женщины, занявшей с таким достоинством трон Петра Великого.
— Действительно, князь, я должен вам сознаться, что не могу уразуметь точку зрения государыни, — заметил он, — и могу повторить только то, что с удивлением и завистью говорит весь свет: существует на земле лишь одна Екатерина, одна «Северная Семирамида».
— Это сравнение неудачно, — проговорил Репнин, пожимая плечами. — Вольтер забыл, что Семирамида была побеждена в конце концов, а у нас этого никогда не будет. Если приём императора Иосифа в Могилёве будет демонстрацией, то она должна быть грандиозной, торжественной. Государыня должна явиться пред королём не в качестве претендентки на Польшу, а хозяйкой её; поэтому было бы желательно, чтобы представители польской знати, первые люди польского королевства, окружили свою владычицу.
— Следовательно, наш король тоже поедет в Могилёв? — спросил Потоцкий.
— Нет, — ответил Репнин. — Станислав Август Понятовский — друг государыни императрицы, она к нему очень расположена, и потому ей не хотелось бы, чтобы он играл жалкую роль между двумя царствующими особами. Приглашать государыня никого не будет, так как её приглашение равняется приказанию, и если бы кто-нибудь отказался от него, то это имело бы вид государственного преступления. Тем не менее государыня императрица желает явиться в Могилёв окружённая польским двором; императору Иосифу пришлось бы в таком случае убедиться, что могущество Екатерины Алексеевны в Польше — не насилие, а что сам польский народ признает её и желает существовать под её владычеством, разделяя славу своей монархини. Вы, граф, лучше, чем кто бы то ни было, понимаете необходимость этого исторического требования; вы можете послужить примером для других, оказать на них своё влияние. Ввиду этого государыня приказала мне передать вам, что была бы рада видеть вас в Могилёве и доказать вам там свою благосклонность.
Потоцкий вздрогнул от неожиданности.
— Как, граф? — воскликнул Репнин, от зоркого взгляда которого не укрылось смущение Потоцкого, — вы боитесь? Неужели я ошибся в ваших взглядах, так часто высказываемых вами?
Потоцкий быстро овладел собой, и его лицо приняло выражение делового раздумья.
— Для меня было бы величайшей радостью, — наконец произнёс он, — видеть лично нашу великую государыню и услышать из её уст милостивые слова, которые служили бы для меня залогом, что и в будущем моё имя займёт достойное место в истории нашего королевства.
— Вы знаете, граф, — сказал Репнин, — что когда государыня возложит на себя польскую корону, то провозгласит вице-королём и наместником того, кто докажет ей свою преданность и верность, то есть, другими словами, будет достоин этого высокого отличия. До сих пор я считал вас, граф, наиболее достойным подобной чести.
— И вы были совершенно правы, князь, если измеряли достоинство преданностью и готовностью служить великой императрице. Моей верности нет границ, — воскликнул Потоцкий.
— Но вы всё-таки колеблетесь? — спросил Репнин.
— Я колеблюсь, так как, к своему величайшему сожалению, не уверен, что буду в состоянии выполнить желание государыни! — ответил граф.
— Разве может быть сомнение в возможности исполнения приказа императрицы? — строго заметил Репнин.
— Вы знаете, милейший князь, — со вздохом возразил Потоцкий, — что я очень мало смыслю в хозяйственных делах. Мои имения приносят всё меньше и меньше доходов, и поэтому я принуждён всё более и более ограничивать себя в денежных средствах. Сидя здесь, я ухитряюсь вести дом соответственно моему положению; здесь я пользуюсь известным кредитом, но всего этого мало, чтобы предстать в должном виде пред государыней и вести там образ жизни, соответствующий моим званию и положению.
— Государыня императрица владеет всеми благами мира, — поспешно заявил Репнин, почти прерывая Потоцкого, — в её руках столько золота, сколько и железа. Верные слуги и друзья государыни никогда не должны предаваться низменным заботам о презренном металле. Больше об этом ни слова! Достаточно вам будет для поездки в Могилёв ста тысяч рублей?
— Вполне, — ответил Потоцкий, и его глаза радостно заблестели, — конечно, если не встретятся какие-нибудь непредвиденные расходы, — прибавили он, немного погодя.
— Я всегда готов удовлетворить ваши финансовые требования, — снова поспешил заявить Репнин. — Через час мой банкир принесёт вам сто тысяч рублей в голландских дукатах.
— Вы прямо конфузите меня! — пробормотал Потоцкий, пожимая руку князя.
— Между друзьями такая маленькая услуга не имеет значения, а все верные слуги государыни — друзья между собой! — заметил Репнин. — Следовательно, я доложу её величеству, что будущий наместник Польши, окружённый польской знатью, явится в Могилёв, чтобы засвидетельствовать свою преданность русской императрице.
— Не забудьте при этом прибавить, — попросил Потоцкий, снова пожимая руку князя, — что моя благодарность за оказываемую мне царскую милость безгранична и что я буду рад, если мне представится возможность доказать её величеству свою верность и готовность служить ей.
— Не беспокойтесь, эта возможность скоро представится! — таким холодно-высокомерным тоном ответил князь, что Потоцкому с трудом удалось удержать своё негодование.
Репнин, не прощаясь, направился по анфиладе парадных комнат, как будто само собой разумелось, что хозяин дома должен проводить его до передней. Но в предпоследней комнате Потоцкий остановился; здесь собралось несколько шляхтичей, состоявших у него на службе.
— Простите, князь, что я не провожу вас дальше, — самым невинным тоном проговорил Потоцкий, — я не совсем одет и потому не хочу выходить в переднюю. Передайте её величеству, — прибавил он тише, обращаясь к удивлённому князю, — что я сейчас же начну хлопотать о том, чтобы блестящая свита окружила государыню в Могилёве.
Потоцкий сделал знак шляхтичам, и те с такой почтительностью проводили посланника русской императрицы к карете, точно он сам был коронованной особой.
Экипаж князя, сопровождаемый скороходами и шталмейстерами, подъехал к подъезду. Среди всех собравшихся на дворе царила глубокая тишина. Все стояли с обнажёнными головами, пока князь Репнин не сел в свою карету, но никто не промолвил ни слова, и в то же время из-за занавесей окон в большой столовой на представителя русской императрицы были направлены десятки мрачных, полных угрозы взоров шляхтичей.
Граф Потоцкий возвращался через ряд парадных комнат в свою гостиную.
«Наместник, вице-король Польши! — думал он, медленно ступая по паркету. — Этой приманкой они хотят подкупить польского дворянина, имеющего право носить корону на своей голове. Они думают сыграть со мной ту же игру, которую проделали с бедным ханом Сахимом Гиреем. Они обещали назначить его крымским наместником, а затем столкнули в
