— Думаю, нет шанса отказаться, — пожал плечами Мелин. — Мои обноски вряд ли годятся для столь блистательного жилища, — развел руками, демонстрируя старую потрепанную куртку, на которую еще доспехи одевал во время заварухи в Илидоле.
— Я рад, я счастлив! После ванны — сидим здесь и балагурим! — король с почти детским восторгом пожал сыну руку и чуть ли не вприпрыжку удалился в соседнюю комнату.
Мелин вздохнул, когда за отцом закрылась дверь, и вопросительно глянул на тех слуг, что не пошли с государем, а остались с ним:
— Чего ждем, господа?
— Мы поможем вашей милости разоблачиться и погрузиться в воду для омовения, — вежливо и красивыми словами ответствовал старший из них, низко кланяясь и подметая при этом пол серебряной бахромой, украшавшей рукава его куртки.
— Ха! — юноша не сдержал улыбки. — Разве я дитё малое? Это я и сам в состоянии проделать. Так что — идите, отдохните, что ли. Не шутка — такую бадью припереть.
Слуги поклонились и вышли.
'Ванна. Когда это я последний раз ванну брал? — подумал Мелин, глядя на бадью. — Что ж, начнем все с самого начала… Ванна — еще не самое страшное, что меня здесь ожидает…
В пару секунд он сбросил с себя грязную и потную одежду и, отогнав в сторону флотилию лепестков, опустился в воду.
Теплые капли душистой воды,
Прочь прогоните волны беды, — улыбнулся Мелин, расслабляясь.
Он ведь всегда любил тепло и уют. Запрокинув голову назад и погрузившись по шею, кронпринц отрешенно уставился в потолок, расписанный причудливыми узорами виноградных лоз. Еще пару минут такого отдыха, и глаза молодого человека сами собой закрылись — к уставшему и разморенному Мелину пришел сон…
Привиделась светлая березовая роща — любимое место прогулок влюбленных горожан и горожанок Илидола. Пек-Рифмач тоже иногда бродил там. Не потому, что был влюблен, а потому, что любил нарядные стволы берез.
Лето, тепло, много солнца и зелени. Он гуляет, расчесывая ногами спутанные космы длинной, не знакомой с косарями, травы. Только зачем на нем доспехи? Они слишком тяжелы, они помяты, покрыты грязью и кровью, словно он только-только из битвы. Он, наверно, очень странно выглядит — темный, страшный воин среди нежных, умиротворяющих красок рощи…
Опасность! Опасность!
Рука сразу привычно выхватывает верный клинок.
Опасность? Где?
А я готов! Повоюем!
Вот он враг — высокий, закованный в сияющие доспехи, вихрем несется на него, топча траву тяжелыми рыцарскими сапогами, срубая огромным, синим мечом молоденькие деревца, что встают у него на пути. Страшный, жестокий разрушитель…
— Лорд Гош? Опять? Мало тебе пробитой ноги? — рычит Мелин и резким хлестким ударом отбивает первую атаку синего клинка. — Хаааа! — его воинственный крик разносится странным долгим эхом.
Одно дело обороняться, другое — атаковать. И Мелин готов. Он рад атаке. Оборона — для зеленых бойцов.
Упредив еще один выпад противника, юноша ударил в ответ. Коготь Орла — так назывался прием. Сверху вниз, хлестко — в плечо. Если правильно рассчитать и приложить силу, никакой наплечник не выдержит.
И доспех не выдержал — треснул, принял в себя кусающее лезвие клинка, как яблоко принимает нож. Вместо сока — кровь, алая, горячая, тягучая — брызнула. Синий наплечник стал красным.
Враг упал на колени, а Мелин почувствовал, с каким злорадством расползаются его губы в жестокую ухмылку.
— Получи, гад! — выкрикнул он, вырвал меч из раны противника и замахнулся, ударяя по опущенному забралу.
Оно отлетело вмиг, сорвавшись с крепления, и вместо лица лорда Гая Гоша Мелин увидал лицо короля Лавра. Белое, бескровное, с огромными серыми глазами, в которых мерцали боль и отчаяние.
Юношу с головы до ног обдало жаром, словно пламя небесное на него обрушилось, и даже дыхания не стало, чтоб вскрикнуть…
— Пррроклятие! — выкрикнул Мелин, выныривая из воды: уснув, он съехал туда с головой.
Вытерев лицо ладонью, пришел в себя, отдышался, повторил уже спокойнее:
— Проклятие. Утонуть недолго…
Сердце в груди билось так, как никогда: колотилось, словно пробежал он всю землю кругом.
Мелин выбрался из бадьи, взял простыню, которую ему оставили на табурете, завернулся в нее, сел на диванчик у камина, протянул босые ноги к огню, и уютное тепло понемногу сгладило неприятные ощущения, рожденные сном.
Потом взгляд юноши кое-что поймал. Как же он сразу не заметил: на стене, меж двух узких и высоких окон, висела картина с маками. Та самая, что он нарисовал отцу семь лет назад в Кленовой усадьбе. Три распустившихся мака, пузатая полупрозрачная ваза из дорогого белого стекла, распахнутое окно с цветущим садом и солнечным днем на заднем плане. Как же старался тот мальчишка, что укладывал краски на холст. И как же потом хотелось разорвать эти маки. В клочки, чтоб и воспоминания не осталось…
— Бог мой. Я ведь любил его, но он не желал меня видеть, — прошептал Мелин, чувствуя, как что-то заворочалось, заболело в его груди. — А он? Он полюбил меня лишь тогда, когда я исчез из его жизни. А теперь, кажется, мы поменялись местами…
Глава шестая
— Ваша милость, извольте налево.
— Ваша милость, теперь — направо.
— Ваша милость, поднимите руки.
Мелин был в полной растерянности и не успевал делать то, что просили сновавшие вокруг него портные.
Они прибыли в его покои утром, представились мастером Заном и мастером Норвиком из знаменитого столичного салона одежды 'Петелька' и сказали, что явились по приказу короля, дабы начать работу над праздничным нарядом для 'его милости, его высочества, его светлости кронпринца Мелина Лагаронского'. При этом они так долго не решались заходить в переднюю, расшаркиваясь и кланяясь, что юноше пришлось даже топнуть ногой, нахмурить брови и рявкнуть: 'Да входите же!
Затем началась работа по снятию мерок. Для этого кронпринца упросили встать на небольшую лавку, и подмастерья принялись опутывать его всякими мерными лентами и приставлять линейки.
— Колет будет голубым! — говорил, перебирая образцы тканей, мастер Норвик — тонкий, изящный, девицеподобный молодой человек в наряде нежного салатового цвета, по-детски кудрявый и румяный. — И рукава тоже голубые, с белыми кружевами в швах!
— Помилуйте — только желтым, бледно-желтым! — спорил с ним толстенький, гладковыбритый мастер Зан — мужчина лет сорока в тяжелом бархатном кафтане. — И никаких кружев — только тесьма и бахрома!
— Голубым!
— Желтым!
— Го-лу-бым!
Мелин прикинул, как же он будет выглядеть в голубом с кружевами, и скривился. Потом представил себя в желтом с бахромой и даже сплюнул.
— Ну, дела! — прогремел, отгоняя шустрых подмастерьев и спрыгивая со скамьи. — А мое мнение вас не интересует?
— Ваша милость, слушаем, — мастера портняжного дела тут же прекратили спорить и поклонились юноше.
— Таак, — почесав затылок, Мелин ступил к тканям, провел пальцами по атласным, шелковым, льняным и шерстяным рулонам всевозможных цветов. — Колет будет таким, — и дернул за край переливчатый бархат серого цвета. — А штаны прошу сделать черными, — потом усмехнулся, вспомнив головной убор друга Ларика. — И берет хочу, серый…
— Берет немодно! — хором сообщили портные.
— Что ж модно? -
— Тюрбаны, украшенные золотыми цепочками, а еще восточные шапочки, вышитые бисером, — один из мастеров развернул перед кронпринцем альбом с рисунками всевозможных головных уборов. — Нынче в моде восточные наряды. Я еще посоветую вам на шаровары взглянуть. Их можно украсить бисером и золотыми шнурами. Это будет изумительно!
Мелин растерянно пролистал альбом. Выражение лица молодого лорда было кислым: не особо нравилось то, что видел. Попадались то бесформенные нахлобучки гигантских размеров, то какие-то шапки-недомерки, напоминавшие перевернутые цветочные горшки, щедро усыпанные блестками и жемчужинами.
— Ваша милость, насчет серого цвета вы правы, правы, — поклонился меж тем ему изящный мастер Норвик. — К вашим глазам — серый просто идеален. Разрешите порекомендовать к форме вашего лица тюрбан. Шапочка или что-то высокое не пойдёт…
— Форма лица? С ума сойти — какие тонкости, — подивился Мелин. — А что с моей формой?
— Форма прекрасна — слегка удлиненный овал…
Сказано это было таким тоном, что кронпринц настороженно посмотрел на портного:
— Еще немного, и я сделаю насчет вас, любезный мастер, кое-какие выводы.
— Ваша милость столь проницательны, — изящный молодой человек, покраснев, поклонился.
— Ну, дела, — пробормотал Мелин. — Что ж… что ж… полагаюсь на вас. Тюрбан так тюрбан. Ну, и украсьте его чем-нибудь…
— Ваша милость, не пожалеете! — восторженно заявил Норвик, преданно, почти влюблено, глядя в глаза кронпринцу; тот даже назад отступил. — А еще — укороченный плащ черной тафты, расшитый серебряными нитями и подбитый серебристым шелком! И закажем для вас прекрасные бархатные сапожки с серебряными пряжками. О, это будет потрясающе! — и тут, то ли в порыве вдохновения, то ли из-за какого-то другого порыва, он ухватил Мелина за локоть.
