— Досадное неудобство, — 'поправил' Пек.
— Не говори за меня, — суровым голосом ответил Лавр. — Бог мой, неужели и до такого я дожил: умоляю собственного сына признать меня отцом?
— Дожили, — согласился юноша. — Как и я дожил до того, чтоб бегать от вас, как от огня.
— Значит, ты этого не хочешь — бегать от меня? И никогда не хотел?
Пек опустил взгляд на алые узоры пушистого ковра, что лежал на полу, и вздохнул, чувствуя, что и ему хочется выговориться. Тяжело давалась оборона, когда воспоминания, одно больней другого, выныривали из памяти и нещадно жалили рану, которая, казалось, давно затянулась. Кровь и плоть, родные, — так же он думал, глядя на отца. Как сказал Герман? — Отец есть отец, как ни крути… К тому же, они так похожи. И, наверное, одинаково буянит и рвется все у них сейчас в душе… Минуту спустя, услыхал юноша свой голос, странно тихий:
— Не хотел. Никогда. Жил себе в Кленовой усадьбе и мечтал, что вы ко мне приедете, — это было похоже на робкую жалобу ребенка, которого обидели, бросили. — И когда слышал нечаянный разговор слуг в кухне о смерти моей матери, не поверил их словам. Посчитал: глупые сплетни все… разве может мой отец убить мою мать? Так легко это тогда получилось — взять и не поверить в злое… Потом вы сами меня оттолкнули…
— И за это я прошу прощения, — король увидел брешь в стене холодной отстраненности сына и отозвался его словам. — Даже не его я прошу, а того, чтобы ты еще раз подумал обо мне, как об отце, и дал мне шанс доказать, что я твой отец. Может, после этого, ты сможешь простить меня?
— Может, — эхом повторил Пек и вздрогнул — лишь после того, как он сказал 'может', дошел до него смысл сказанного.
Отец улыбнулся и протянул ему руку, и все задрожало в юноше — он ждал этого жеста пятнадцать лет сознательной жизни. И не нашлось сил отказаться.
— Ну, — выдохнул Пек, чувствуя, как кружится его голова, — здравствуй, отец, — они наконец-то пожали руки. — Давненько, давненько не видались…
Лавр улыбнулся еще шире и дернул сына к себе, еще раз обнял и получил ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что и Пек поднял руки, чтоб ответить на объятие.
'Что ж, поиграем в папу и сына, — мелькнула кисловатая мысль в голове юноши, но он сразу же мотнул головой, прогоняя ее. — Не думай такое. Не стоит. Стань мягче, податливее. Он ведь, в самом деле, рад тебя видеть…
— Рад, очень, — вдруг сказал король, будто ответил на мысли сына. — И не погрешу, если скажу, что счастлив. Я столько лет жил с тем, что повинен в твоей гибели. Но когда неделю назад от лорда Гоша прискакал гонец и передал мне письмо о том, что возможно Илидол возвращает мне сына, я думал, что сошел с ума. Никто еще ничего не знает, но когда узнают! О, это будет праздник!
Лавр чуть ступил от Пека, чтоб еще раз посмотреть на него.
— Мой сын! Мой сын! — широко улыбаясь, произнес король. — Гляжу на тебя, и словно молодость свою со стороны вижу. Не представляешь, какое это счастье, видеть свое лицо, свое тело, свой дух вновь молодыми. Мелин, Мелин, — все повторял он имя сына. — Мелин Лагаронский, мой сын, мой наследник! Старик Герман мне все рассказал. Я говорил с ним как раз перед твоим приходом…
— Ваше величество, — заговорил было Пек, смущенный таким взрывом теплых чувств со стороны отца.
— Никаких! — ударил кулаком в стол Лавр. — Отец, папа, батюшка — вот тебе слова, из них выбирай. Никаких 'ваше величество', 'государь' и прочих титулов! Мои сыновья зовут меня 'батюшка'.
— Ах, да, — кивнул, вспомнив кое-что, Пек. — Патрик и Дерек…
— Маменькины сынки — вот они кто, — нахмурился король. — Они в подметки тебе не годятся. Сам увидишь. Ты воин, настоящий рыцарь — все об этом говорит. Так отделать старину Гоша даже мне редко удавалось… Но ты что-то хотел попросить.
— Да, б-батюшка, — споткнувшись на непривычном слове, заговорил вновь Пек. — Ты упомянул мастера Германа. Я бы хотел видеть его и девушку Нину, что была там, в доме на Тихой улице. И друга моего — Ларика — очень бы я хотел, чтоб из тюрьмы выпустили. Он не заслужил тюрьмы…
— Все, что пожелаешь, — широко улыбался король. — Твои друзья и мне друзья. Уверен, в людях ты прекрасно разбираешься… Кстати, а девушка? Она мила и юна, но тебе она кто?
— Я бы хотел увидеть своих друзей, — сделав ударение на последнее слово, повторил Пек, не желая разъяснять королю подробности взаимоотношений с Ниной…
Старый мастер и перепуганная девушка оказались в соседней комнате. Старик неподвижно и расслабленно сидел в плетеном кресле у печки-грубки и сонно наблюдал, как догорает березовое поленце в топке. Похоже, он прекрасно знал, чем закончатся его ночные приключения, и не волновался попусту. А вот Нина, лишь только Рифмач зашел к ним, выскочила навстречу юноше из какого-то темного угла и кинулась на шею с писком 'Пек! Пек! Прижалась к нему, всем телом, тонким, гибким, и заплакала, роняя слезы на его рубашку.
— Тише, тише, старушка моя, — как можно мягче и нежнее зашептал ей в ухо кронпринц Лагаро, поглаживая мягкие, растрепанные волосы и млея от того, как тонкие руки Нины цепляются за него. — Напугали тебя, бедная… прости меня, прости. Я не должен был кричать на тебя. Я сам, честно говоря, неслабо напугался… Ты прости, прости…
— Я понимаю, понимаю, — закивала, глотая слезы, девушка. — Но что случилось-то? Тебя не убьют, не казнят? Это все из-за лорда Гоша? Он подлый! Подлый! Ты ведь с ним честно дрался, а он пожаловался на тебя королю! Подлый гад! Убила бы, если б он мне сейчас попался! — и в обычно кротком взгляде юной девушки вдруг мелькнули злые искры, а голос хлестнул гневными нотами.
— О, нет, это не из-за него, — вновь погладил ее каштановые волосы Пек.
'Какая боевая, — подумалось ему. — За меня готова и на грозного Гоша наброситься'.
— Не из-за него. Это только я виноват, — 'признался' юноша.
— Мой лорд, — отозвался мастер Герман, поднимаясь из кресла, — могу я вас теперь так называть?
Пек вздохнул, укоризненно покачал головой, видя, как округлились глаза девушки, которая его обнимала:
— Зачем? Почему именно сейчас, Герман?
— Лорд? — шепотом переспросила Нина, и ее бледное лицо стало еще белее. — Ты лорд? Какой лорд? — и повернулась к старому мастеру.
Не дождавшись ответа, дернулась в сторону от Пека. Ее брови нахмурились, пальцы сжались в кулачки, — вышло само недоверие, а не девушка.
— Зачем так шутить? Так непонятно?
— Это не шутка, юная дама, — подходя ближе, ответил Герман.
— Молчи! Пожалуйста! Я сам! — спохватился Пек и ухватил Нину за руку. — Я, я… Я Мелин. Лорд Мелин. Принц Мелин. Я — сын короля Лавра…
Нина нахмурилась еще больше и вырвала свою ладонь из пальцев Пека:
— Вот как? Интересно. Насколько помню, у нашего короля есть два сына — принцы Патрик и Дерек. А вот про принца Мелина я ничего не слыхала…
— Не слыхала. Потому что все думали, что я утонул, когда был маленьким. А я просто сбежал из дома, — тут юноша невольно усмехнулся: как-то странно получалось: 'наследный принц сбежал из дома'. — Давай присядем, и я тебе все расскажу. Я, в самом деле, очень хочу тебе все рассказать. Ты позволишь?
— Н-ну, да, — пожала плечами Нина, не зная, что и думать.
Она позволила усадить себя на мягкую скамеечку у окна, позволила держать себя за руку и рассказывать историю, больше похожую на какую-то неудачную сказку. Может, сам Пек был виноват: сейчас он говорил сбивчиво, иногда не мог подобрать нужных слов. Это было не похоже на него — всеми признанного балагура. Но юноша волновался: не желал он, чтоб отношение Нины к нему поменялось после того, как вскроется вся правда.
— Что ж ты молчишь? — спросил юноша, закончив рассказ.
— Молчу. Потому что сказать нечего, — вздохнула Нина и опять осторожно вытянула свои пальчики из руки Пека.
— Ты… ты поедешь со мной? — вдруг брякнул он.
— Куда? — девушка изумленно дернула бровями и поднялась со стула, машинально разглаживая складки на своей измятой юбке.
— В столицу. Я еду завтра с отцом… ммм… с королем. Мое место теперь там… А ты? Хочешь ли ехать со мной?
— И что мне там делать? — продолжила удивляться Нина.
Тут Пек запнулся. Но девушка сдержанно поклонилась ему и избавила парня от 'неудобных' мыслей, сказав решительно и чётко:
— Рада была узнать вас, ваше высочество. Теперь, если это позволительно, разрешите мне уйти. Скоро утро, и мне надо поспешать к своему хозяину. Вы же знаете, сколько всегда работы у горничной в доходном доме, — и вновь поклонилась.
— Да, конечно, — огорошено захлопал ресницами Пек. — Работы много… Что ж, иди — тебя не задержат…
Получив такое разрешение, Нина, не мешкая, подхватила свою корзину, которая лежала на боку у камина, кивнула на прощание мастеру Герману и резво выскочила в коридор, а оттуда — на крыльцо.
