не выдержал.
– Вот тебе и ну… теперь думаю, какой толщины бруски брать, как стыки делать, куда клинья ставить… даже немного в черчении понимать стал, с одним конструктором чертёж делаем… вот… творчество.
Сергей Иванович улыбался, а Иван, в который раз, корил себя, что тогда не признался Будасси, ведь бутерброд, с толстым ломтем колбасы, которым угостил его Ващенко, был из портфеля Будасси.
В клубе началось оживление: входили и выходили люди. Наступало время следующих занятий – уже для широких масс. Ликвидацию безграмотности старались поставить на поток. Те, кто чуть научились складывать слова, участвовали в процессе вовлечения в обучение новых людей. Для них Ковалёв пробил у начальства дополнительный паёк – сто грамм хлеба и половник похлёбки. Шло соревнование между лагпунктами всего Дмитлага – где масштабнее проходит искоренение безграмотности.
– Иван, помощь твоя нужна, – Ковалёв говорил негромко, но достаточно, чтобы Иван повернулся к нему, – снова не хватает букв. Разрезать надо. Перед Иваном уже лежал лист фанеры с начертанными контурами печатных букв в рамках. Не полный комплект алфавита, а только по десятку разных гласных и часто встречающихся в словах согласных.
– Что так много букв "Д"? – Иван считал, тыкая пальцем, – пятнадцать.
– Да, слова нынче такие, – Ковалёв показал на четырех человек, сосредоточенно нависших над столом и складывавших слова с помощью разрезной азбуки. Вероятно, шло соревнование – кто быстрее. Пожилая женщина, с прядкой выбившихся из-под косынки седеющих волос, зажала кончиками губ какую-то букву, одновременно перебирала руками в общей большой буквенной куче. Ковалёв прокомментировал: "Ишь ты, как схватила на опережение".
На столе постепенно выстраивались четыре одинаковых фразы: "УДАРНИК ДЕЛАЙ ДЕЛО, ДОЛОЙ ЛОДЫРЕЙ!".
8
Девушки шли впереди. Огромный белый бант Светы, – как у школьницы, – качаясь, плыл среди однообразных кепок и цветных косынок. Трудовой народ вывалил в воскресный день на набережную Москвы-реки. Вика, подруга Светы, ничем примечательным не выделялась, коротко стриженные тёмные волосы не могли развеваться от порывов тёплого весеннего ветра. Она не волновалась и за подол юбки, как это бывало у встречных девушек, смущенно придерживающих готовую вспорхнуть лёгкую материю. Света вертела головой, весело зыркала глазищами и, периодически, взмахивала рукой, порываясь побежать поперёк людского потока, то к необычной скульптуре, то к очередному павильону Центрального парка культуры и отдыха. Вика одёргивала подругу, заставляла идти в основном потоке, оборачивалась, с укором смотрела на Максима, будто говорила: "Что жена у тебя такая непосредственная!". Максим поднимал подбородок, разводил ладони в стороны, как бы обозначая ответ: "Ничего не попишешь, пигалица такая, везде поспеть хочет".
Виктор с Максимом старались держать от девушек дистанцию, хотя бы метра три, чтобы те не слышали их разговора.
– Недавно в командировке на Магнитке был, – Максим повёл головой, недовольно скривил губы, – насмотрелся. Не понимаю, как в таких условиях можно что-то делать. Думал, это город, а как вышел из поезда, так в ступор встал. Вокзал там – это старый вагон, а поселение – бесконечные ряды палаток и землянок, только несколько бараков вдалеке. Не знаю, как два месяца там выдержал – ни матрацев, ни одеял, Соломы, – подушку набить, – и то не найти – сплошь гнилое сено. Плесень, сырость… Если бы не водка…
– Ну, не удивил, по всему ГУЛАГу так, – Виктор пожал плечами.
– При чём здесь ГУЛАГ? я тебе не о зеках говорю, – Максим повысил голос, но, заметив, что Вика обернулась, спустился почти на шёпот, – там за зарплату… с семьями… обычные люди работают.
– Ну, а как? Сначала дело, потом быт. Что толку без построенного комбината возводить город на пустом месте? – Виктор не сомневался в своей правоте.
– Считаешь, что нельзя нормально всё параллельно развивать? Надо нагнать людей, бросить их на голую землю, а потом ждать ещё несколько месяцев, когда проект до конца на бумаге доделают?
– Ну, конечно, так не считаю, Но не бывает, чтобы всё гладко проходило, – Виктор качнул головой, – ты же понимаешь, темпы какие озвучены. Вторая пятилетка ещё грандиознее.
– Эх, Витька, сколь тебя знаю, всегда такой – весь в технике. Ты и на земле спать будешь… но остальные люди человеческих условий хотят. Вон, посмотри на Светку – мой цветок. Что скажешь, нормально везти её в гиблую ссылку? Вытаскивать из уютной московской квартиры и бросать в гнилую палатку, где вместо паркета сырая земля, а вместо витражных окон мутное целлулоидное отверстие. Что? Заслуженно?
– Нет, ну каждому своё, – Виктор смутился, – конечно, правильно говоришь, да вот не получается.
– Ничего, получается. Вот я в аспирантуру поступил, потом думаю в проектном бюро осесть.
– Как? Туда же сейчас только образцовых коммунистов с плотными связями берут.
– Да, вот связи и есть. Помнишь, два года назад меня на усмирение крестьян отправляли? Ну, волнения против коллективизации?
Виктор осунулся, кивнул. Максим продолжил: – Вот, секретарь парткома и поддержал мою кандидатуру в аспирантуру.
– Ребята, да хватит вам между собой шушукаться, – Света беззаботно всучила каждому по мороженному, – пойдём на свободную скамейку, – и ускорила шаг, чтобы занять пустующие места.
Полуденная жара, добравшаяся до тенистых участков городского парка, сделала свое дело: усмирила пятилетнего пацана, возившегося с игрушкой, ввела в сон мамашу с коляской, подсевшую на скамейку к дремавшему с газетой пожилому мужчине, обессилила стайку школьников, приглушив им гомон и расслабила двух ворон, мирно покачивающихся на кончиках веток под приятным ветерком.
Единственным нарушителем спокойствия была маленькая кудрявая белая собачонка, резвившаяся на свободном от деревьев участке. Она пробегала несколько метров, останавливалась и принималась неприятно тявкать. Старушка-хозяйка поспешно шла за ней, негромко ругалась – пыталась поймать поводок, волочившийся по земле. Неудачи старушки с поимкой поводка забавляли собачку – она всё громче лаяла, заставляя хозяйку нервничать и переходить на покрикивание, начинавшее раздражать окружающих.
Очередной акт собачьего развлечения прервала одна из ворон: она грациозно подлетела к поводку, подхватила его клювом и поднялась в воздух. Собачка нервно отреагировала: понеслась, заливаясь лаем-визгом. Она старательно обгоняла ворону, останавливалась отдышаться, задирала голову вверх, смотрела на обидчицу. Та, невозмутимо, пролетала вперед, вынуждая собачку вновь бежать. Со стороны получалось – ворона тащит собачку. Старушка бежала, вернее, шла, как могла, за тандемом, без шанса нагнать. Ворона направляла собачку по непредсказуемым петляющим траекториям.
Парк пробудился: пятилетний пацан проговорил: "Волона уклала собачку", мужчина с газетой прошептал: "Ничего себе", мамаша с коляской покачала головой, школьники загоготали, Внезапно вторая ворона сорвалась с ветки и полетела к своей подруге, которая выронила поводок. Старушка, находясь в двух шагах от петельки, собралась было нагнуться, но сменщица ловко подхватила поводок и аттракцион продолжился: ворона тащит – собачка тащится – старушка кричит.
Ситуация изменилась
