верный, не обманет, не предаст. Особенное удовольствие доставляло добровольцам кормить этих четвероногих друзей. Для них были специально закуплены бочки с малосоленой рыбой. Рыбу перед кормлением вымачивали в воде и давали собакам. От скуки члены команды устраивали в такие моменты что-то вроде соревнования. Одни бросали рыбу подальше на палубу, другие придерживали собак. По команде отпускали и наблюдали, какая из лаек первая добежит до лакомства. Не ахти какое занятие, но на безрыбье и рак рыба.
В одно из таких «соревнований» произошел довольно комичный случай. Бедного Заславского наконец-то выпустили. Погруженный в свои мысли, поляк не заметил под ногами брошенную собакам рыбу и наступил на нее. Разумеется, поскользнулся и приземлился своей пятой точкой в аккурат на рыбу. Одна из побежавших собак, пытаясь достать ее, чтобы полакомиться, со всей силы угодила мордой подпоручику чуть пониже живота.
– Курва! – пронеслось над палубой. На что собака разразилась громким недовольным лаем. Все, кто был на палубе в этот момент, катались от смеха. Даже суровый на вид капитан судна усмехнулся, закашлялся, выпуская табачный дым.
Заславский заверещал как барышня, ругаясь по-польски, и под дружный смех поспешил удалиться в каюту. Увидел под кроватью Суздалева початую бутылку коньяка и наполовину осушил ее.
Вновь вышел на палубу, уселся, облокотившись о канат, и уставился безразличным взглядом куда-то вдаль. Лайка, из-за которой подпоручика подняли на смех, побежала к нему и, как будто извиняясь, лизнула в лицо.
– Курва, – пьяным голосом промямлил юноша и заплакал, скрывая зареванное лицо скомканным белым платком. Послышались негромкие смешки. Не так ему представлялся морской поход. Не было никакой бравады, и удаль пока не удавалось свою показать – выпустили, когда берег уже виден стал. Подпоручик даже лицом почернел, переживая. Попытался снова наладить контакт. Ведь все добрые шляхтичи поддерживать друг друга клялись.
Покрутился у своих, улыбаясь заискивающе и стараясь быть полезным. Ища моральной поддержки. Пошутили господа, проучили его – да хватит злиться. Ан нет. Отворачивались. Делали вид, что не замечают. Цедили слова. Поняв, что мало кто с ним из добровольцев общается, шмыгнул мышью мимо казака и графа в каюту переодеться, чуть заметно кивнув, услышав, что тоже зачислен во сход группы на берег.
Суздалев зевнул равнодушно. Билый дернул его. Граф коротко улыбнулся, продолжая рассматривать берег. Для северного пейзажа картинка бескрайних просторов песка и утопающих в ней домов казалась нереальной. Вдали виднелись хвойные деревья. Капитан вскользь заметил, что здесь торгуют ценной сосной, но безжалостная вырубка привела к тому, что стали появляться безжизненные пески, которые могут через столетия задавить поселение.
– Да кому это важно, что будет чрез сто лет или двести, – отмахнулся граф, прекрасно понимая предприимчивых купцов. Билый промолчал, в душе не соглашаясь, однако спорить не хотелось, не к месту. Занялся подсчетом крыш. Выходило, что в деревеньке жило под тысячу человек, не так уж и мало для северной местности. Были здесь и купала церквушек.
– Наверное, и ярмарки проходят? Деревенька-то большая.
– Да. Тут бойкая торговля: лес, пушнина, рыба – товара много. Найдете всё, что захотите.
– Хорошо, – сказал Билый, кивая. Проплывали мимо кладбища. Поразили высокие кресты. Намного больше обычных. Понял для чего: чтоб песок не засыпал. Видно, стихия здесь знатная – все рушит и уничтожает. Часто попадались разбитые лодки, потемневшие от времени, они торчали кормой или носом из земли и безмолвно встречали проплывающее судно.
– Любая поморская деревня напоминает морской хутор. Здесь он называется тоня. Вы, господа, поплывете во втором заходе. Капитан Малиновский настоятельно просил первыми высадить в поселке свою команду – молодцы засиделись. Так что пойдете с моей командой. Сам я и капитан Малиновский останемся на борту. Увольнительная двадцать четыре часа. Вопросы?
– Вопросов нет.
– Желаю вам, хороших покупок.
– Ты чего смурной такой, Микола? – спросил Суздалев, когда лодка, отчалившая от корабля с полчаса тому назад, шарпая днищем о дно, причалила к каменистому берегу. – С утра за тобой наблюдаю, все никак спросить не решусь. Знаю же твой характер: если думы какие появились, то лучше не лезть с расспросами. Подождать, пока сам все скажешь. Но тут, уж извини, друже, невмоготу стало. Ты какой-то весь в себя ушедший.
Билый сидел на носу лодки и бессмысленно смотрел куда-то вперед, в сторону покоящейся на крутом пригорке деревни поморов. Весь путь тем же, ничего не выражающем взглядом он смотрел на разбегающиеся от движения лодки бурунчики на воде. Нелепая смерть молодого офицера заставляла задуматься. Задуматься о том, о чем в последнее время Миколу все чаще посещали мысли. О вечном, о смысле бытия, о сущности всего мироздания. Смерти не существовало для него, как для верующего человека. Он не только знал об этом, но и глубоко верил. Но с каждой новой человеческой потерей здесь, в мирной жизни, он все глубже уходил в себя, становился немногословным, отрешенным. Достучаться до него в такие моменты было довольно трудно. Лишь участие близкого друга могло вернуть его из собственного внутреннего мира в реальность.
– Ты не замерз ли, друг любезный?! – Суздалев, набрав пригоршню обжигающей холодной воды, плеснул в лицо односума.
– Ах ты, бисова душа! – в сердцах, незлобно воскликнул казак. – Да я тебя зараз!
– «Зараз», – передразнил граф, дурачась, и подмигнул другу.
Микола подскочил на ноги и хотел было в ответ столкнуть Суздалева в воду, но тот проворно, словно кошка, прыгнул на край борта лодки и оттуда на берег.
– И что там?! – подзадорил граф казака. – Не вышло твое «зараз»?!
– Ну, держись, – выпалил Билый, в два прыжка оказавшись почти рядом со своим односумом.
Граф засмеялся по-ребячьи, отпрыгнул в сторону, с трудом удерживаясь на ногах, поскользнувшись на мокрых камнях-гладышах, которыми был покрыт весь берег. В следующий момент крепкие руки казака замкнулись на его теле, укладываясь на плечи. Билый закрутился на месте, слегка согнув ноги в коленях.
– Хочешь знать, что я тебя?! – кричал он радостно, не переставая кружить графа у себя на плечах и все ближе подходя к кромке холодного моря.
– Все! Все! Сдаюсь! Чертяка ты! – хохотал Суздалев. – Руки что клещи!
– Нет! Пощады не будет, ваше сиятельство! Извольте принять освежающую ванну! – Микола смеялся в ответ.
В какой-то момент его правая нога соскользнула с небольшого валуна, и он потерял равновесие, все еще держа Ивана на плечах. Удержаться на ногах получалось с трудом, Микола стал заваливаться набок, и через минуту оба друга благополучно приземлились на четвереньки в холодную морскую воду.
Благо у берега было мелко, всего по колено. Но этого хватило, чтобы намочить меховую
