приближающегося с подносом подавальщика, приложил палец к губам и жестом приказал ему прийти попозже. Тот послушно отправился на кухню, в двух словах обрисовал происходящее наверху, и Мишу как ветром сдуло — помчался сообщать, сигналить: наелись, дескать, до отвала, до самой смерти оба изувера. Пошли команды куда надо, и в Баграме прозвучало: «Заводи!» И хорошо, что не «Вперед!». Вскинулся от полусна Амин-старший, зевнул, движением плеча размял затекшую спину, а младший, Асадулла, окликнул дежурного и повелел из кухни позвать прислугу для прибирания стола.
Талебова как молния сразила, но устоял боец, не пал позорно — физически и духом. И сообразил, как передать сигнал «отставить!». Так в 16.00 14 декабря поступила команда: «Отбой до особого распоряжения!» И что уж тут началось… Представить страшно. Одно скажу: Мише уже больше никогда не доверяли травить людей и даже самых яростных врагов.
Все дело в том, что на Амина яд не подействовал совершенно. Впоследствии эксперты объяснили, будто отрава была нейтрализована кока-колой. В дальнейшем же чекисты «прицепили» к историческому сюжету «об ухватистом устранении диктатора» такую бывальщину, обеляющую их «прокол»: дескать, племянник Асадулла обменялся бокалом (наверное, понарошку, случайно) с Амином — вот и результат. Весьма неутешительный.
На кого рассчитывали кагэбисты подачей подобной версии — знамо дело: на простаков, безнадежных дураков да на похвалу своего начальства. Амин никогда до нашей «тесной дружбы с ним» не употреблял спиртное, а потому ему соки не подавали в бокалах. Асадулла и Амин никогда не напивались до положения риз, чтобы по пьяни поменяться «питейным судном» или заздравным кубком. Обед проходил не в пристанционном буфете покрытого сажей поселка, куда слетаются бездомные и попрошайки, не ведающие своего родства, сановности, уважения к рангу и вообще к человеку, занимающему определенную олигархическую ступень в обществе. В тех кругах, где обитают короли и президенты, шахи и падишахи, и в тех пределах, где живут по законам шариата, обмен, даже случайный, посудой за столом исключен начисто. Это случился бы не нонсенс, а поступок, приведший допустившего роковую промашку к усекновению его головы. Журналисты французского издания Guerres&Histoire в апреле 2011 года интервьюировали полковника в отставке Якова Семенова, и, наслушавшись и «навпечатлявшись» до заморачивания здравого смысла, позволили себе сделать от редакции такое многозначительное примечание (цитата): «Амин предложил бокал с напитком, отравленным его поваром — агентом КГБ, — члену своей семьи». Ладно бы, корреспонденты представляли ежедневную парижскую газету L’Humanite («Юманите») — орган французских коммунистов, а то ведь они из Guerres&Histoire — нового ежеквартального журнала, имя которого ясно показывает свою уникальность и компетентность: «Война и история». И последнее. Любопытно: о факте обмена бокалами рассказал чекистам при допросах Асадулла или на смертном одре успел о том уведомить кагэбистов сам Амин?
