Ознакомительная версия.
– Тетушка Фотиния, подожди, я провожу тебя! Осел наш вдруг повел себя как ангел и сам зашел в сарай.
Василий взял старушку под руку, и идти ей стало гораздо легче.
– Так расскажи же мне, что там на самом деле случилось между тобою и Аларихом?
– А ты не поверил в то, что он рассказал твоему хозяину?
– Нет, конечно! Про Авена я ничего не знаю, я с ним двух слов не сказал, а с тобою-то мы разговаривали по дороге на Немрут. Не могла ты, тетушка, никого ограбить, не такая ты женщина!
– Ну тогда слушай.
И Фотиния рассказала юноше, что на самом деле случилось на берегу Нимфея.
– Так что кто кого ограбил, Василий, это еще большой вопрос: мои-то все деньги как раз и остались у Алариха, да и мул, купленный на деньги моей хозяйки, тоже. Интересно, что же он выдумал для Евфимии, чтобы объяснить мое исчезновение.
– Думаете, он ей не ту же самую басню рассказал?
– Конечно, нет! Девочка моя меня знает с самого рождения.
– У вас совсем нет с собой никаких денег, тетушка Фотиния?
– Откуда? Они все были в ларце, а утром я вышла из палатки, чтобы поговорить с Аларихом, успев только плащ на себя накинуть.
– У меня есть один бронзовый обол[74]. Мне его дала ваша Евфимия на прощание. Вот, возьмите его!
– Я беру его у тебя, добрый мальчик, потому что у меня нет другого выхода: я должна перебраться через Евфрат и дойти до Эдессы.
Они дошли до пристани, откуда на другую сторону ходил паром. Старший перевозчик стоял у трапа и собирал плату.
– Вы вовремя успели! – сказал он, пряча монету. – Это последний сегодня. Проходите!
– А сколько стоит перевоз? – спросил Василий.
– Половину обола.
– Я не плыву, я только провожаю тетушку. Ты отдашь ей половину обола?
– Конечно! Вот, возьми, тетушка.
Фотиния протянула монетку Василию, но он отстранил ее руку и шепнул:
– Я просто хотел убедиться, что у тебя, тетушка, еще что-то останется на дорогу.
– Не знаю, встретимся ли мы еще, Василий, но твой обол я постараюсь тебе вернуть сразу же, как только окажусь дома. Я пришлю его тебе в гостиницу.
– Не беспокойся, тетушка Фотиния, это же обол Евфимии, а ты мне ничего не должна. Ангела тебе в дорогу!
– И тебя храни Господь, добрый мой мальчик!
Фотния перекрестила юношу и поцеловала его в голову.
На пароме ехали крестьяне, возившие овощи на самосатский рынок, и Фотиния еще в пути сторговалась с ними, чтобы довезли ее на повозке до своего селения на другом берегу и покормили в дороге, и после этого денег у нее не осталось.
* * *
Голод не мучил Фотнию, она привыкла поститься, а вот с водой было хуже. Когда солнце поднялось и стало припекать, ей почти сразу же захотелось пить. Дело было не в том, что по каналам, орошавшим поля, вода текла мутная и наверняка для питья не слишком пригодная: из каналов и скот на пастбищах пил, в них и белье стирали, и купались. Просто у нее не было сил спуститься с дороги, проложенной гораздо выше полей и пастбищ, и добраться до воды. Пришлось терпеть, надеясь, что до следующего селения не слишком далеко. Почему-то ни со стороны Эдессы, ни в ее сторону с утра не было повозок, а то бы она попросила ее подвезти или хотя бы дать напиться.
Но все-таки ей повезло: на обочине дороги старушка еще издали увидела яркий желтый шар. «У кого-то скатилась с повозки дыня или тыква!» – подумала она и ускорила шаг. Но это оказалось не то и не другое, а разбитая дорожная тыквенная бутылка, выкинутая вместе с пересохшим ремешком. Фотиния подобрала ее и осторожно потрясла. Воды в тыкве не было, а трещина шла сверху и доходила почти до половины. «Вот и слава Богу, – подумала нянька, – если бы в бутылке оставалась вода, тыква бы уже загнила!»
Наконец показались первые дома небольшого селения. Старушка увидела женщину, спешившую куда-то с корзинкой зелени.
– Сестра, помоги мне ради Христа Бога нашего! – окликнула ее Фотиния.
– Слушаю тебя, матушка! – сказала женщина, останавливаясь и опуская тяжелую корзину наземь.
– Не подскажешь ли ты, где я могу наполнить свою тыкву водой, не платя за это денег, ибо у меня их нет.
– Да в любом доме, матушка! Пойдем со мной, я живу недалеко и как раз иду домой с рынка.
Свернув с главной улицы в переулок, они оказались перед стеной с воротами и калиткой в них. Калитка оказалась не заперта, что было бы невозможно ни в Эдессе, ни в Самосате.
– Проходи, матушка!
– Я не стану заходить во двор твоего дома, милая, я очень спешу. Ты просто налей мне воды в тыкву.
– Да она же треснула!
– Я знаю. Но трещина не дошла до половины бутылки, так ты налей мне половину.
Фотиния осталась стоять у ворот, а женщина ушла и вскоре возвратилась, неся в руках тыкву с водой, заткнутую теперь деревянной пробкой.
– Возьми, матушка! Бутылка у тебя теперь полная, я ее поменяла на целую.
– Спаси тебя Господь, милая!
– Во славу Господню.
– Матушка, а можно тебя спросить?
– Спрашивай, деточка.
– А почему и как оказалась ты одна на большой дороге, в изорванном плаще, без денег, с одной треснувшей тыквенной бутылкой в руке?
– Да и ту, признаюсь тебе, я подобрала в канаве. А в такой беде я оказалась потому, что злой человек ограбил и обидел меня, дитя мое. Но это как раз пустяки. А страшно то, что он украл мою любимую воспитанницу и теперь я должна дойти до Эдессы, чтобы найти на него управу!
– Матушка, ты же не дойдешь до Эдессы, она отсюда в двух днях пути верхом или в повозке, а ты идешь пешком!
– Я надеюсь, что кто-то пожалеет старуху и подвезет меня. Только почему-то навстречу мне люди попадаются, а вот в сторону Эдессы я ни вчера, ни сегодня никого не встретила.
– А откуда ты идешь?
– Из Самосаты.
– И ты не знаешь, что там вчера был престольный праздник в кафедральном соборе? А где празднество – там и торговля. Погоди, к вечеру народ станет разъезжаться из Самосаты, и тогда в сторону Эдессы поедут крестьяне на пустых повозках, они с радостью тебя возьмут. Может, ты отдохнешь у нас в доме, а вечером продолжишь путь?
– Нет, мне не до отдыха, милая. А ты лучше скажи мне, где у вас церковь?
– Ты шла в ту сторону. Выйди снова на главную улицу, сверни направо, куда и шла, и очень скоро увидишь нашу церковь. Служба там скоро уже начнется.
* * *
Фотиния вошла в маленькую, еще пустую церковь и стала искать глазами икону святых Самона, Гурия и Авива, нашла ее и со слезами горячо помолилась, прося помощи исповедников. Потом в церковь стал собираться народ – простые крестьяне, их жены и дети. Фотиния причастилась с ними, и это были ее первая еда и первое питье в этот день, а потом она поспешила из храма, встала на паперти и протянула руку. Говорить ей ничего не пришлось: вид у нее был такой изможденный и несчастный, что люди без слов все понимали и бросали ей мелкие монетки. А потом из церкви вышел священник, позвал ее в храм, расспросил и выслушал, накормил кашей, напоил козьим молоком и дал с собой в дорогу хлеба и сыра, уговорил ее прилечь в его каморке и поспать, а к вечеру вышел с нею на дорогу и помог найти попутчика, горшечного мастера, возившего в Самосату свой товар и весь его распродавшего. Честной отец сам подрядился с торговцем почти до самой Эдессы, до места, где горшечник должен был свернуть с торной дороги. Сам и заплатил. Денег горшечник со священника взял немного, так что у Фотинии от подаяния остались деньги и на то, чтобы пропитаться в дороге.
Утром следующего дня, проснувшись в повозке, где она спала, зарывшись в сено, Фотиния поняла, что заболела. И нога у нее распухла, и лихорадка ее трясла, и сухой мучительный кашель ее бил и терзал. Усталый горшечник и рад был бы довезти ее до Эдессы, но его дома ждала работа и никак он не хотел еще на день оставить свою мастерскую без хозяйского пригляда. Поэтому единственное, что он мог для нее сделать, это останавливать и просить добрых людей, едущих в нужную сторону, подвезти больную старушку. Добрый человек нашелся и подвез ее до самого города.
В городские ворота они въехали уже перед самым их закрытием на ночь. Везший ее крестьянин, ехавший на рынок с вечера, чтобы завтра начать торговлю с самого раннего утра, сказал ей:
– Матушка, мне все равно предстоит ночь спать на рынке, под собственным возом, так что у меня есть время отвезти тебя, куда скажешь.
– Ты знаешь усыпальницу святых угодников Гурия, Самона и Авива?
– Знаю.
– Вот туда меня и отвези.
– Матушка, да ведь ночь на дворе! Не станешь же ты ночевать у гробницы!
– Именно это я и собираюсь сделать, и ты со мной не спорь.
– Ну, воля твоя, матушка…
И они поехали по спящему ночному городу…
У входа в часовню, которая, как всегда, была открыта, крестьянин снова предложил свою помощь Фотинии:
– Матушка, у тебя родные есть в городе? Если хочешь, я заеду к ним и скажу, где ты находишься, пусть приедут и заберут тебя.
Фотиния призадумалась, а потом ответила:
Ознакомительная версия.
