— Все это очень странно, — подвел итог сообщению Гостомысл и задал вопрос: — Так с кем же мы воевали?
Ситуацию разъяснил подошедший Ратиша. Он привел с собой человека помятого вида: лицо его было в грязи, перемешанной с кровью, одежда рваная. Его можно было принять за нищего, однако на его боку висели ножны для меча.
— Это Отер-урмянин, вождь разбойников, — доложил Ратиша, представляя своего пленного.
— Вождь? Урмянин? Причем тут урмянин? — спросил Гостомысл. — Конунг данов — Готлиб.
Ратиша толкнул в спину Отера.
— Давай говори.
Отер кисло улыбнулся и заговорил:
— Действительно, ваш город захватил Готлиб. Всем известно, что в прошлом году конунг Годофрид выгнал Готлиба из Дании и пообещал повесить его на первом же дереве, если тот вернется в Данию. Поэтому Готлиб не конунг. И раз его прогнали из Дании, то Готлиб стал искать землю, где мог стать бы конунгом. Он уже ходил с дружиной на запад, местные короли там ослабели, но все же дружина Гот-либа была слишком мала, чтобы захватить землю. Поэтому он решил сначала сходить на восток в неизведанные земли, чтобы приобрести богатства, на которые он смог бы набрать войско. Ему повезло — каким-то образом ему удалось захватить ваш город. Но только тогда он узнал, что таких городов в вашей земле тысячи. А он с трудом удерживал один город...
— Пасть собаки оказалась меньше куска, на который она позарилась. Собака подавилась и сдохла, — с усмешкой прокомментировал рассказ Медвежья лапа.
Отер покосился на большого воеводу и, видя, что все ждут продолжения его сообщения, продолжил:
— Поэтому летом прошлого года он послал своего дружинника Томаса за помощью в Данию. Для подкупа он дал ему бочку золота. Но судно, на котором плыл Томас, подверглось нападению каких-то славян и было сожжено. Золото пропало...
Гостомысл рассмеялся.
— Так вот что за золото мы тогда захватили!
— Но сам Томас спасся. Он доплыл до берега, там украл лодку и на ней дошел до моря. А там он встретился со мной. Когда я узнал, откуда он пришел и зачем, я подумал, — я бедный рыбак, у меня нет ни семьи, ни золота. Не лучше ли пойти в войско к Готлибу? Это опасно, но я каждый день рисковал, выходя в море, и часто возвращался без улова. А если возвращался с уловом, то всегда находились люди, которым я должен был его отдать. Так что меня держит на той земле? Ничего. И я стал помогать Томасу, собирать войско из таких же, как я обездоленных людей. Вскоре мы собрали много людей. Взяли лодки и направились в путешествие в славянскую землю. Над войском должен быть вождь, и так уж получилось, что люди признали меня своим вождем.
— Теперь понятно, почему у вас такой бедный вид. Вы и в самом деле нищие, — сказал Гостомысл и задал вопрос: — Но куда же делся конунг Готлиб и его даны?
Отер пожал плечами.
— Вчера мы с ним поссорились, он требовал, чтобы все войско подчинилось ему, но люди засомневались — он не сумел удержаться в славянской земле, так, может, он плохой военачальник? Но ночью все даны из моего войска перешли к нему А утром он посадил их на корабли, и они ушли.
— Куда?
— Мне неизвестно. Случилось так, что нам некогда оказалось выяснять, куда ушел Готлиб.
— Но почему вы не сопротивлялись нам? — спросил князь Вяйнемяйнен.
— Моему войску было не до этого. Меня хотели сместить с должности вождя. Пришлось мне драться на поединке с претендентом. — Отер презрительно сказал: — Я его убил как сопливого щенка.
— Ты смелый воин, — одобрительно отметил Гостомысл и спросил: — Ну а где же твое войско сейчас?
Отер покраснел.
— Это не войско, а стадо овец. Едва почуяли опасность, как они разбежались по лесу, забились глухомань и дрожат, словно зайцы. Через пару недель они сдохнут не столько от голода, сколько от страха.
Гостомысл кивнул головой и обратился к князю Вяйнемяйнену.
— Что делать будем с этим вождем? Пленных мы не убиваем. В рабство взять?
— Нам рабы не нужны. А выкуп за этих все равно не получишь, — сказал князь Вяйнемяйнен.
Ратиша сказал:
— Он вроде хороший воин.
— Однако в плен сдался без сопротивления, — сказал Медвежья лапа.
Отер давно уже догадался, что мальчик, стоящий перед ним, является славянским князем.
Гостомысл был юн, но это не имело никакого значения. Многие цари и короли были ненамного старше Гостомысла, однако прославились как умелые полководцы.
Поняв из разговора, что сейчас решается его судьба, Отер упал на колени перед Гостомыслом.
— Мой конунг, возьми меня в свою дружину. Я готов быть тебе простым воином или даже слугой. Я многое умею. Я могу водить корабли по морю. Я буду предан тебе всей душой.
— Да? — спросил Гостомысл и проговорил: — Встань!
Отер встал.
— Ты есть хочешь? — спросил Гостомысл.
— Хочу — сказал Отер. — У нас уже заканчивалась еда.
Гостомысл поманил рукой одного из дружинников и распорядился:
— Отведи этого урмянина на ладью. Пусть покормят.
Дружинник тронул Отера за плечо. Однако тот не двинулся с места.
— Великий князь, если ты возьмешь меня в свою дружину то я соберу остатки своего войска, и они будут служить тебе. Я уверен, что у молодого князя есть великие планы, так как вся твоя жизнь впереди. А ты уже показал себя как великий полководец.
— Ты думаешь, что они будут служить мне? — спросил Гостомысл, с интересом взглянув на Отера.
Предложение показалась Гостомыслу заманчивым, — ему надо срочно пополнять дружину
— Да, даже если ты им будешь давать только еду — сказал Отер. — У них все равно нет выбора: Готлиб не взял их к себе, другого вождя у них нет, а возвращаться в родные селения они не хотят — что там ждет их кроме нищеты? В этом мире кто-то кому-то обязательно служит. Так уж лучше служить сильному конунгу который предлагает еду и почет.
— Ага, — задумчиво проговорил Гостомысл. Но решения объявлять не стал.
Его отец брал в дружину только словен, считая, что кровное родство гарантируют их преданность.
Но его расчет оказался неверен. Они служили князю Буревою, однако его сыну Гостомыслу не захотели служить.
Гостомысл давно понял, что выход из этого положения был в том, чтобы набрать в дружину воинов чужих племен. Но он был пока не готов брать в свою дружину вчерашних врагов. Ему требовалось время, чтобы решиться на это.
— Иди на ладью, — сказал Гостомысл и повторил распоряжение: — Пусть его хорошо покормят.
К вечеру корабли Готлиба оказались в низовьях Невы.
С берегов тянуло затхлым духом, наводившим мысль о смерти.
— Гиблые места, — сказал Харальд, провожая взглядом берега с хилыми искореженными деревцами, похожими на не обретших после смерти покоя мертвецов.
— Впереди море, — ответил Готлиб, глядя на опускающееся солнце. От солнца по поверхности воды протянулась длинная красная дорожка, которая липким языком притягивала к себе корабли.
— Кажется, словно плывем по крови, — пробормотал Харальд.
— Это наш знак — дорога воина, — сказал Готлиб.
— Плохой знак, — сказал Харальд.
— А мы и так идем по горло в крови, и прольем ее еще больше, — сказал Готлиб.
— Куда мы идем? — спросил Харальд.
— В Вальхаллу, — усмехнулся Готлиб.
— Да, каждый воин рано или поздно попадет в Вальхаллу. Но это потом. А сейчас?
— Пока не знаю, — сказал Готлиб.
— Нам некуда идти, — сказал Харальд.
— Почему? — спросил Готлиб.
— Потому что в Дании нас ждет смерть, — сказал Харальд.
Готлиб снова усмехнулся.
— Мой друг, ты пал духом. Славяне сломили тебя, вселили в твою душу неуверенность. Ты стал плохим воином. Но подумай — что такое Дания? Всего лишь маленький клочок земли в огромном мире. Одна лишь страна славян больше Дании в тысячи раз. Но есть еще множество других стран. Поэтому — очнись, Харальд! Перед нами весь мир. У нас есть корабли и войско, с помощью которого мы можем взять все, что пожелаем.
— Только войско голодное, а по пятам гонятся славяне, — сказал Харальд.
Готлиб рассмеялся.
— Славянам сейчас не до нас, они воюют с отбросами, что остались с урмянином, возомнившим себя королем.
— Вряд ли, — сказал Харальд. — Там нет ни воинов, ни вождя. Это стадо овец во главе баранов, которых может разогнать и мальчишка с хворостиной в руке.
— На это все равно требуется время, а время работает на нас, — сказал Готлиб и показал рукой на каменистый остров. — Мы пристанем здесь. Остров сухой и подходящий для отдыха. Своих голодных мы сейчас накормим. А к утру решим, куда идти нам дальше.
Высаживались на берег необыкновенно молча и тихо. Все были утомлены прошедшим днем. Но еще больше вызывал усталость упадок духа, возникший из-за неясности будущего.
