Бхагураян слушал Чанакью и молчал. Брахман часто говорил ему, что Ракшас не даст осуществить замысел, когда узнает о его существовании, и что нужно застать министра врасплох, пока он ничего не подозревает. Чанакье удалось во многом убедить военачальника, но Бхагураяна все еще мучили сомнения, ему иногда казалось, что он совершает предательство.
Чанакья видел, что Бхагураян сидит в глубокой задумчивости, и снова, как бы между прочим, сказал, что любой их шаг будет связан с большими трудностями, если они не вызовут у народа и у самого раджи неприязни и подозрений в отношении Ракшаса.
— А после этого, — продолжал брахман, — уже нетрудно привлечь Ракшаса на нашу сторону или по меньшей мере обезвредить его.
Чанакья говорил так, будто он просто разговаривает с самим собой, а не внушает собеседнику давно обдуманное. Все это произвело на военачальника то впечатление, на которое брахман и рассчитывал. Бхагураян решил, что прежде всего нужно ослабить влияние Ракшаса.
Чанакья хорошо понимал, что во всяком деле многое зависит от того, как начать. Он знал также, что Бхагураян в любой момент может изменить свое решение, и тогда вновь начнутся колебания. Брахман почувствовал необходимость теперь же дать Бхагураяну какое-нибудь поручение.
— Послушайте, — обратился он к военачальнику, — если пропадает даром один день, то это, может быть, и не так страшно. Но когда таких дней набирается много, начинаешь ощущать потерю по-настоящему. Ведь в результате можно ничего не добиться и все потерять. Человек дела не должен постоянно пребывать в раздумье, ему необходимо действовать. Если не возражаете, я буду говорить по существу. Так вот, должен вам сказать, что самый верный слуга министра и его главный шпион Хираньягупта изменил своему хозяину.
— Не может быть! — воскликнул пораженный Бхагураян. — Хираньягупта? Это просто невероятно. Ведь он самый преданный из приближенных министра. Я догадываюсь, что это ваших рук дело.
— Видите ли, — проговорил Чанакья, — существует много способов заставить таких людей служить твоим целям. Министр, желая знать, что происходит в доме Мурадеви, попытался склонить на свою сторону Суматику, но та, вместо того чтобы стать союзницей министра, сделала предателем Хираньягупту, этого самого близкого Ракшасу человека. Теперь Суматика с его помощью исполнит то, что я скажу. Даже трудно себе представить, на что способны мужчины ради денег и красивой женщины.
— Что говорить! — продолжал брахман. — Суматика сумела обворожить Хираньягупту. Он вертится подле нее, как проданный пес. Через его руки идет вся переписка Ракшаса, печать министра тоже хранится у него. Я подготовлю письмо Парватешвару, и Хираньягупта поставит на нем печать. Все трудности по доставке письма беру на себя. Но могу ли я рассчитывать на вашу поддержку? Дело в том, что такие люди, как Хираньягупта, не особенно надежны и полагаться на них не следует. Сейчас нам нужно действовать как можно быстрее. Ракшас попался в сеть, которую я расставил с помощью Суматики. Воображаемые опасности не дают ему покоя, он думает только о спасении своего повелителя. Если у Ракшаса появится хоть малейшее подозрение, положение может крайне осложниться. Пока он ни о чем не догадывается, и мы должны опередить его. Хираньягупта сейчас на нашей стороне, он сделает все, что требуется. Могу представить себе, как обрадуется Парватешвар, когда получит такое письмо. Так как же? Если вы согласны и решили бороться за правое дело, я начну действовать. Если нет, то в конце концов я ведь нищий брахман и у меня нет корыстных целей. Я уйду в пустынь и буду молиться. Но я считаю, что мы должны бросить вызов Ракшасу и доказать всем нашу верность истине и справедливости.
— То, что думаете вы, думаю и я, благородный Чанакья, — ответил Бхагураян. — В тот день, когда вы рассказали мне о Чандрагупте, я дал себе клятву впредь поступать так, как вы советуете. Ведь я ваш ученик. Мне всегда становится легче, когда я делюсь с вами своими мыслями. Я во всем согласен с вами. Делайте то, что считаете нужным, а я буду следовать вашим указаниям.
Бхагураян говорил взволнованно и убежденно, и это понравилось Чанакье. «Его нужно использовать. И как можно быстрее, — подумал брахман. — Этого человека только стоит втянуть, и он уже не сможет выкарабкаться».
В тот же день Чанакья позвал Хираньягупту и в присутствии Бхагураяна написал от имени Ракшаса письмо Парватешвару, которое отослал с монахом Сиддхартхаком, ставшим к тому времени его верным другом. Со дня отправления письма Чанакья и Бхагураян думали только о том, что ответит Парватешвар, и о дальнейшем ходе событий.
В письме было подчеркнуто, что ответ следует отправить только с тем, кто доставит послание, ибо никто не должен знать о тайных сношениях между двумя сторонами.
«Вы сами знаете, насколько сложна обстановка, — говорилось в письме. — Поэтому я и посылаю буддиста: ведь эти странствующие монахи могут ходить везде, и никому в голову не придет, что они занимаются политикой и шпионят. Сиддхартхак — верный человек, ему можно полностью доверять». Далее содержалось предложение напасть на Магадху.
Теперь Бхагураян каждый день приходил к Чанакье и высказывал догадки о судьбе письма и возможном ответе Парватешвара. «Когда корабль спущен на воду, — говорил военачальник, — его нужно вести вперед. И мы не должны утонуть, мы должны достичь цели». Он гордился собой, чувствуя уверенность в своих силах. Беседы с Чанакьей не прошли для него даром.
Между тем брахман все время думал о клятве Мурадеви. Он хотел, чтобы раджа был убит с ее помощью, но понимал, какие трудности с этим связаны. Приходилось держать Ракшаса в постоянном страхе и напряжении. Ведь стоило министру опомниться и трезвым умом заподозрить истинную опасность, как все их замыслы могли бы провалиться. Чанакья до сих пор не говорил Бхагураяну об этой клятве, но долго оставлять его в неведении было нельзя, ибо приближалось время решительных действий.
Глава XX
Ракшас недоумевает
Ракшас не подозревал о готовящемся заговоре. Министр всегда обо всем был прекрасно осведомлен, и, кроме того, он был необычайно предусмотрительным человеком. Но когда в течение долгого времени не происходит никаких событий, случается, что мы становимся менее бдительными, чем следует. Именно так произошло с Ракшасом. Министра беспокоило только одно — образ жизни Дханананда. Он не придавал большого значения тому, что Дханананд не занимается государственными делами, но его крайне огорчало, что раджа дни и ночи веселится и почти не покидает дворца Мурадеви. Ракшас не допускал и мысли о том, что кто-либо из соседей отважится напасть на Паталипутру. Он был совершенно уверен, что до тех пор, пока сам он находится здесь, на своем посту, соседние правители и шагу не ступят в пределы Магадхи. Ракшас был равно убежден и в том, что, раз он стоит у кормила правлении, ни один враг внутри государства не посмеет поднять голову. И когда Суматика намекнула, что Мурадеви что-то замышляет против раджи, это поразило его и крайне обеспокоило. Ракшас тотчас отправился к Дханананду и сообщил ему тревожную новость. Каково же было удивление министра, когда он увидел, что его слова не произвели должного впечатления и раджа подозревает не Мурадеви, а кого-то другого. Однако Ракшас недолго удивлялся.
«Ведь Мурадеви, — думал он, — делает все возможное, чтобы раджа ничего не заподозрил. По-видимому, все ее усилия направлены на то, чтобы подозрение вызывал другой. И если это действительно так, то она добилась успеха». Теперь министр начал пристально следить за Мурадеви. Все остальное стало ему безразлично. Чандрагупта больше не вызывал у него опасений.
«Если Чандрагупта останется в городе, то у Сумальи будет товарищ, — говорил себе Ракшас. — После письма раджи киратов удалять его нет необходимости. Пусть остается».
Ракшас решил прекратить наблюдение за Чандрагуптой. Он подумал, что если молодые люди станут друзьями, то вдвоем им легче будет дать отпор чужеземцам.
Итак, нападение врага или мятеж Ракшас считал невозможным; единственной угрозой, думалось ему, была Мурадеви. Министр решил действовать. Если бы дело касалось простого смертного, затруднений не возникло бы: такого человека можно было хорошенько припугнуть, отправить в тюрьму или в крайнем случае уничтожить. Но здесь эти средства не годились, и Ракшас был очень обеспокоен: он видел, что раджа без памяти влюблен в Мурадеви.
И вот однажды, когда министр, по обыкновению, думал о том, как избавить раджу от чар этой женщины, появилась Суматика, судя по всему чем-то очень взволнованная.
— Господин, — сказала она без обычного приветствия, — защитите меня. Я в отчаянии.
— Не бойся, Суматика, — ответил Ракшас. — В моем доме ты в безопасности. Расскажи, что случилось.