вопию, и стражду, и плачу, и тоскую, и сиротствую днесь пред тобой, об одном умоляя: не погуби!
Не обрати лица гнева на грешного раба твоего! Не изжени мя из уст своих и от сердца своего не отринь! Не сотри в персть и не порази всеконечно!
Смраден я и жесток, и черств душою, и жаден, и алчущ, и нет во мне нужной любви к ближнему моему! Земля страждет от дурноты моея! И стать другим не хочу я, Господи!
Но не отринь мя, не отврати очес от последнего раба твоего, не дай остуды сердцу своему! Ты велик, и благость твоя безмерна. Пожалей же меня, Господи, и не погуби!
Страшусь я казни твоей, и недостоин я милостей, иже пролияста на мя волею твоею! Казни достоин я и нужныя смерти от тя за кровь, и слезы, и скорбь всея земли, и знаю это, и не хочу умирать!
Знаю, что грешен, но смилуйся, Боже, над волостью моею, ей же ныне утвердил мя главой!
Погубленных мною прими в лоно свое и с праведниками вкупе поставь одесную престола, но смилуйся надо мной, ибо я хуже их, и знаю о том!
Ибо того, что смогу я, не смогли бы они по величеству души своея и погубили бы землю свою и язык свой. (Лукавлю, Господи, не ведаю того явно, но мню тако!) Не для себя, для земли и языка русского молю я о милосердии твоем! И – прости меня вновь, Господи, за лукавство мое – но и для себя, для своей души такожде молю, умоляя: не погуби!
Хощу я содеять то, что содеять могу, и верую: ко благу земли моей послужит скверна моя. Ни на мал час не дам я пощады бренному телу сему! Не утомлюсь, и не престану, совокупляя землю, и до гроба дней моих не похочу иной судьбы и славы иной!
Веришь ли ты мне сейчас, Господи?
Веришь ли ты смирению моему?
Но несть смирения в душе моей, ведаю сам, и потому вновь взываю к тебе: пощади, Господи!
Верую, что ты благ и премудр. Веришь ли ты мне сейчас, Господи? Веришь ли вере моей? Не мнишь ли ты, как мню и я, нечестивый, что лукава молитва моя и не вся тайная души моея открыл я Господу своему?
Но страстно жажду я и жизнь свою брошу в костер желаний и замыслов моих! И сейчас уже ничем не лукавлю я пред тобою!
Да, хочу, да, бескраен я тоже, как и убитый брат мой, и так же, как он, жесток! Веришь ли ты теперь величеству страсти моей?
И хотя бы за это одно – пощади, Господи!
Воззри на мя с небес, владыка превечный, милосердный Боже! Воззри же с небес, всеблагой, на последнего раба твоего и ради величества страсти моей – не погуби!
Период, уложившийся в первую четверть XIV века (почти не освещенный нашею исторической наукой), был едва ли не самым трагическим в истории России. Можно утверждать, что только отчаянные усилия Михаила Тверского спасли страну от распада и последующего уничтожения, поскольку как раз в это время происходит стремительный рост Литвы, усиливается идеологическая и военная агрессия католического Запада, а в Орде происходит мусульманский переворот, сделавший Русь и Орду непримиримыми соперниками. Добавим к этому, что внутри самой Руси в начале XIV века все еще преобладали сепаратистские тенденции, Псков и Новгород стремились отложиться. Галицко-Волынская Русь бесславно потеряла свою национальную независимость, Смоленское княжество начинало склоняться к подчинению Литве, а внутри собственно Владимирской Руси шла яростная борьба трех центров, трех ветвей потомков князя Ярослава Всеволодовича – князей тверских, суздальско-нижегородских и московских, причем объединительную роль в этой борьбе вначале играла Тверь (Москва центром новой Руси стала позднее, при Иване Калите).
Судьба Твери и самого Михаила Тверского оказалась трагичной в силу тех событий, которые совершились в Орде после прихода к власти хана Узбека в 1312–1315 годах. До этого момента ордынская политика относительно Руси была скорее союзнической.
Вопреки распространенному мнению, Батый не встретил на Руси сильного сопротивления (за исключением, может быть, обороны Козельска), а войско его было значительно меньше принятого в учебниках числа в 200 тыс. всадников. (Ныне историки называют разные цифры, колеблющиеся от 45–60 тыс. – по данным Л. Гумилева – до 110–120 тыс. – у Каргалова.) Сверх того, войско Бату было многонациональным и включало только что завоеванные племена. Сила монголов была не в количестве (все собственно монгольское войско, по перечислению в «Сокровенном сказании», состояло из 110 тыс. человек, причем основная их часть была брошена на завоевание Китая), а в чрезвычайной дисциплине армии и высоком боевом духе самих монголов. Наоборот, Русь начала XIII века находилась в состоянии общего упадка, сказывавшемся как на неспособности враждующих князей к объединению, так и на низкой боеспособности войск.
Новый национальный подъем на Руси, связанный с образованием восточно-европейской народности, начался в XIV веке и происходил в основном в области Волго-Окского междуречья, мощно выразившись битвой на Куликовом поле в 1380 году. Меж тем на Русь, как раз с начала XIII столетия, оказывает все возрастающее давление Запад: подымающаяся Литва, Швеция и особенно опасный немецкий Орден (Литва, при определенных условиях, могла включиться в сферу русской культуры. Орден решительно и безусловно стремился к полному онемечиванию захваченных областей.) Западная агрессия была исторически наиболее опасной, ибо сопровождалась попытками уничтожения русской национальной культуры. Опасность усугублялась тем, что Византия, с которой Русь была связана религиозными и культурными традициями, сама находилась в глубоком упадке и скоро погибла под натиском турок. В этих условиях Русь могла рассчитывать лишь на свои силы – но их решительно не хватало – и на помощь Орды.
Помощь Орды была во второй половине XIII – начале XIV века вполне реальной исторической возможностью, и вот почему. Великое государство Чингиз-хана (Темучжина или Темучина) распалось уже при его ближайших преемниках. Трения обнаружились еще при жизни Бату, а в 1270-х годах начались затяжные войны между отдельными улусами чингизидов. Монгольская верхушка Золотой Орды оказалась достаточно изолированной и в религиозном и в этническом смысле. Монголы придерживались своей веры. Многие из них были к тому же христианами несторианского толка, что сближало их с русскими. Меж тем с юга Орду окружали многолюдные мусульманские государства, религия ислама была на подъеме, многочисленное мусульманское население имелось в самих волжских городах, подчиненных Орде. Чистых монголов в Орде было крайне мало. Считается, что после ухода царевичей-чингизидов у Бату осталось лишь 5 тыс. монгольских воинов.
