и нездоровые вены – вот то единственное, что не способно солгать, уверял он меня.
– Они вообще все были какими‐то дикими, твои дядья, – заявила Вероника. – Ей-богу. Да ты и сама должна это помнить. Ирландцы, что с них взять!
Нет, дикими они не были. Ирландцами – да, были, признаю. Но только не дикими. Ну, ни капельки. Они, правда, любили выпить, но только когда у них были деньги, а когда денег не было ни гроша, просто молились. Они тяжело работали во влажной духоте заводских и фабричных цехов, а когда заканчивалась смена, выходили за ворота, и холод насквозь пронизывал их жалкую одежонку; иной раз казалось, что даже кости у них вот-вот треснут от мороза, словно тонкий фарфор. Можно было бы предположить, что в семьях таких бедняков рождалось много детей, но это, увы, было не так. У некоторых детей не было вовсе, у других – всего лишь по одному ребенку, и это единственное дитя становилось для них поистине драгоценным. А вы как думали? Но впоследствии оказывалось, что один из этих единственных чад так и не сумел жениться, а другой был вынужден большую часть жизни провести в психиатрической лечебнице…
В общем, как‐то так. А вы чего ожидали? Думали, что я родом из семьи, где все поют и танцуют? Вы поймите: любой из этих людей мог запросто заболеть туберкулезом, а то и сифилисом; мог, согласно медицинской справке, считаться безумным или умственно отсталым; мог страдать дислексией или частичным параличом; мог быть подвергнут обрезанию или ограничению в правах; мог стать жертвой недобросовестного опознания личности; с ним мог произойти несчастный случай на производстве – например, ему мог снести голову вилочный погрузчик; он мог стать беззубым калекой, или пасть жертвой содомитов, или ослепнуть в результате перенесенной кори; его легкие могли оказаться изъеденными асбестовой пылью или гибельными ветрами, прилетевшими из Чернобыля… В общем, вы, наверное, уже знакомы с моим новым романом «С чистого листа» (The Clean Slate)? В тот период я как раз работала над его первым вариантом, потому и решила слегка потормошить Веронику. У меня даже имелась собственная теория насчет того, что наша семья изначально была склонна к самоуничтожению – через разводы, добровольный целибат и некоторые гинекологические катастрофы. «Но у меня же были дети, – растерянно возразила Вероника в ответ на мои рассуждения. – И тебя тоже я родила, разве нет?» Да уж, мисс Беджакет, это точно!
* * *
Возможно, единственное, о чем вы не смогли догадаться, это то, что и я тоже родом из «утонувшей» деревни. В детстве я и сама вряд ли способна была это осознать. Хорошо известна такая вещь, как перегруженность сознания всевозможными предчувствиями. Хотя тогда я, разумеется, очень многое воспринимала и понимала неправильно. Да к тому же была склонна верить всякой чуши, которую мне подсовывали.
Предположим, жители Помпей получили некий сигнал тревоги, но времени у них осталось очень мало. Что бы они решили бросить в первую очередь? Амфоры с маслом? Ткацкие станки? Сосуды с драгоценным вином, уже треснувшие и протекающие? Я даже вообразить себе это по-настоящему не могу. Я и в Италии‐то никогда не бывала. Но, предположим, они прислушались к предостережениям и вовремя убрались из города. Именно так, по-моему, поступили впоследствии и жители Деруэнта – это ведь тоже были своеобразные Помпеи или «Мария Селеста» [19].
Мне казалось, что сперва вода будет подниматься постепенно, дюйм за дюймом, подползая к каждой закрытой двери, подтекая под нее и образуя на линолеуме маленькое озерцо. Потом линолеум перестанет сдерживать воду, и первое, что по ней поплывет – тонкие полосатые матрасы, очень популярные в те времена. Эти дешевенькие матрасы очень быстро промокнут насквозь, а вот бетонный или каменный пол под линолеумом воду будет сохранять еще долго, как мачеха, держать в своих холодных объятиях. Сменится не одно поколение, прежде чем вода источит и каменные плиты пола…
И вот вода, на пути которой сперва возникла серьезная помеха, начинает постепенно подниматься и, подобно не любимым в семье дочерям или тем крестьянам, что впали у хозяина в немилость, тайком прокрадываться в кладовые и совать изголодавшиеся пальцы в банки с сахаром и мукой. И вот уже поплыл по воде дуршлаг, забытый в каменной раковине, и прибывающая вода фонтанчиками выплескивается через его дырочки. А кухонная флотилия все растет, к ней присоединяются и наполовину вылущенный стручок фасоли, и подставки для яиц, и сковородки с ночными горшками, но вода все продолжает подниматься, она уже добралась до подоконников. Улица словно сама себе заваривает чай из всех имеющихся запасов. Двенадцатифутовые круги мыльной пены, точно легчайшие пирожные-безе, расплываются на поверхности воды, словно сам Господь решил, выпив чайку, принять субботнюю ванну. А вода, бормоча, как компания сплетников, выбравшихся на пикник, все наступает, и с каждым часом ее уровень поднимается еще на фут; преодолевая один марш лестницы за другим, она ползет вверх, вымывая и вытаскивая наружу личные вещи жителей Дербишира; вот плывут тщательно отутюженные женские спортивные брюки, наконец‐то вырвавшиеся на свободу из тесного гардероба, где вся одежда заботливо переложена лавандой; мелкие волны полощут штанины брючек, обрамляя их концы кружевами пены. А вот тяжело липнут к полосатым матрасам промокшие насквозь фланелевые простыни и шерстяные одеяла и тянут их вниз, точно груз застарелых грехов; однако игривые волны в своем безумном веселье подхватывают все эти неуклюжие вещи и самым легкомысленным образом крутят их и вращают, как в танце. Отправляются в дальнее плавание кровати; сиденья для ванны превращаются в рыбачьи лодки; пожелтевшие кальсоны в прикрепленных к ним жилетах машут руками и ногами, стремясь поскорее освободиться от своих каких‐то поистине супружеских обязательств, плывут, как капитан Уэбб [20], навстречу свободе и Франции.
Да, вот так я все это себе и представляла. Мне казалось, что где‐то в верхнем течении реки просто повернули какой‐то вентиль, и началось наводнение.
На самом деле дамба «Лейдибауэр» была расположена в долине ниже деревни Деруэнт по течению одноименной реки. И никакого наводнения не было. Деревня Деруэнт умирала постепенно, капля за каплей. Дождевую воду там заботливо собирали. На ручьях ставили запруды. На плотине «Лейдибауэр» был полностью перекрыт сброс воды, и понемногу нижняя долина реки стала заполняться водой благодаря таким естественным ее источникам, как горные ручьи и ливни, часто выпадавшие в Пеннинских горах. Впрочем, долина заполнялась медленно, но ведь и слезами, если плакать достаточно долго, можно наполнить целую чашу.
* * *
Теперь Вероника сильно постарела, но при этом
