возомнила! Уйду, на коленях будешь!..
— Уходи!
Сказала как выдохнула.
Сказала тому, о ком мечтала, рыдая по ночам в каморке студенческого кампуса в Коимбре, за кем краем глаза подглядывала на лекциях, кому подсказывала на семинарах, от чьей красоты сходила с ума, с кем стояла под венцом, от кого родила дочек, от кого не родила сына…
— Уходи.
— Да кому ты нужна! Просить будешь! На коленях умолять будешь…
Хлопнул дверью так, что едва не вылетели стекла новой квартиры в недавно построенном доме западнее музея Гульбенкяна. Кредит за квартиру она выплачивает со своей зарплаты — у Луиша доходов третий год нет, но в документе о собственности вписано его имя — он же сеньор Торреш! Он же мужчина!
Стекла остались целы, только потрескалась и местами отлетела штукатурка вокруг дверного проема. Новые дома не чета старым — все хрупкое, будто картонное. Дочки, к счастью, ночевали у бабушки в Алфаме, очередной ссоры родителей не слышали, не то расскажут, что папа с мамой кричали, и мать опять начнет свои нотации, что дети не должны такого слышать.
Дети не должны. И она не должна… И жить так не должна. И разводиться не должна — церковь не признает разводов…
И что же теперь делать? Как дышать? Как жить?
Она задыхается.
Выглянула в окно из-за занавески — Луиша не видно. Пустая улица. Только мужчина в серой шляпе топчется около рекламной тумбы — очередной поклонник? Не первый раз стоит под окнами. Темный плащ, шляпа. Лица не разглядеть.
Куда же делся Луиш? Вышел из подъезда и пошел в другую сторону, которую не видно из окна?
На тумбочке в коридоре остался его ключ — теперь будет ее по городу искать, чтобы забрать ее ключ и вернуться в квартиру. Еще к зданию тайной полиции явится, не приведи Господь, устроит скандал в самом не предназначенном для скандалов месте…
Долгий, бессмысленный, затянувшийся до бесконечности разговор. Или это допрос?
— Что вы! Ни в коем случае не допрос! Нет же предмета вас допрашивать! Или есть?!
Безликий сотрудник, звания в штатском не понять, в безликом костюме, в безликой комнате с одним столом, двумя стульями, парными портретами диктаторов — прошлого, но главного, Салазара и нынешнего, но «младшего», Каэтану, с телефоном и пепельницей, полной окурков, — допрос за допросом, очистить не успели?
Кто присутствовал? Какие разговоры велись? Кто из иностранцев был на приеме? О чем говорили?
Не помню. Не знаю. Не слышала. Было так шумно. Слишком устала после прямого эфира. Так давили туфли, что не слышала, кто о чем говорил, хотелось только туфли снять…
Включила дуру-звезду. На месте директора Гонсальвеша сама бы такую ведущую уволила — ничего не видит, ничего не знает.
Упомянуть про стукача Витора, и пусть сам свои недоработки расхлебывает, раз она его вычислила? Ведь если это проверка и Витор сам из этой организации, ее недонесение равносильно обвинению в неблагонадежности. В прямой эфир неблагонадежных не пускают. С телевидения выгонят.
Сказать? Промолчать?
Молчит. Нелепо уставившись на службиста, вдавливающего очередной окурок в пепельницу поверх нескольких наполовину выкуренных сигарет с ободком красной помады на фильтре.
Сколько еще здесь продержат? Запись программы сдвинется. Мать, которая привезет дочек домой, не успеет на последний автобус и останется у нее ночевать, а это значит опять бесконечные нотации про ее неправильную жизнь, про Луиша, который хоть и не семи пядей во лбу, но законный муж…
Законный муж…
Мать — образец нравственности. А сама за спиной Салазара на той старой пленке. И кольцо диктатора у нее откуда? И где ее собственный законный муж? Сколько раз в детстве и позже пыталась спросить, кто ее папа, ответ матери был всегда один:
— Твой отец не с нами.
Фотографии венчания матери, которая в каждом доме всегда на видном месте, у них нет. На фото с ее крестин только мать, бабушка — мать матери, священник и она на руках у крестного отца.
Все.
Кто ее отец?! Неужели сам диктатор?! Тогда почему они с матерью жили в «достойной бедности», пока Эва сама не начала на телевидении прилично зарабатывать. Диктатор не захотел обеспечить внебрачную дочку? Или у нее разыгралась фантазия и мать была просто подходящей массовкой на съемках всенародного божества? Выбрали девушек посимпатичнее, поставить за спиной Салазара, и все.
А кольцо?!
Спросить здесь, в тайной полиции, про мать и Салазара? В этом здании точно знать должны. Но вряд ли все знает этот серый, который ее допрашивает. По виду он мелкая сошка. Разве что донесет, и тогда уже от нее не отстанут.
Не знаю… Не слышала… После новогоднего эфира очень устала… Не разбираю, кто из них иностранец, а кто наш… Не помню, о чем говорили, память плохая (это у нее-то, которая выдает тексты выпуска, почти не заглядывая в эфирную папку!).
Почему она отнекивается? Долг честного гражданина все сообщать спецслужбам. Никогда прежде и в голову не приходило от Госбезопасности что-то скрывать. Почему, вспомнив предупреждение Витора не говорить о его липком кителе, вдруг начала сегодня включать дуру?
Нет, после приема на связь со мною никто не выходил… Да, конечно, понимаю ответственность, эфир, телестанция, враги государства, нежелательные элементы могут искать способы давления на ведущую… Разумеется, немедленно сообщу…
Отпускают. Безликий подписывает пропуск на выход. Быстрее добраться до телестанции, записать программу и доехать до дома так, чтобы мать успела на последний автобус. И только бы Луишу никто не сказал, куда ее вызвали. Только бы на выходе не было Луиша…
Коридоры. Коридоры. Никого нигде. Не у кого спросить, где вход. Коридоры. Налево? Направо? Шаги сзади.
— Не подскажите, как отсюда выйти?
— Отсюда нет выхода! — Пугающие шуточки у шедшего за ней человека. — Заблудитесь. Идемте. Сопровожу. — Смотрит на нее слишком пристально, будто в ее лице хочет что-то отыскать, и показывает указательным пальцем левой руки направо. Пальцем без одной фаланги.
Пропуска. Печати. Время выхода из здания. Охрана.
Вышла.
Несколько шагов… О, нет!
От угла здания к входу идет Луиш! Кто же в телецентре ему проговорился, куда ее вызвали?! Теперь семейной разборки на пороге самого пугающего здания страны не избежать!
Застыла, трусливо ожидая, что сейчас будет. Муж, не глядя в ее сторону, приближается.
Спасение приходит откуда не ждали.
Рядом с ней тормозит «Рено». За рулем… капитан Витор.
Никогда бы не подумала, что можно так обрадоваться соглядатаю. От которого накануне не знала как отделаться.
Эва запрыгивает на заднее сиденье.
— Поехали! Быстро!
Витор, ни слова не говоря, давит на газ. «Рено»
