Мика Валтари - Наследник фараона

Он опять выпил.

— Мой бог — Гор, но я ничего не имею и против Амона. Но вижу, что Амон стал слишком могущественным, и новый бог возвысился в противовес ему, чтобы усилить власть фараона. Вот то, что сказала мне сама царица-мать и что было подхвачено жрецом Эйе, который ныне носит посох по правую руку царя. С помощью Атона они стремятся ниспровергнуть Амона или по крайней мере ограничить его власть, ибо не подобает, чтобы жрецы Амона правили Египтом, минуя фараона. Это высокое умение управлять государством, и как воин я вполне понимаю, что новый бог необходим. Если бы только фараон довольствовался строительством храмов для него и нанял жрецов ему в услужение, я бы ни на что не жаловался. Но фараон слишком много думает и говорит о нем. При любом случае, раньше или позже, он переводит разговор на него, и от этого окружающие становятся еще более безумными, чем он сам. Он говорит, что живет по правде, но правда подобна острому ножу в руках ребенка; нож следует носить в ножнах и употреблять только при надобности. Так обстоит дело с правдой, а всего опаснее правда для правителей.

Он сделал еще глоток вина.

— Я благодарен моему Соколу за то, что смог покинуть Фивы, ибо народ кипит, как змеиное гнездо, а я не хочу ввязываться в свары богов. Жрецы Амона уже распространяют всякие небылицы насчет происхождения фараона и подстрекают к мятежу против нового бога. Его женитьба также вызвала недовольство, ибо принцесса Митанни, имевшая обыкновение играть в куклы, внезапно умерла, и фараон возвысил Нефертити, дочь жреца, до ранга царской супруги. Конечно, эта Нефертити красива и великолепно одевается, но она очень своенравна, и во всем чувствуется, что она — дочь своего отца.

— Как умерла принцесса Митанни? — спросил я, вспомнив испуганные, широко раскрытые глаза девочки, глядящей на Фивы, когда ее везли в храм вдоль улицы Рамс разодетую и разукрашенную, как идол.

— Врачи сказали, что она не вынесла климата, — рассмеялся он. — А это подлая ложь, ибо всем известно, что нигде нет такого здорового климата, как в Египте. Но ты сам знаешь, какая высокая смертность среди царских детей — выше, чем в бедных кварталах, хотя, пожалуй, трудно в это поверить. Разумнее всего не называть имен, но я хотел бы остановить свою колесницу перед домом жреца Эйе, если бы посмел.

После этого мы улеглись спать в шатре.

Утром я проснулся от звука рогов и увидел солдат, строящихся в отряды, тогда как сержанты бегали взад и вперед по рядам и кричали на них, раздавая пощечины налево и направо и стегая их своими плетьми. Когда все построились, Хоремхеб вышел из грязной хижины со своей золотой плетью в руке, а слуга держал над его головой зонт и отгонял от него мух опахалом, тогда как он держал речь к солдатам:

— Солдаты Египта! Сегодня я поведу вас в бой, ибо мои разведчики донесли, что кабиры расположились за холмами. Какова их численность, не знаю, ибо эти разведчики со страху удрали, не успев их сосчитать. Надеюсь, их хватит, чтобы покончить с вами всеми, так что не придется больше видеть ваши скверные рожи, и я вернусь назад в Египет, чтобы собрать войско настоящих мужчин, которые любят славу и военную добычу.

Он свирепо посмотрел на войско, и этот взгляд попал в цель: никто из солдат не посмел даже моргнуть.

— Я поведу вас в бой, и все и каждый должен знать, что я пойду в первых рядах и не оглянусь посмотреть, кто из вас следует за мной. Ибо я — сын Гора; Сокол летит передо мной, и я намерен победить кабиров, если даже мне придется сделать это в одиночку. Однако предупреждаю вас, что вечером с моей плети потечет кровь, ибо своими собственными руками я выпорю каждого, кто не последует за мной. И говорю вам, что моя плеть страшнее, чем ломкие копья кабиров из дрянной меди. В кабирах нет ничего страшного, кроме их голоса, который, конечно, ужасен. Если кто-нибудь струсит, услышав их вопли, пусть заткнет уши глиной. Не пристало идти в бой с бабьими причитаниями, хотя бы уж прикиньтесь мужчинами, ведь вы носите набедренные повязки, а не юбки. Если вы победите кабиров, то поделите между собой их скот и прочее имущество, ибо у них скопилось много добра, награбленного в городах, разоренных ими. Вы также разделите между собой их женщин; думаю, что вам будет приятно поваляться с ними сегодня ночью, ведь кабирские женщины красивы и горячи и они любят отважных воинов.

Хоремхеб замолчал и оглядел своих людей, которые дружно закричали и ударили копьями в свои щиты и стали размахивать луками. Он улыбнулся и, взмахнув плетью, продолжал:

— Вижу, что вы рветесь в бой, но сначала мы должны освятить храм Атона — новою бога фараона. Вообще-то он не воинственный бог, и не думаю, что он придется вам по душе. Так вот, главные силы отправляются в поход, резервы остаются, чтобы освятить храм и обеспечить нам благосклонность фараона.

Войска снова отдали ему приветствие, затем отряды стали беспорядочно выходить из города, следуя за своими знаменами, которые несли на шестах. На знаменах были изображены эмблемы — львиные хвосты, ястребы и головы крокодилов. В бой знамена несли перед солдатами. Легкие колесницы ехали впереди, расчищая дорогу. А оставшиеся командиры вместе с резервами последовали за Хоремхебом в храм, который стоял на возвышении у окраины города. Храм был маленький, построенный из бревен, сбитых наспех и обмазанных глиной. Он не походил на другие храмы, так как вход был посередине, там, где стоял алтарь. Никакого бога не было видно, и озадаченные солдаты оглядывались по сторонам, чтобы отыскать его.

Хоремхеб сказал им:

— Бог круглый и подобен солнечному диску, так что смотрите в небо, если ваши глаза переносят яркий свет. Он простирает над вами руки, благословляя вас, но я предчувствую, что сегодня после похода его пальцы будут для вашей спины не лучше раскаленных иголок.

Солдаты роптали, что бог фараона слишком далеко, а им нужен был такой бог, пред которым можно пасть ниц и которого можно коснуться руками, если осмелишься. Но они замолкли, когда вперед вышел жрец — стройный юноша с небритой головой и с белой накидкой на плечах. У него были горящие и ясные глаза, и он возложил на алтарь весенние цветы, масло и вино, что вызвало у солдат громкий смех. Он также пропел гимн Атону, который, как говорили, сочинил фараон. Он был очень длинным и монотонным, и люди слушали его, открыв рот и мало что понимая.

Жрец пел о темноте, о львах, которые ночью крадутся из своего логова, и о змеях, и многие из слушавших были напуганы. Он пел о блеске дня и говорил о том, что птицы расправляют свои крылья по утрам, поклоняясь Атону. Он провозгласил также, что этот новый бог приводит в движение плод во чреве и оплодотворяет семя мужчины. Слушая его, можно было вообразить, что нет ни одной, даже самой ничтожной вещи на свете, которая не касалась бы Атона, и даже цыпленок не мог бы вылупиться и запищать без его помощи. Жрец закончил:

Солдаты слушали и шевелили пальцами в песке. Когда наконец песнь окончилась, они закричали с облегчением в честь фараона, ибо все, что они усвоили из гимна, было намерение превознести фараона и приветствовать его как сына бога, достойного и справедливого: всегда так было и всегда так будет. Хоремхеб опустил глаза, и юноша, восхищенный приветственными возгласами военных, ушел, чтобы написать отчет об этом событии фараону.

Люди шли в поход, сопровождаемые упряжками быков и навьюченными ослами. Хоремхеб устремился вперед в своей колеснице, а старшие офицеры отправились в своих носилках, жалуясь на жару. Я был доволен, что сижу на спине осла, как и мой приятель квартирмейстер, и захватил с собой свой медицинский ящик, на который я очень рассчитывал.