Сильный удар о землю потряс молодого радимича и он на мгновение потерял контроль над окружающим. Тут же придя в себя, он попытался вскочить на ноги. Юноша почти поднялся, но тут навалившееся на него тело соскочившего с коня хазарина вновь опрокинуло его на землю и помешало встать. Радмир не собирался сдаваться. Зарычав как зверь, напрягая все свое тело, он сделал новую попытку встать на ноги и сбросить с себя навалившегося врага. Но второй хазарин, ловко спрыгнув с коня, навалился славянину на ноги и изо всей силы рванул арканную петлю, сжимавшую горло юноши. Радмир начал хрипеть, жадно вдыхая воздух. В нос бил исходивший от врагов резкий запах давно не мытых человеческих тел, перемешанный с кислым запахом конского пота. Радмир сделал последнюю попытку избавиться от насевших на него неприятелей, которые что было сил крутили веревками руки пленнику и били кулаками его по голове.
В пылу этой борьбы юноша вдруг услышал или, скорее, почувствовал легкий удар, и тело одного из противников как-то неестественно дернулось и стало сползать на землю.
Их было всего лишь трое. Из-за высокой травы юноша не сразу смог разглядеть мчавшихся во весь опор всадников. Но когда тело пронзенного стрелой хазарина, заливая землю кровью, упало рядом, а второй враг сам вскочил на ноги, позабыв о пленнике, Радмир, приподнявшись на колено, увидел их.
Выскочив из-за пролеска на разъяренных конях, почти стоя в стременах и мягко пружиня на полусогнутых ногах, они мчались так, что казалось вот-вот сумеют догнать выпущенные ими же на скаку свистящие стрелы. Кони всадников, роняя из пасти пену, летели по ровному полю и, казалось, еще немного, и они оторвутся от земли. Сами же седоки, являясь образцом воинской доблести и отваги, в своем предвкушении битвы были одновременно прекрасны и ужасны.
Две стрелы почти одновременно глухо ударились в тело на секунду оторопевшего хазарина, который только что пытался вязать Радмира. Но он, игнорируя боль, вскочил в седло своего коня и, что есть силы хлестнув плетью несчастное животное, попытался спастись бегством, и только следующая стрела, впившись точно между лопаток хазарина, заставила того, широко раскинув руки, вылететь из седла. Конь, словно не заметив потери
всадника, продолжил свой стремительный бег, догоняя трех других кочевников, которые, не приняв боя, удирали с места событий в сторону недавно прошедшего по степи основного хазарского войска. Они удирали, выкрикивая на ходу непонятное слово:
– Уррусc! Уррусс!
Первый хазарин, с застрявшей в горле стрелой, пробившей кадык и шейные позвонки, уже не подавал признаков жизни. Радмир поднялся с колена и, озираясь по сторонам в поисках выроненного ножа, только сейчас увидел лежащего неподалеку несчастного Сивку. Позабыв про нож и раненную ногу, из которой лилась кровь, юноша бросился к издыхающему коню. Сивка жалобно ржал, хрипел и дергал ногами.
– Не спасти, – голос возвышавшегося над Радмиром воина был глухим и хрипловатым, речь была славянская, но с легким непривычным акцентом.
– Добей. Негоже, чтобы животина зазря страдала, – и внезапный спаситель протянул юноше его же потерянный нож.
Молодой радимич поднял глаза на своего собеседника. Двое других воев находились неподалеку и поглядывали то на стоявшего на коленях перед умирающим конем Радмира, то вслед умчавшимся в даль хазарам.
– Давай, парень, не робей, коню больше не помочь, лучше займись собой, вон как хлещет, – и собеседник Радмира указал рукой на кровоточащую рану самого юноши.
– А то давай помогу.
– Нет, я сам, – Радмир взял из рук воина нож и на мгновение замер.
Верный друг и слуга лежал на траве и, судорожно подергивая ногами, жалобно смотрел на своего хозяина. Радмир пригнулся к издыхающему животному и прошептал в самое ухо коня:
– Прощай, – и, приподняв конскую голову правой рукой, с силой полоснул левой по горлу.
Кровь брызнула их раны на землю, Сивка дернулся в последней судороге и через несколько мгновений затих, навеки уснув беспробудным сном.
– Левша, – не спросил, а сделал вывод незнакомец. – Да и вижу не из робких, совсем малец, а хотя двое воев тебя вязали, не сдался. Молодец, – покачав головой, произнес воин-рус.
Юноша, вытерев о сырую траву кровь с ножа, встал с колен. Только сейчас он как следует смог рассмотреть своих нежданных спасителей. Первый раз в жизни он видел варягов – руссов, которых умчавшиеся в степь хазары называли непонятным словом «уррусс» 5.
Воин, протянувший Радмиру нож, несмотря на сравнительно немолодой возраст (около сорока), был легок и подвижен. Он передвигался по земле как матерый хищник и
в нем словно соединились необузданная медвежья сила, легкая волчья походка и стать лесного оленя. Кисти рук, привыкшие держать меч и копье, напоминали стальные клещи, а на мизинце правой руки не хватало двух фаланг, по-видимому, отрубленных в сражении. Такие же руки, только без отрубленных пальцев, были у поселкового кузнеца Радоты, который считавшегося самым сильным мужчиной в Дубравном – поселении, откуда был родом Радмир. Кузнец с легкостью гнул стальные подковы, мог разорвать не слишком толстую цепь и на всех праздниках и гуляньях неизменно выходил победителем в кулачных боях. Одет новый знакомый был в простую рубаху и штаны, поверх которых как влитая сидела длинная, почти до колен, кольчуга. На ногах были кожаные сапоги, а на голове – стальной остроконечный шлем. Вооружение руса состояло из висевшего на поясе меча в деревянных ножнах и притороченных к конскому седлу копья, лука со стрелами и небольшого щита, специально предназначенного для конного боя. Лицо, потемневшее от загара и покрытое морщинами, выражало спокойствие и уверенность, а длинные, поседевшие варяжские усы свисали ниже выбритого подбородка.
Когда рус снял шлем, Радмир увидел, что голова воина тоже выбрита наголо, и только прядь черных с проседью волос, как вызов врагам, гордо украшает мужественное темя. Все в этом человеке говорило о его профессии, профессии воина.
Сидевшие в седлах спутники незнакомца были гораздо моложе своего товарища. Младший, державший под уздцы коня старшего руса, мог быть на пару лет постарше Радмира, да и третьему можно было дать не больше тридцати. Одежда и оружие у всех троих были очень похожи, разве что вместо меча самый молодой из троицы носил кривую хазарскую саблю, он же, единственный из всех троих, не имел усов.
Как только конь испустил последний вздох, спаситель Радмира опустился перед юношей на колени, разорвал штанину и, промыв из фляги водой кровоточащую рану, наложил на ногу тугую повязку.
– Не опасно, скоро будешь бегать, не сегодня, конечно, но скоро, – он усмехнулся в седые усы и подошел к своему коню. – Нам тут с тобой болтать да разговоры говорить особо некогда, но если скажешь, откуда ты да как сумел в такую беду попасть, что чуть тебя не повязали степнячки-разбойнички, будем тебе за это признательны.
– Поселение мое Дубравным зовут, там оно, – Радмир указал рукой на север. – Славяне мы, радимичи.
– Так радимичи вроде под хазарами, дань Кагану платят, так чего ж ты с этими-то не поделил? – рус указал на мертвых хазарских воинов.
– Те, что дань платят, в низовьях живут, а мой род степнякам не подвластен.
– Ух ты какой гордый, – усмехнулся новый знакомый Радмира, – А ведь недавно с петлей на шее в грязи лежал, – повернувшись к своим товарищам, произнес старший рус.
– Все они поначалу гордые да смелые, а хазарин придет, так по кустам прячутся, – ответил самый молодой из руссов. – Поедем десятник, князь известий ждет, задержимся, по головке не погладит.
– Да уж и то верно, пора нам, князь-то наш уж больно суров. – Воин ухватился за гриву своего коня. – А ты, малец, гляди, леворукий боец – неудобный противник для врагов, да и если не трус, мог бы славным воем стать. А у нашего князя для храбрецов ворота всегда открыты.
Вскочив в седло, он водрузил на голову шлем и крикнул:
