По губамъ Бирона пробѣжала недобрая усмѣшка.
— Das ware hicht so libel! (Это было бы недурно!)
— Ну, чтожъ, коли быть Ледяному дому, такъ пускай и будетъ, — рѣшила царица. — А кто же, герцогъ, его построитъ?
— Построитъ его нашъ первый государственный строитель, г-нъ Волынскій. Попросите-ка сюда г-на Волынскаго! — отнесся онъ къ подавшему счастливую мысль камергеру.
Казалось, онъ радъ былъ случаю взвалить на плечи своего главнаго недруга, и безъ того обремененнаго важнѣйшими государственными дѣлами, эту новую работу, которая ни мало не входила въ кругъ его обязанностей и должна была его еще принизить въ глазахъ всего Двора.
Такъ понялъ и самъ Волынскій, когда ему объяснили, чего отъ него требуютъ. Но, не желая дать торжествовать своему противнику, онъ не показалъ виду, что оскорбленъ, и, склонившись передъ государыней почтительно, но не раболѣпно, спросилъ, безотмѣнная ли то резолюція ея величества.
Самой ей стало теперь какъ-будто не по себѣ.
— Да, Артемій Петровичъ, пожалуйста, не отказывайся, — отвѣчала она мягко, словно извиняясь. — Никто иной, какъ ты, не сумѣлъ бы исполнить сіе столь благоуспѣшно. Женихъ хоть и шутъ, но титулованный; будетъ зрителей великое стеченіе…
— Такъ вашему величеству угодно, чтобы свадьба была поистинѣ княжеская, но, съ тѣмъ вмѣстѣ, все же шутовская, скоморошья?
— Вотъ, вотъ; со всякими тамъ огнями артофіальными, переодѣваньями и гисторіями потѣшными. Не мнѣ тебя учить.
— Слушаю-съ. Но ледъ на Невѣ должной толщины для Ледяного дома будетъ не раньше, почесть, января мѣсяца.
— Ну, чтожъ; намъ вѣдь не такъ ужъ къ спѣху. Пригони, примѣрно, ко дню моего рожденья, а то и ко времени карнавала на масленой недѣлѣ. Тогда, дастъ Богъ, и миръ съ Турціей заключимъ. Заразъ и отпразднуемъ.
— И ваше величество соизволяете на учрежденіе для сей надобности особой скоморошьей или, лучше скажемъ, маскарадной коммиссіи?
— Даю тебѣ, Артемій Петровичъ, на все полную мочь. Да въ расходахъ много не стѣсняйся. Впередъ знаю, что все тебѣ и на сей разъ, какъ и всегда, удастся къ полному нашему удовольствію.
Всякая новость старѣетъ и забывается; забылась и бироновская ледяная статуя, на смѣну которой ожидались теперь Ледяной домъ и ледяная свадьба. Ледяной домъ или "ледяныя палаты", какъ называли его оффиціально въ дѣлопроизводствѣ "маскарадной коммиссіи", рѣшено было возвести на Невѣ между Зимнимъ дворцомъ и главнымъ адмиралтействомъ, а для ледяной свадьбы устроить "національную процессію", для которой изъ разныхъ мѣстъ имперіи выписать полтораста паръ населяющихъ ее всевозможныхъ племенъ въ національной одеждѣ {*}. (Но такъ какъ пути сообщенія y насъ въ ту пору были очень первобытны, то выписанныя «пары», особенно изъ отдаленныхъ мѣстностей, прибывали довольно мѣшкотно; тотчасъ же по прибытіи онѣ замыкались въ особомъ зданіи на такъ-называемомъ "Слоновомъ дворѣ". (Дворъ этотъ, находившійся въ концѣ третьяго Лѣтняго сада около Симеоновскаго моста, на томъ, приблизительно, мѣстѣ, гдѣ въ настоящее время стоитъ циркъ Чинизелли, получилъ названіе «Слоноваго» отъ содержавшагося тамъ индѣйскаго слона.)
{* Приводимъ здѣсь, для примѣра, одинъ изъ посланныхъ въ провинцію указовъ, а именно Казанскому губернатору:
"Указали мы для нѣкотораго пріуготовляемаго здѣсь маскарата выбрать въ Казанской губерніи изъ татарскаго, черемисскаго, мордовскаго и чувашскаго народовъ, каждаго по три пары мужеска и женска пола пополамъ, и смотрѣть того, чтобъ они собою были не гнусныя, и убрать ихъ въ наилучшее платье со всѣми приборы по ихъ обыкновенію, и чтобъ при мужескомъ полѣ были луки и прочее ихъ оружіе и музыка, какая y нихъ употребляется…"}
Недоброжелатели Волынскаго не упускали между тѣмъ случая прохаживаться на его счетъ, какъ руководителя этой шутовской затѣи. Ядовитѣе другихъ подтрунивали надъ нимъ двое: адмиралъ графъ Головинъ, который не могъ простить Артемію Петровичу открытіе имъ злоупотребленій въ адмиралтействѣ, и бывшій посланникъ нашъ въ Парижѣ, а въ данное время оберъ-шталмейстеръ Высочайшаго Двора князь Куракинъ, враждовавшій съ нимъ на личной почвѣ. Желая угодить своему давнишнему «протектору», Тредіаковскій сочинилъ про Волынскаго тяжеловѣсную, но довольно злую пѣсенку, а Куракинъ позаботился распространить ее между придворными; среди тѣхъ нашлись, конечно, услужливые люди, подсунувшіе стихотворный пасквиль самому Волынскому. Вспыльчивый и крайне самолюбивый, Артемій Петровичъ былъ страшно взбѣшенъ — не столько даже на Куракина, сколько на самого автора пасквиля.
— Блоха вѣдь, а туда же — кусаться! — говорилъ онъ своимъ пріятелямъ. — Попомнитъ онъ еще меня!
— Невеличка блошка, а спать не даетъ, — отозвался Еропкинъ. — Да не много ли чести блохѣ, что ты такъ сердишься на нее?
— Rira bien, qui rira le dernier (хорошо смѣется, кто послѣднимъ смѣется), — утѣшалъ съ своей стороны Лестокъ.
Наконецъ-то, въ началѣ января (1740 г.), когда въ разныхъ мѣстахъ Невы стали вырубать ледъ для городскихъ ледниковъ, по серединѣ рѣки противъ Петропавловской крѣпости была отгорожена большая площадь для добычи самаго чистаго строительнаго матеріала, а между дворцомъ и адмиралтействомъ былъ поставленъ деревянный заборъ вокругъ мѣста, намѣченнаго для Ледяного дома. Обитатели двухъ верхнихъ этажей Зимняго дворца имѣли бы, впрочемъ, возможность смотрѣть и поверхъ того забора, если бы только окна дворца, обращенныя на Неву, значитъ на Сѣверъ, отъ сильныхъ крещенскихъ морозовъ не покрылись ледяными узорами. Обледенѣли окна и въ комнаткѣ Лилли Врангель; но барышню нашу это не затрудняло: она влѣзала на подоконникъ и высовывалась изъ форточки. Такъ она изо дня въ день могла слѣдить за тѣмъ, какъ постепенно выростаетъ и разукрашивается Ледяной домъ.
Длиною домъ былъ въ 8 саженъ, шириною въ 2 1/2 и вышиною въ 3. Накладывались ледяныя плиты какъ кирпичи, одна на другую, обливались тотчасъ водой и силою мороза скрѣплялись прочнѣе, чѣмъ лучшимъ цементомъ. Когда ледяное зданіе было доведено до крыши, то впереди оно украсилось ледянымъ крыльцомъ съ рѣзнымъ фронтисписомъ, а крыша — ледяной галлерейкой съ ледяными статуями. По четыремъ угламъ дома воздвигались ледяныя пирамиды, по сторонамъ крыльца появились ледяныя пушки и мортиры, а передъ ледяными же воротами съ горшками ледяныхъ цвѣтовъ и сидящими на нихъ ледяными птицами — два большихъ ледяныхъ дельфина. Въ послѣднихъ же числахъ января около дома, откуда ни возьмись, выросъ вдругъ громадный ледяной слонъ, а на спинѣ y него и по бокамъ — по ледяному персіанину.
Лилли такъ заглядѣлась на это послѣднее чудо, что не разслышала даже, какъ позади ея отворилась дверь, и замѣтила вошедшую только тогда, когда та взяла ее за талію и стащила съ подоконника.
— Ахъ, это вы, Юліана?
— Съ ума ты сошла, моя милая, что въ такой морозъ высовываешься изъ форточки!
— Въ деревнѣ я къ морозу давно привыкла, — отвѣчала съ беззаботнымъ смѣхомъ Лилли, затворяя форточку, — а теперь свѣтитъ еще солнце… И какъ хорошъ теперь на солнцѣ Ледяной домъ: точно весь хрустальный! А эти дельфины, этотъ слонъ… Выгляните сами только на минуточку…
— Чтобы схватить воспаленіе легкихъ? Благодарю покорно! — сказала Юліана. — Другое еще дѣло, если бъ въ шубѣ побывать тамъ на мѣстѣ…
— Дорогая Юліана! вотъ было бы чудно! Пойдемте сейчасъ, уговоримъ принцессу…
Лилли такъ порывисто обняла и поцѣловала чопорную фрейлину, что та не успѣла даже уклониться и не знала, сердиться ей или нѣтъ.
— Ну, ну, ну! Ты все забываешь, что ты уже не ребенокъ, а большая барышня, и не въ деревнѣ, а во дворцѣ.
— Но вы попросите принцессу, да? Она сама, можетъ быть, тоже пойдетъ съ нами?
Юліана уже не упорствовала. Анна Леопольдовна, какъ всегда, отдыхавшая на своей отоманкѣ съ романомъ въ рукахъ, выслушала обѣихъ съ обычной флегмой, но отъ посѣщенія съ ними Ледяного дома наотрѣзъ отказалась.
— Скоро и безъ того вѣдь увидимъ. Свадьба карликовъ будетъ уже 6-го февраля; остается, стало быть, всего двѣ недѣли.
— А потомъ опять ее отложатъ! — воскликнула Лилли. — Вѣдь сперва назначили ее въ январѣ, на канунѣ дня рожденія государыни…
— Да; но въ этотъ же день будетъ торжественное вступленіе нашихъ войскъ. Волынскій совершенно правъ, что такому національному торжеству не вмѣстно быть въ одинъ день съ шутовскою свадьбой. Если же вамъ, мои милыя, ужъ такъ не терпится осмотрѣть этотъ Ледяной домъ, то ступайте туда однѣ безъ меня.
— Да безъ васъ, принцесса, насъ туда не пустятъ!
— А я скажу Эйхлеру.
Эйхлеромъ, который, въ качествѣ не только секретаря Волынскаго, но и тайнаго секретаря самой государыни, постоянно бывалъ y нея за приказаньями, дѣло было ей доложено, и съ ея стороны отказа въ столь скромной просьбѣ наслѣдницы престола, разумѣется, не было. Самъ Эйхлеръ вызвался быть путеводителемъ гоффрейлины принцессы.
