он «сделался кем-то вроде героя дня». Однако заслуженный триумф отравляло осознание того, что собственные командиры больше оценили не уничтожение замыслов противника, а именно то, что сам противник не догадался о нашей подрывной деятельности и не стал «мстить». Уже к этому времени командиры больше всего боялись активизации действий на фронте, которые могли спровоцировать солдат к неподчинению приказам.
Каждый из четырех рассказов построен по единому плану: вначале автор короткого описывает дислокацию войск на участке действий 6-й роты Саперного полка и смежных с нею, и общей задачи, поставленной штабами перед дивизией, к которой в данный момент рота была придана. Все географические названия, фамилии и должности командиров, офицеров и нижних чинов указаны совершенно точно. В центре повествования — его собственные действия, как командира взвода сапер или как начальника подрывной команды. На первый взгляд, технические подробности устройства вертикальных или горизонтальных снарядов, защитных щелей и лисьих нор, минных траншей и других деталей инженерной службы, и являются центральными объектами описаний. Множество весьма интересных бытовых подробностей об устройстве кухни и биваков, заботах денщика и времяпрепровождении командиров, вероятно, немало могут добавить знаний в области микроистории и военной антропологии Первой мировой войны. И все же, не это главное в рассматриваемых текстах. Недюжинный литературный дар позволяет А.П. Воронцову-Вельяминову, буквально, несколькими словами, почти мимоходом точно и ярко описать собственные впечатления и переживания, как в критические моменты боя, так и в ходе мирных бесед с товарищами или при докладах начальству. Эти впечатления всегда ярки настолько, что временной разрыв между событиями и их описанием почти не ощущается: рассказчик воспринимается молодым человеком, готовым радоваться солнечному утру после тяжелой трудовой ночи, вдыхать свежий зимний воздух после «освобождения» от угрозы наказания, горько сожалеть о потерях «неизменных сотрудников», тепло вспоминать о «своих в Москве». Но этот молодой человек совсем не легкомыслен: он со знанием дела описывает общий характер военных действий в конкретный период времени, отрываясь для этого от частностей. Умение видеть в небольших деталях общее, оглядывать события масштабно, объясняется не только опытом и знаниями последовавших лет, но присуще автору изначально и проявляется особенно ярко в характеристиках людей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Как правило, эти характеристики не носят оценочного характера и основаны на конкретных проявлениях личностей или поступках. Отношение автора к каждому описываемому лицу всегда очевидно, всегда пристрастно, но всегда понятно. Так, например, о генерале Гурко Воронцов-Вельяминов уважительно пишет, что «его приказы по армии были полны переводами с французского языка тактики окопной войны и новыми формами применения фортификации»; приезжая с докладом к командиру батальона Игнатьеву, застает «у него обычную обстановку — сестер милосердия и вино»; говоря о далеких поездках в штаб корпуса, замечает по этому поводу, что «командир корпуса генерал Раух не любил находиться в зоне досягаемости артиллерийского огня». В рассказах об отдельных людях нет каких-либо характеристик или описаний черт личностей, вместо этого довольно подробно изложены беседы с ними. И тоже, в каждом случае не возникает сомнений в отношении автора к собеседнику. Так, разговоры с капитаном 1-го ранга Саблиным о поставленных командованием задачах свидетельствуют о полном согласии собеседников в критическом отношении к полученным приказам и о полной готовности их, несмотря ни на что, выполнить. Беседы с генерал-лейтенантом Кушакевичем заключались в просьбах Воронцова-Вельяминова о помощи сначала в решении строительных задач, а потом — в улаживании возникшего конфликта и всегда заканчивались положительным результатом. Всего одна описанная довольно продолжительная беседа с командиром 6-й роты штабс-капитаном Ивковым выявила разительную противоположность взглядов собеседников на понятие воинского долга и очень много говорит о личностях обоих. Остановимся на нем немного подробнее. Обратив внимание на крайне неудачное расположение позиций одной из пехотных частей в болоте, где невозможно было их укрепить, Воронцов-Вельяминов попытался убедить начальство в необходимости поменять расположение части. В ответ, конечно, получил совет «не соваться не в свое дело». Далее цитирую: «" Как же это мне может не быть дела, если я вижу, чем все это пахнет, ведь успех предприятия складывается из совокупности подготовительных действий всех, в том числе может быть в малой доле и моих и если я вижу, что мы грешим в самом корне, я не могу не обращать на это внимание". Ивков криво усмехнулся и продолжал, как бы не обратив внимания на мои слова: " Так вот ты и делай только то, что входит в твой круг, а если, как в этом случае делать нечего, так делай вид, что работаешь… "Ведь это обман и преступление перед родиной" — произнес я. Ивков взглянул на меня и вымолвил: "Не произноси громких фраз. Ты еще слишком мало понимаешь действительность, а поэтому не ломай себе напрасно голову и главным образом не впадай в пафос, это смешно и глупо". У меня существовало еще со школьной скамьи обыкновение прекращать разговоры, когда я видел, что они ни к чему не приводят, а поэтому я и тут решил окончить дальнейшие рассуждения на ту же тему и, переменив тон, сказал: "Хорошо, я сделаю все как ты мне советуешь, не потому, что я согласен с такой постановкой вопроса, а просто потому, что лучшего сам ничего придумать не могу и предпочитаю делать хоть что-нибудь не столько для своего спокойствия, сколько для сапер, которые, к сожалению, понимают если не умом, то чутьем всю нашу безграничную глупость, легкомыслие, и я не боюсь пафоса, который тебе смешон, а поэтому скажу, что боюсь, что когда-нибудь они поймут нашу преступность"». Возможно, беседа передана не дословно, все же за 20 лет даже важные слова могут трансформироваться в памяти. Да и всегда понятно бывает желание зрелого человека приписать себе больше мудрости в юности. Однако, обратившись к запискам и воспоминаниям деда и отца нашего автора, отметим, что искренность и честность, прежде всего, перед собой и перед людьми — одна из основных черт их личностей, не требовавшая даже обсуждения. И они оба, так же, как Алексей Павлович, тяжело ощущали несоответствие между решениями государственной власти и состоянием дел в стране. Еще одной общей чертой разных поколений Воронцовых-Вельяминовых было уважение и внимание к людям, которых они часто называли «своими сотрудниками»: к подчиненным, рабочим, слугам. Без малейших признаков панибратства. Алексей Павлович в первых двух рассказах все время упоминает своего деловитого и распорядительного унтер-офицера Воротягина, о гибели которого под Витонежем он горько и очень долго жалел. Сменивший Воротягина унтер-офицер подрывной команды Крыканов также погиб, в марте 1917 г. В 1963 г., перечитав свой рассказ «Камуфлет», А.П. Воронцов-Вельяминов сделал в конце приписку: «Унтер офицер
