Произнося последние слова, иезуит открыл глаза, посмотрел на понтифика и, наткнувшись на его ледяной взгляд и пренебрежительное, капризное движение кисти, замер, прервав собственную речь.
— Сципион, мальчик мой, напомни мне, пожалуйста, с какой миссией мы отправляли падре Флориана к этим северным дикарям, — проскрипел Павел, поворачиваясь к легату спиной и направляясь обратно к своему креслу. — Что мы хотим видеть в нашей резиденции и что нас интересует?
— Библиотеку царя «Ивана Кошмарного»(**) и Бон-По! — услужливо выгнув спину, напевно произнес молодой кардинал.
— Библиотеку я не вижу — значит, ты её не нашел, — глубоко усевшись в кресло и сцепив руки на животе, резюмировал Павел V….
— В момент моего отъезда обитель схизматиков ещё не пала, — опустил голову Флориан, чувствуя, как холодная капля пробежала по лбу.
— В таком случае… Напомни, Сципион, как там это было… — поморщился Его Святейшество и выжидательно посмотрел на племянника…
— Лета 1380 от Рождества Христова московит по прозвищу Пересвет победил тибетского монаха Челубея, владевшего древнейшим боевым искусством Бон-По и слывшего поэтому бессмертным (***), — торопливо озвучил справку кардинал. — По информации, имеющейся у курии, победить такого противника способен только воин, освоивший равноценную или лучшую технику, которой обладал Пересвет, и могут знать его прямые потомки. Один из них находится в настоящее время в Троице-Сергиевом монастыре…
— Ты видел его, Флориан? — тихо спросил Павел V.
— Да, Ваше Святейшество, — неслышно промямлил легат.
— Судя по твоим ранам, переговоры зашли в тупик?
Флориан кивнул, не в силах проглотить застрявший в горле ком.
— Однако ты выжил… — взгляд понтифика стал колючим и холодным, — из чего я делаю вывод: или потомки Пересвета разучились воевать, или ты обладаешь знаниями, превосходящими тибетские и троицкие… Обладаешь и молчишь…
— Но, Ваше Святейшество!…
— Погоди, Флориан, не раздражай меня, — Павел V прикрыл глаза, пожевал губами и ухмыльнулся. — Тебе будут предоставлены комфортабельные апартаменты и два дня, чтобы вспомнить, как тебе удалось выжить, что делал ты и твой… наш враг, записать все ритуалы древнейших искусств, дарующих победу в бою и бессмертие. Если за это время ты не справишься, мы поменяем твои апартаменты на менее комфортные… Ну а потом — не обессудь. И прости, мне некогда ждать, да и тебе тоже. Стража!…
* * *
(*) Перечень «подвигов» папы Павла V позаимствован в книге Лео Таксиля «Священный вертеп».
(**) Именно так переводится на русский зарубежное прозвище Ивана Грозного — Ivan le Terrible.
(***) Информация про тибетского монаха Челубея взята с ресурса «Православие.ру»- https://pravoslavie.ru/82422.html
Глава 2
Время разбрасывать камни и время собирать…
Ржаво заскрежетал и голодно лязгнул металл тюремного засова, безжалостно разрывая сердце, растворяя в затхлом полумраке человеческое достоинство, наполняя душу липким холодным страхом, отделяя свет от тьмы, славу от забвения, волю от беспощадного фатума. Оглянувшись на узкую почерневшую дверь, скользнув глазами по тяжелым кованым петлям, Флориан зловеще расхохотался, подняв голову к мрачному кирпичному своду подземелья.
— Ни-и-и-фо-о-онт! — закричал он, задыхаясь от спазмов, давивших грудь, — Ни- и-и-фо-о-онт! Ну почему ты опять оказался прав⁈ Отчего не убил меня в этой проклятой башне? Зачем мне эти муки адовы — каждый раз признавать твою правоту, мучаться от собственной ущербности и бессилия?…
Всё произошло именно так, как предсказывал чернец. Слово в слово… Иезуит зажмурился, закрыл ладонями лицо, завыл от обиды и нырнул в воспоминания об их последней встрече в Троицком монастыре.
* * *
— Ты дурак, Фрол, — хрипел потомок Пересвета, нанося один за другим косые, крест-накрест, сабельные удары, — ты польстился на внешний лоск и блеск золотого тельца, забыв, что это и есть зелье дьявола.
— Лукавишь, брат, — старательно уворачиваясь, шипел в ответ потомок Осляби, — этим дьявольским зельем, как ты выразился, на Руси кроют церковные купола. Или на них идёт другое золото, благостное и душеспасительное? Будь последователен, чернец. Если золото — зелье дьявола, значит, и купола золотят, привлекая его, а не Спасителя!…
Монах оторопел от сказанного и на мгновение ослабил натиск, что позволило иезуиту перейти в атаку, продемонстрировав всё лучшее, что он впитал в себя во время прилежного изучения испанской школы дестрезе, итальянской Flos Duellatorum и французской Анри де Сен-Дидье.
— Нет, Нифонт, — тесня противника, ритмично, в такт выпадам, выговаривал Флориан, — «золото — это совершенство. Золото создаёт сокровища, и тот, кто владеет им, может совершить все, что пожелает, способен даже вводить души человеческие в рай».(*)
— Дьявол всегда манит к себе блеском богатства и славы, неизменно превращая их в черепки, как только сделка с грешниками состоится, — возражал монах, не переставая орудовать саблей. — Я бы мог привести сотни примеров в доказательство, но прекрасно знаю, что тебя убедит только твоя собственная жизнь, и она сделает это очень скоро, гораздо быстрее, чем ты думаешь.
— Ты видишь моё грядущее? — оскалился иезуит, хотя у самого вдруг остро и противно засосало под ложечкой.
— О нём писал апостол Иаков, — ответил Нифонт, отбивая безжалостный выпад Флориана и переходя в контратаку. — «Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь…».
— Неубедительно, — перебрасывая оружие в другую руку и отскакивая от пляшущего клинка, возразил Флориан, — ни разу не видал ржавчины на золоте, не встречал страждущих от обладания им…
— Не ты один страдаешь слепотой, — согласился монах, наседая и не давая иезуиту разорвать дистанцию, — в храмах православных тоже хватает забывших о благодетели нестяжательства… Церковь Христова многократно и дорого заплатит за сребролюбие и гордыню служителей, но тебе, Фрол, воздастся только за твою слепоту, и бичом Божьим для тебя буду не я, а тот, кому беззаветно служишь…
— Хорошие новости, — отбиваясь из последних сил, сквозь зубы прошипел иезуит, — значит, ты не собираешься убивать меня, Нифонт?
— Нет, Фрол, но поверь, ты ещё пожалеешь, что не умер сегодня…
* * *
Флориан тряхнул головой, прогоняя воспоминания, перестал выть, опёрся спиной о прохладную кладку темницы и застыл, как изваяние. Руки упали бессильными плетьми, безвольно повиснув, и только белки глаз, бегающих по стенам подземелья, выдавали в нём живое существо.
Он не помнил, сколько простоял неподвижной мраморной статуей, еле дыша. Ноги затекли и превратились в деревянные чурки, спина, опирающаяся на холодные камни, заледенела, а в голове всё это время носилась по кругу неугомонная мысль: «Пропал!». Больше всего в сложившейся ситуации оскорблял не факт несправедливого заключения, а его причины, не имеющие никакого отношения к библиотеке Ивана Грозного и древним тибетским заклинаниям.
Он понял, что подписал себе приговор, когда племянник папы запросто явился к нему незваным гостем и долго разглядывал привезенные из Руси меха. Горностай, куница, соболь, всего более трёх сотен ценных шкур — целое состояние. Флориан увидел, как жадно горели глаза кардинала, и ощутил легкий озноб… Потом состоялся холодный приём у Папы и заточение, перед которым ему сообщили, что всё его имущество уже перешло в собственность семьи понтифика, и что решение о его судьбе уже принято. Римский легат знал, что никогда и никто не покидал эти темницы иначе, как только через эшафот. Вся мишура окружающей действительности бесцеремонно обнажила наносной грим и фальшивый фасад его собственной жизни на службе папского престола, а из-под которого выпукло проступила нелицеприятная картина лживости и гнусности всего католического мира.
