Ознакомительная версия.
Екатерина отреагировала быстро и просто:
— Надо заткнуть туркам рот!
Духом воспрянули два Григория — Потемкин и Орлов.
Первым проявил себя Потемкин, едва услышав о начавшейся войне, новоявленный камергер отправился к императрице.
Екатерина думала, что это визит благодарности или еще чего выпросить желает, а потому была сильно удивлена, когда услышала такую просьбу:
— Ваше Величество, из кавалергардов отчислен, потому как одного глаза недостает. Позвольте отбыть на войну хоть волонтером?
— А как же ты, Григорий Александрович, воевать будешь?
— Турок я и одним глазом увижу, матушка-государыня.
Он точно выбрал время, Екатерине было некогда, да и говорить не о чем.
— Хорошо, езжай к Румянцеву, он найдет тебе занятие. Только уж очень-то головой не рискуй, она еще может пригодиться.
— Нет, Ваше Величество.
Екатерина удивленно вскинула глаза, он еще и назначением перебирать собирается? Чем дурно у Румянцева, ежели на войну хочет?
— Не буду беречь. Коли на войну идти и об опасности думать, то лучше вовсе не ходить. Даст Бог, останусь цел, а на нет и суда нет.
Императрица чуть смутилась:
— Все равно без надобности под пули не лезь.
Следующие годы им было просто не до чего, Потемкин храбро воевал, действительно за спины солдат не прятался, командовал смело, но толково. Когда через некоторое время императрица поинтересовалась у Петра Румянцева, каков там Григорий Потемкин, командующий мог с удовольствием ответить, что хорош, стал уже генерал-майором, отличился при взятии Хотина и битве при Фокшанах.
Самого Румянцева Екатерина спешно вернула из Украины в войска, потому что Голицын был, по ее мнению, слишком нерешителен. Зато Румянцев и его подчиненные весьма решительны. В 1770 году при реке Кагул семнадцать тысяч русских наголову разбили сто пятьдесят тысяч турок!
Победные реляции летели в Петербург одна за другой, Екатерина хваталась за сердце:
— Ах, Никита Иванович, я опасаюсь умереть от радости!
Орлов зубами скрипел, его приятели и даже брат Алексей и одноглазый Потемкин воевали, а он сидел в Петербурге подле бабьей юбки! Но, как Потемкин, в армию не просился, прекрасно понимая, что оставленное место тут же займут. Покидать Екатеринину спальню не стоило, даже если другого не пустит, так поймет, что может обходиться и без него.
Стоило прозвучать словам «война с Турцией», Екатерина вспомнила, что пора осуществлять задумку с фрегатом «Надежда» и Алексеем Орловым. Орлов все это время «лечился» и разведывал настроение греков, чтобы русскими деньгами помочь им поднять восстание против турок и взять контроль над Дарданеллами в свои руки. Подразумевалось, что контроль этот будет русским, иначе чего ради строить флот в Черном море, ежели на выход в Средиземное у турок разрешение просить нужно?
Два Орловых — Алексей и Федор — откровенно скучали в Европе, считая свое вынужденное бездействие едва не наказанием. Никто не мог понять, чем же так болен этот русский богатырь, для которого завязать узлом кочергу — пустая забава. Федору приходилось напоминать брату, чтоб не особо усердствовал, потому как разогнутые подковы и завязанные кочерги, конечно, впечатление производят, но не всегда какое нужно. Кто поверит в болезнь человека, способного убить быка ударом кулака по лбу?
А если не поверят, заподозрят раньше времени неладное, что и вовсе ни к чему. Алехан брал себя в руки, портить инвентарь на какое-то время переставал, но потом, особенно после пирушки или перед дамами, забывался и снова показывал, как держать карету, чтоб ее не могли сдвинуть с места лошади. Дамы хихикали и строили глазки.
Когда, наконец, из Петербурга принесли весть, что пора начинать действовать, Алехан даже перекрестился:
— Слава те, господи, а вот со скуки и впрямь заболеть недолго!
Императрица собрала совет, в который входил и Григорий Орлов, формально дело у него было, только что за дело! Не в его это духе — войну в кабинете выигрывать, ему бы на коне и в поле.
Решено: эскадра русских кораблей, которая пройдет путем «Надежды благополучия», будет воевать турок в их водах и поможет восстанию греков против поработителей. Казалось, только узнав о приближении русских кораблей и русской поддержке, греки и жители Черногории просто скинут турок в море, где их и добьют русские моряки.
Удалась лишь вторая часть.
Балтийская эскадра прошла путем, разведанным фрегатом «Надежда…», и застала турок и впрямь врасплох. Однако сдаваться они не собирались. Эскадру вел адмирал Григорий Андреевич Спиридов, но к тому времени Алексей Орлов уже получил от императрицы приказ возглавить руководство действиями в Средиземном море. К чести Алексея Орлова, ничего не понимая в морских баталиях, он доверился блестящему флотоводцу Спиридову. Вот для чего высиживал и «болел» в Италии богатырь Алексей Орлов. Стоило русским кораблям показаться на рейде, как с него всю «хворь» точно рукой сняло, услышав отборный мат, хохотал, как сумасшедший:
— Вот, Федька, лучшее лекарство — пушки на наших кораблях да ругань русская!
Как русские корабли проглядели те же датчане да англичане, у которых шли прямо под носом, сначала никто понять не мог. Орлов допытывал у Спиридова:
— Чем ты их так испужал, что не пальнули?
— Не пугали, напротив, прошли тихо.
Оказалось, англичане, привыкшие к приветствиям всех проходящих мимо судов, особенно военных, и не услышав такие от русской эскадры, со смеху чуть не перемерли:
— Ай да корабли снарядила российская императрица, даже пальнуть боятся, чтобы не рассыпаться!
Когда к флагманскому кораблю все же пристала шлюпка, Спиридов показал на матросов:
— Спешим скорее дойти до благословенных италийских земель, чтобы подлечить команду. Не привычны к дальним походам, больных много…
Англичане снова посмеялись и махнули рукой: пусть плывут.
Больных действительно было очень много, и многим действительно помогли овощи и фрукты, купленные на побережье. Орлов, у которого были приготовлены немалые средства, распорядился о толковом пополнении провианта. Но долго стоять ни в Венеции, ни на Мальте нельзя, не ровен час и турки поймут, что их дурачат.
Бывшие офицеры «Надежды благополучия», которая уже бывала в этих водах и появилась снова, но не торговым, а военным фрегатом, переведены на разные корабли по одному-двое. Теперь они понимали, зачем в прошлое плаванье требовалось назубок выучить каждый изгиб береговой линии, каждый остров в Эгейском море.
Турки не боялись ничьего флота не только из-за мощи собственного, но еще и из-за того, что разобраться в хитросплетении многих островов и островков чужакам немыслимо трудно. И все же русская эскадра обнаружила турецкую и сумела загнать ее в Чесменскую бухту.
— Ну, ребятушки, теперь пришла наша пора. Коли победим, каждого выжившего сам награжу, а кто буде погибнет со славою, тех навечно поминать прикажу. Не посрамите матушку-Россию и государыню нашу!
Орлов был щедр не только в обещаниях, он основательно пополнил запасы провианта за свой счет, быстро доставил с берега опытных мастеров — починить то, что пришло в негодность за время долгого перехода.
А потом был Наварин и была Чесма! Такого не видывал никто — пришедшая от Петербурга эскадра русских наголову разбила, практически сожгла турецкий флот в их же собственной бухте, невзирая на мощную поддержку турецких кораблей их береговой артиллерией! Сожгли 15 линкоров, 6 фрегатов и множество мелких судов, линкор и 5 гребных судов были взяты в плен. Потери турок составили около 10 000 человек, потери русских — 11 человек! Почти один к тысяче — такого мир не видывал!
И хотя греческое восстание оказалось слишком слабым, о том, что у России есть не просто флот, а флот, умеющий уничтожать другие флоты, узнала вся Европа.
В это же время войска Румянцева брали крепость за крепостью на суше — Килия, Аккерман, Браилов и знаменитый Измаил, который чудо-богатырям Суворова предстояло еще раз брать через двадцать лет, только дополнительно укрепленный и оснащенный. Знали бы, тогда бы разрушили до основания…
Победы, победы, победы… казалось, теперь только так и будет. Блестящее время наступило для России.
Григорий снова скрипел зубами — Алексей покрыл себя славой в Чесменском сражении, Потемкин вон при Кагуле, а он вынужден заниматься… зачумленной Москвой.
— Гриша, Еропкину помощь нужна, сам не справится.
Это стало кошмаром конца 1770 — начала 1771 года. Чуму в Москву притащили с юга, несмотря на поставленные кордоны, где за деньги пропускали всех подряд, моровая язва, как ее пока звали, проникла в Первопрестольную и принялась косить москвичей. Старый уже генерал-губернатор Петр Салтыков ничего не мог сделать, только жгли по улицам костры якобы для очистки воздуха. Взамен него в Москву направлен генерал-поручик Еропкин.
Ознакомительная версия.
