— Какая же?
— Ты должен будешь вернуться ко мне. Ты должен будешь снова полюбить жизнь и полюбить меня.
— Я и так люблю тебя.
— Слова, не подкрепленные действиями, ничего не стоят, Джаявар. Они подобны цветам, которые лишены окраски.
Он покачал головой:
— А олененок?
— Что олененок?
— Я думал о своих детях, когда понял, что он отстал от своей матери. Я почувствовал его тревогу. А затем я увидел его мордочку и подумал о тебе. Я знал, что, отпустив его на свободу, я делаю тебе подарок. И в тот момент, продолжая горевать, я любил тебя. Я все равно любил тебя.
Она улыбнулась ему, поблагодарив за такой подарок, а потом подошла поближе.
— Ни один мужчина не должен возвращаться с охоты с пустыми руками и спокойно бьющимся сердцем. Сердце мужчины после охоты должно колотиться, а сам он должен чувствовать себя полным сил.
— Так, говоришь, оно должно колотиться?
Она прильнула к нему, прижалась всем телом и поцеловала его. Мгновение он колебался, но затем она почувствовала на себе его руки и желанное тепло его прикосновений.
* * *
Чамы построили несколько бамбуковых причалов, уходивших далеко от берега в бурые воды Великого озера. К ним все время подходили и от них отходили разные лодки, их разгружали, а потом загружали уже чем-то другим. Для поддержания армии в боевой готовности необходимо было много чего. Оружие, доспехи, еда, одежда, рисовое вино, женщины, всякие затейники для развлечения солдат и многое другое — все это двигалось по причалам на берег. Прак наблюдал за всем этим действом затуманенными глазами. Он больше ориентировался на свое обоняние, чем на зрение, — здесь на него нахлынули запахи конского навоза, дыма, болезни, мокрой кожи и кипящего риса.
Они находились у самого большого причала примерно с полудня, и запасы свежей и сушеной рыбы у них уже подходили к концу. Сначала чамы отнеслись к ним с недоверием, но после того, как какой-то командир допросил их на ломаном кхмерском языке и осмотрел их товар, они могли уже свободно продавать его. Хотя они ожидали, что им будут давать низкую цену, покупатели платили вполне прилично.
Прак с удивлением отметил, что сюда причаливали лодки и других кхмеров, приехавших продавать рис, фрукты, овощи, мясо и рыбу. Вначале его злило то, что его соотечественники помогают врагу, но вскоре он понял, что эти кхмеры очень бедны и просто пытаются как-то выжить. Вероятно, их прежние покупатели погибли.
Теперь, когда Прак протянул какому-то чаму все еще продолжающего дышать сома, он взглянул на своего отца, который вроде бы занимался торговлей, но на самом деле в основном высматривал Вибола. Прак надеялся, что они найдут его на берегу, на подходах к лагерю чамов, но этого не произошло, они его так и не увидели.
Чам случайно уронил сонного сома, и тот упал в воду. Прак, сидевший в лодке, быстро протянул руку, схватил рыбу и отдал ее вражескому солдату. Тот поблагодарил его и забросил сома себе на плечо.
Заметив, что чамов вокруг нет, Прак обернулся к отцу.
— У нас кончается рыба, — прошептал он. — Нам нужно срочно поднять цену, иначе нам придется уйти отсюда.
Отец кивнул, продолжая вглядываться в береговую линию.
— Его здесь нет. Давай проплывем вдоль берега.
Спрятав полученные за рыбу монеты, Прак оттолкнул лодку от причала. Разместившись в центре лодки, он греб с левой стороны, своей более слабой рукой, позволяя отцу рулить. Ему хотелось вкладывать всю свою силу в каждый гребок, чтобы как можно скорее найти брата, однако он заставлял себя выглядеть расслабленным.
— Где же ты? — шептал он себе под нос. — Покажись, Вибол, мы тут.
Линия берега расплывалась в глазах Прака, но он видел, что отец держится близко к нему. Он слышал, как мать бормочет молитвы, чего за ней не наблюдалось годами, потому что она была весьма далека от религии. Тем не менее сейчас она молилась индуистским богам, время от времени всхлипывая и прося, чтобы они помогли найти ее сына целым и невредимым. Слушая стенания матери, Прак чувствовал, что усугубляется его отчаяние. У них всегда была очень дружная семья, а сейчас она напоминала повозку, у которой не хватало одного колеса. Из-за этого она едва могла двигаться.
Перед ним проплывали неясные тени чамских лодок. Прак улавливал далекие голоса врагов, и это напомнило ему, как они захватывали его страну. Всю свою жизнь он слышал звуки, производимые его родителями и братом, животными, ветром, шелестящим в верхушках деревьев. Именно эти звуки он и хотел слышать здесь, а не эту непонятную болтовню чамов.
Прак принялся грести сильнее, и лодка стала забирать вправо. Он почувствовал, что отец тоже начал вкладывать больше силы в гребок, чтобы выровнять лодку. Подумав, что Вибол, возможно, узнает его по голосу, Прак начал петь старую кхмерскую песню. Его мать присоединилась к нему, и над водой поплыла давно знакомая мелодия, которая здесь звучала громче, чем на земле.
Справа от них возник контур большой лодки. Вдруг с нее раздался крик, и Прак тут же умолк. Крик повторился. Хотя голос этот принадлежал кхмеру, это был не его брат, и Прак понурил голову; он был опечален, но все же испытывал облегчение. Думая об этом пленнике, он вынул свою флейту и начал играть; ему хотелось, чтобы соотечественник слышал не только насмешки его мучителей.
Крики затихли, и Боран погреб дальше. Следующий причал оказался шире, но был менее длинным и предназначался только для лодок, рассчитанных на одного или двух человек. Прак положил флейту на колени и приготовился схватиться за бамбуковую сваю.
В этот момент его мать вскрикнула. Она звала его брата по имени и указывала в сторону берега. Отец зашипел на нее, чтобы она замолчала, но перестал грести, и их лодка начала дрейфовать. Сначала Прак ничего не мог разглядеть, кроме размытых очертаний береговой линии, но потом он заметил что-то, напоминающее торчащий из воды черный камень.
— Это он, — сквозь всхлипывания пробормотала Сория. — Что они с ним сделали? Давай, Боран! Плыви к нему!
Прак почувствовал, что слезы обжигают ему глаза. Он тоже стал просить отца плыть туда, потому что тот, начав было усиленно грести, вдруг остановился.
— Он жив, — прошептал Боран. — Хвала всемогущему Вишну, он жив!
— Тогда забери его оттуда! — воскликнула Сория. — Плыви же к нему!
Прак взглянул в сторону берега и заметил размытые контуры толпившихся там чамов. Он крепче сжал в руках весло.
— Нет, — сказал Боран. — Если мы попытаемся освободить его сейчас, то все погибнем.
— Что?
— Он жив. Он сильный, и он жив. Мы должны подождать до темноты. Только тогда мы сможем спасти его.
— Нет! — воскликнула Сория; она резко повернулась в лодке и едва не опрокинула ее. — Сейчас! Помоги ему сейчас!
Прак бросил свое весло и, повернувшись к матери, обнял ее. Он крепко прижимал ее к себе, понимая, что отец прав. Она рвалась из его рук и сопротивлялась, как дикий зверь, но ничего не могла поделать против его силы. Он пытался успокоить ее, шепча на ухо слова утешения, пока отец отгребал в сторону открытой воды. Но Сория все равно крутилась в его объятиях, изгибаясь и брыкаясь, словно одержимая демонами.
Берег отдалился, их лодка плыла на глубине, и в борта ее плескали волны. Мать наконец прекратила сопротивляться, и Прак, почувствовав, что она обмякла, стал молиться, чтобы чамы ничего не заподозрили. Его мать стонала и содрогалась в рыданиях у него на груди. Он поцеловал ее в затылок.
На глубокой воде Великого озера он не видел вокруг ничего — только бескрайнюю белую пустоту, которая лишь усиливала его мучения.
* * *
В наступающей темноте ужас Вибола все усиливался и делался ощутимым. Сквозь свои опухшие веки он видел множество больших костров, частично освещавших лагерь чамов. Призмы его слез увеличивали их пламя. Из ран на щеке, подбородке и надбровье сочилась кровь. Наклонив вперед голову, он хлебнул коричневатой мутной воды и попытался проглотить ее, но вскоре его вырвало.
Что-то под водой коснулось его голени, и он, вскрикнув, забился в своих путах. Но чамы загнали прочную бамбуковую сваю глубоко в ил и связали ему руки и ноги позади нее. Его избитое тело было все время растянуто и напряжено, а мысли крутились вокруг неминуемой страшной кончины.
Сильно дрожа, словно вода была ледяной, он умолял чамов на берегу сжалиться над ним. Большая часть из них просто не обращала на это внимания, но некоторые иногда бросали камни в его сторону или передразнивали его мольбы.
Вибол чувствовал себя маленьким и беспомощным. Ему хотелось вернуться к своей семье. Непроницаемая темнота под ним заставила его вспомнить о Праке, подумать о том, какой у него отважный брат. Прак всегда оставался один на один с мраком, неопределенностью и одиночеством и при этом не жаловался и не жалел себя.
