ним будут прислушиваться остальные. На что мы должны обратить внимание?
Фироз, чуть помедлив, сказал:
– Если позволите, господин Баннерджи… Судя по комментариям судьи Бейли, его не убедила ваша попытка дискредитировать мотивы властей штата, решивших разделить выплаты на две части. Вы утверждали, что власти пытаются схитрить, разделяя выплаты на собственно компенсацию и некий «реабилитационный грант». И что мотивом для такого разделения является желание обойти решение суда по делу заминдаров Бихара, принятое в Высоком суде Патны. Но не на руку ли нам, наоборот, согласиться с правительством по этому пункту?
Г. Н. Баннерджи вспылил:
– Нет, конечно, как это может быть нам на руку? С чего мы должны соглашаться на разделение выплат? Ладно, посмотрим сперва, что скажет генеральный адвокат. Отвечу на все это позже. – Он отвернулся.
Фироз набрался храбрости и решил стоять на своем:
– Я имею в виду, что мы можем доказать: даже такую щедрую попытку мирного урегулирования вопроса, как грант на реабилитацию земель, можно представить как прямое нарушение четырнадцатой статьи Конституции.
Тут вмешался весьма напыщенный внук Г. Н. Баннерджи:
– Все, что относилось к четырнадцатой статье, разобрали еще вчера!
Видимо, он пытался защитить дедушку от лишних умственных усилий по столь странному и противоречащему всякой логике поводу. Признать правоту властей по такому существенному пункту – все равно что признать поражение во всем деле!
Однако Г. Н. Баннерджи по-бенгальски одернул сына:
– Ачха, чуп коре тхако! [42] – Он поднял вверх указательный палец и обратился к Фирозу: – Повторите-ка. Повторите, что вы сказали.
Фироз повторил свои слова и добавил несколько пояснений.
Г. Н. Баннерджи обдумал услышанное и что-то записал в красном блокноте. Затем вновь повернулся к Фирозу:
– Найдите все относящиеся к делу американские решения суда и принесите мне их завтра к восьми утра.
– Хорошо, господин. – Глаза Фироза засияли от радости.
– Опасное это оружие, – сказал Г. Н. Баннерджи. – Все может пойти не по плану. Стоит ли на данном этапе… – Он умолк и погрузился в свои мысли. – Ладно, все равно несите, а решать я буду на месте, оценив настроение судей. Есть еще что-нибудь по четырнадцатой статье?
Все молчали.
– Где Карлекар?
– Его брат умер, господин, ему пришлось уехать в Бомбей. Он буквально пару часов назад получил телеграмму – как раз когда вы выступали в суде.
– Понятно. И кто его заменяет по вопросу земель, пожалованных Короной?
– Я, господин Баннерджи, – ответил Фироз.
– Вас ждет судьбоносный день, молодой человек. Думаю, вы не оплошаете.
Фироз просиял от этой неожиданной похвалы и с огромным трудом сдержал гордую улыбку.
– Господин, если у вас есть какие-то предложения…
– Вообще, нет. Вам просто следует озвучить, что земли были пожалованы этим заминдарам в вечное владение, а значит, не подпадают под новый закон. Ну, тут все очевидно. Если я придумаю что-нибудь еще, сообщу вам утром, когда вы ко мне подойдете. Хотя… пожалуй, приходите на десять минут раньше.
– Спасибо, господин.
Совещание продолжалось еще полтора часа. Г. Н. Баннерджи забеспокоился, и все поняли, что не стоит перегружать великого адвоката накануне очередного выступления в суде. Однако поток вопросов не иссякал. В конце концов прославленный законник снял очки, поднял вверх два пальца и произнес единственное слово:
– Ачха.
То был сигнал остальным собирать бумаги.
На улице темнело. По дороге к выходу двое младших адвокатов, забыв о том, что их могут услышать сын и внук Г. Н. Баннерджи, принялись сплетничать о прославленном калькуттском адвокате.
– Ты его зазнобу-то видел? – спросил один второго.
– Нет, что ты!
– Я слышал, она просто бомба!
Второй засмеялся:
– Старику уже за семьдесят, а до сих пор у него зазнобы!
– Представляешь, каково госпоже Баннерджи? Как ей с этим живется? Весь мир знает!
Второй пожал плечами, подразумевая, что незнакомые старушки его не заботят и не интересуют.
Сын и внук Г. Н. Баннерджи слышали этот разговор, хотя не видели, как второй адвокат пожал плечами. Оба нахмурились, но ничего друг другу не сказали, и тема так и осталась висеть в вечернем воздухе.
11.5
На следующий день Г. Н. Баннерджи закончил свою вступительную речь в защиту интересов всех заявителей, и короткое слово предоставили другим адвокатам. Фироз тоже получил возможность изложить аргументы по своей части дела.
За несколько минут до выступления в голове у него воцарилась необъяснимая чернота – пустота даже. Доводы он помнил прекрасно, но все вдруг утратило смысл: эти прения, его собственная карьера, владения отца, само мироустройство, частью которого были суд и Конституция, его жизнь и человеческая жизнь в целом. Несоразмерность огромной силы этих чувств и полного отсутствия каких-либо чувств к делу, которое ему предстояло, поставила его в тупик.
Он немного полистал бумаги, и в голове прояснилось. Но к этому времени он был так расстроен, так озадачен невовремя нахлынувшими мыслями и чувствами, что поначалу ему даже пришлось прятать трясущиеся руки под кафедрой.
Он начал с шаблонного вступления:
– Уважаемый суд, я поддерживаю все приведенные господином Г. Н. Баннерджи аргументы, но хочу добавить несколько слов по вопросу земель, пожалованных Короной.
Затем он весьма емко и логично изложил все доводы в пользу того, что упомянутые земли относятся к другой категории, нежели остальные, и защищены условиями договора, согласно которому земли передавались заминдарам в бессрочное владение. Судьи слушали его очень внимательно, потом задали несколько вопросов, и Фироз приложил все силы, чтобы обстоятельно на них ответить. Странная неуверенность исчезла так же моментально, как появилась.
Махеш Капур, несмотря на большую загруженность работой, сумел найти время, чтобы приехать в суд и послушать речь Фироза. Хотя аргументы Фироза очень его порадовали, он не хотел, чтобы суд их принял, понимая, что это обернется катастрофой. Изрядная доля сдаваемых в аренду земель штата Пурва-Прадеш относилась к категории земельных пожалований: после Восстания британцы надеялись задобрить влиятельных местных и таким образом восстановить порядок в стране. Некоторые из них, в том числе предок наваба-сахиба, сражались против британцев; устав от бесконечного противостояния, не сулившего им и их семьям ничего хорошего, британцы начали жаловать местным земли, руководствуясь только лишь их сговорчивостью и хорошим поведением.
Махеша Капура особенно интересовало еще одно заявление, поданное князьями, которые были правителями своих земель при британцах. После провозглашения независимости они подписали договор о вступлении в Индийский Союз, дававший им определенные конституционные гарантии. Одним из таких правителей был подонок раджа Марха, которого Махеш Капур с радостью лишил бы не только земель, но и вообще всякой собственности. Хотя само княжество Марх относилось к штату Мадхья-Бхарат, предкам раджи пожаловали земли в Пурва-Прадеш – или в Охраняемых провинциях, как штат назывался в те времена. Его владения относились к категории земельных пожалований, однако адвокаты раджи пытались доказать,
