Ознакомительная версия.
Если это не храбрость, как еще назвать их атаки? – вдруг задумался Сьевнар, когда была его очередь отойти назад перевести дух. А чем тогда отличаются воины фиордов? Только хорошими доспехами, пожалуй, да ратной выучкой…
Как-то раз толпа куршей прорвалась внутрь вала, они добили кое-кого из тяжелораненых, порубили со злости бочонки с водой. Гуннар Косильщик вовремя заметил опасность, затрубил в рог, выстроил два десятка воинов в ряд с сомкнутыми щитами. Нападающих удалось оттеснить…
Вечером, когда стемнело и войско куршей окончательно отхлынуло в лес, братья острова подсчитали потери. Выяснилось, что из сотни почти три десятка воинов ушло к Одину, а из тех, кто остался, каждый второй был ранен.
Не видя больше противника, ратники острова без сил ложились на землю там, где стояли. Все равно продолжали вглядываться в лес, где под деревьями наверняка притаились дозорные куршей, наблюдая за крепостью из темноты.
Решатся ли курши на ночную атаку? – гадал Гуннар и другие старшие. Ночью хуже сражаться малым числом против многих, в темноте труднее сохранять строй на валу.
На всякий случай Гуннар приказал спать посменно – половина воинов отдыхает, вторая половина – настороже. Впрочем, луна и звезды светили ярко, берег вокруг вала, предусмотрительно очищенный от лесной поросли, хорошо просматривался.
На этот раз Сьевнар спал во вторую очередь. Да и не спал почти, лишь подремал вполглаза урывками. Почти до утра под самым валом кто-то громко и протяжно стонал, время от времени выкрикивая незнакомые и, похоже, бессвязные слова. Надоел до того, что решили его добить, но так и не нашли, плюнули.
Да, жаркий выдался день…
* * *
Второй день…
А какой он был, этот второй день? – вспоминал потом Сьевнар. Спокойнее – это точно.
Курши, видимо, тоже устали вчера. Поистратили ярость за целый день битвы. Несколько раз они приближались к крепости, осыпали защитников градом стрел и дротиков, но до рукопашной дело так и не доходило.
По-настоящему они атаковали уже под вечер, когда тени начали удлиняться и поворачивать на восток. Их вел высокий вождь в кольчуге и шлеме и стяг с черепом мотал хвостами в первых рядах нападающих.
Только один штурм, но длился он бесконечно, показалось Сьевнару.
Лесные люди, похоже, твердо решили не отступать. Ему изрубили щит в лоскуты, он отбросил его, взял в левую руку второй меч, одним мечом отбивал, вторым – нападал.
Если врагов нужно косить косой, тогда бойцы берут второй меч, так когда-то учил его Гуннар.
Он – косил. Все косили вокруг. Сьевнар сам сбился со счета – со сколькими он схватился за это время. В сумятице боя его бросало от одного к другому, потом – к третьему. Нескончаемые крики в ушах, хруст песка на зубах, густые, вязкие запахи крови и пота… Хотелось пить, все время хотелось пить, в горле словно бы запеклась сухая, шуршащая болячка – это он точно помнил. Ему разбили скулу, от нее – постоянный привкус крови во рту и боль, когда сжимаешь зубы. Левую руку располосовали от локтя до кисти, но тут он даже не заметил, кто и когда. Только потом обратил внимание, что рука словно бы начала гореть. Увидел рану, наскоро замотал тряпицей, лечить и рассиживаться было некогда…
Отбились все-таки.
И как-то сразу начало темнеть, словно и дня не было.
Пролетел день…
* * *
Третий день…
Если вспомнить, вроде бы похож на второй, как близнецы-братья. Или, нет, не похож…
Курши то атаковали, как с цепи сорвавшись, то затихали надолго, будто решали взять крепость измором. Начинали осыпать стрелами издалека.
Да, именно тогда погиб знаменитый лучник Фроди Глазастый. Случайная стрела прилетела словно из ниоткуда и вошла ему в правый глаз. Фроди как стоял, так и упал, сразу опрокинувшись на спину и не издав ни звука. Не нужно было приближаться к нему, чтобы понять – умер.
Его брат, наивный, добрый, как ребенок, Риг Длиннорукий… Хотя, нет, Длиннорукого Рига убили раньше, еще во второй день… Точно, Фроди тогда сам закрывал ему глаза, а потом бил из лука как заведенный, и громко, во весь голос выл, поминая брата… Это Бьерн Железная Голова бережно выдернул стрелу, словно это могло оживить Фроди.
Глупая, в сущности, смерть для такого знаменитого воина, совсем случайная, вспоминали потом. А может, наоборот, не случайная. Фроди был лучником, его длинные, по-особому оперенные стрелы навсегда уложили многих храбрецов. Он и умер от стрелы, все правильно. У богов свое, божественное чувство юмора…
К полудню курши все-таки набежали основательно и надолго. Снова скалился череп на палке, мотались волчьи хвосты и улюлюкали лесные люди. Молодой Руг еще с кем-то из воинов пробились к нахальному черепу, срубили стяг… Руга курши просто разорвали в клочки, навалившись разом со всех сторон. Когда Ингвар Широкие Объятия подоспел на выручку с остальными, выручать было уже некого.
А вождь в кольчуге и свеонском шлеме опять уцелел, видел Сьевнар. Потом бежал к лесу вместе с другими. Он – хороший воин, не один ратник острова пал от его руки. Наверное, знаменитый воин среди своих, вождь большого племени.
Потом… Точно, потом они до вечера ждали нового штурма, так и лежали на валу под палящим солнцем. Странно, солнце пекло как летом, и в горле шуршало от зноя, а его словно знобило от холода, помнил Сьевнар. Рана, наверное, все-таки воспалилась, хотя Гюсси Старый намазал ее своим бальзамом и по-новому перетянул руку…
* * *
В этот день курши больше не нападали.
Вечером за деревьями опять были видны их костры, слышались многоголосые крики и даже что-то похожее на заунывное пение. Долго не унимались.
Поминают, наверное, своих умерших, думал Сьевнар.
Отбывая караульное время, он сидел на валу, привалившись спиной к шершавым бревнам с запахом сосновой смолы. Смотрел на огоньки костров, мелькающие в черноте леса. Кажется, далекие огоньки. С виду – совсем безобидные. Просто их много, слишком много. Даже больше, чем было вчера…
Гуннар Косильщик подошел неслышно, присел рядом, тоже привалившись к бревенчатому щиту. Всмотрелся в черноту леса и дрожание огней.
Круглая, полная луна висела над морем. Ее яркий свет чертил на воде длинную, серебряную дорожку.
– Лунная дорога… Говорят, по ней спускаются на землю лунные люди и выпивают у спящих их дух и силу. Впрочем, лунные люди – сейчас не самая большая забота, – усмехнулся Сьевнар.
– Похоже, к куршам опять подошло подкрепление. Костров вроде как прибавилось, – заметил Гуннар.
– Похоже на то.
– Устал, брат?
– Есть такое. Ну да все устали…
Косильщик покивал:
– Сегодня каждый из воинов сражался за двоих, а не то – за троих …Давно я не попадал в такие передряги.
– А я, наверное, никогда еще не попадал…
Они помолчали.
Старший брат был без шлема, в свете луны его светлые, взлохмаченные волосы, казалось, даже поблескивали. Лицо перекошено на сторону багровым отеком – достали палицей. На щеке – новый шрам, с уже запекшейся кровью. Но яркие глаза смотрели твердо и непокорно. В них тоже отражалась луна, делая их глубокими и блестящими…
– Сюги Беспалый умер, – неспешно, словно бы нехотя, рассказал Гуннар. – Еще утром получил рану в живот, говорил – ерунда. И ходил, и сражался весь день, воинами командовал. А сейчас лег и умер… Думали, уснул, тронули, а он мертвый…
Сьевнар помнил, Сюги ранили в самом начале долгой атаки. Высокий, плечистый курш налетел на него с копьем, сшиб на землю. Беспалый перекатился, поднялся, срубил противника длинным ударом меча. Потом, позже, Сьевнар видел, как Сюги распоряжался воинами на валу…
Они опять помолчали. Что тут скажешь? Старый ратник умер так же доблестно, как и жил.
– Помнишь, у него все время уши чесались?
– Да, клянусь благосклонностью норн, Один, Отец Побед, будет очень удивлен, когда воин за его столом начнет постоянно чесаться, как пес, одолеваемый блохами, – невесело пошутил Гуннар.
Сьевнар попробовал улыбнуться и тут же скривился от боли в разбитой скуле.
И удар-то вроде был пустяковый, а никак не проходит, глупый язык так и тянется нажать на больные зубы. Рука ранена куда серьезнее, но почти не тревожит, угомонилась.
– На всякий случай давай попрощаемся с тобой сегодня, брат Сьевнар! – вдруг сказал Гуннар Косильщик. – Завтра, может, не представится случая, кто знает…
– Думаешь, завтра не устоим?
– Вряд ли. Сам видишь…
Сьевнар коротко кивнул.
Понятно, раз к куршам подошли свежие силы, они опять кинутся в бесконечные атаки. А как их сдержать? От сотни воинов за три дня осталась едва половина. Многие раненые ослабели от жажды и потери крови. Пресной воды в крепости больше не осталось, пили морскую, за которой бегали, прикрываясь щитами. А ей хорошо промывать раны, жажду она утоляет плохо. Во рту остается приторный, прогорклый привкус, он до сих пор во рту… Нет, скорее, это пахнут мертвые, щедро набросанные вокруг вала. Жарко, на жаре все быстро гниет…
Ознакомительная версия.