Наконец султан и члены дивана, а вслед за ними и все зеваки покинули площадь, предоставив ее в распоряжение рабочих, которых насчитывалось несколько сотен. Приглядываясь к рабочим, Джахан мысленно разделил их на два разряда: тех, кто иногда смотрит тебе в глаза, и тех, кто никогда этого не делает. Последние были галерными рабами: ноги их сковывали кандалы, а тела хранили следы кнута. В прошлом все они были христианами: моряками, крестьянами, пилигримами или путешественниками. Но жизнь их внезапно дала крен, и теперь собственное прошлое казалось этим людям сном. А в настоящем им приходилось с утра до ночи трудиться над возведением мусульманской мечети, получая за это несколько ломтей хлеба и миску жидкой похлебки.
Среди строителей были и такие, кто, подобно Джахану, пришел сюда добровольно. Они получали за каждый рабочий день плату в размере двух аспер, пища их была более сытной и вкусной, чем у галерных рабов, а самое главное, никто не смел их бить или понукать ими. Каменщики, землекопы, плотники, столяры, кузнецы, стекольщики, чертежники – все они принадлежали к определенным ремесленным гильдиям. Писцы записывали все расходы, которых требовало строительство, и впоследствии эти записи тщательно проверяли десятники.
Работа кипела повсюду. Стальные шкивы, лебедки, вороты, тросы – все было в действии. Плотники, по приказу Синана, установили огромный кран, приводимый в движение колесом. Теперь рабочие по нескольку человек крутили колесо, заставляя кран поднимать огромные камни. Джахан решил, что строительная площадка чем-то напоминает палубу корабля. И тут, и там каждый сознавал: любой его промах может свести на нет труд всех остальных. Но успех здесь тоже принадлежит всем, и каждому достанется доля этого успеха, как достается кусочек солонины, плавающий в похлебке. Люди, которые вместе строят дом или ведут корабль по бурным морям, становятся членами особого братства. Они понимают: для того чтобы добиться цели, необходимо объединить усилия. Взаимопонимание, существующее между ними, преодолевает все противоречия. Если хочешь выполнить то, что тебе поручено, волей-неволей придется забыть о неприязни и ссорах и действовать заодно со своим недавним врагом; тот, кто склонен выяснять отношения или оспаривать приказы, вносит в общее дело ненужную сумятицу.
Вскоре Джахан узнал, что строители не менее суеверны, чем моряки. Забивая гвозди, нельзя было свистеть, говорить шепотом или употреблять крепкие выражения. Ведь тот, кто делает это, призывает шайтана, а враг рода человеческого, как известно, никогда не пренебрегает приглашениями. Ну а уж если шайтан пожалует на стройку, то можете не сомневаться: его следы останутся в возводимом здании повсюду и сохранятся до конца времен. В подобные приметы верили не только мусульмане, но и иудеи и христиане. Для того чтобы защитить дом от дурного глаза, они, уходя, оставляли на стене ломоть хлеба и щепотку соли. Все без исключения рабочие были уверены: беременная женщина, прошедшая мимо стройки, принесет им неудачу. Предвестниками несчастья считались, кроме того, люди с заячьей губой, а также рыжеволосые и голубоглазые. Предубеждение против них было столь сильным, что Синан, уступая настояниям рабочих, вынужден был уволить огненно-рыжего каменщика.
Некоторые животные: лягушки, свиньи, хромые козы – тоже пользовались дурной славой. А вот против змей, скорпионов, ящериц, сороконожек и червей строители ничего не имели. Бродячие собаки разгуливали вокруг стройки целыми стаями, и рабочие, за исключением представителей исламской секты Шафии, относились к ним с симпатией, полагая, что собака – верное и благородное животное. На пауков взирали с благоговением: ведь, как известно, пауки спасли пророка Мухаммеда. Убить паука или, хуже того, раздавить его ногой – великий грех. Еще одним животным, приносящим удачу, строители, к великой радости Джахана, считали слона.
Его новые товарищи не сомневались, что земля и небо постоянно даруют им знамения, поэтому они внимательно наблюдали за каждой пролетевшей птицей и разглядывали каждый вырванный корень. Если ветер приносил неприятный резкий запах, они начинали подозревать, что поблизости кто-то готовит колдовское зелье. Добровольцы незамедлительно прочесывали местность, заглядывая во все дома на ближайших улицах, и, как правило, возвращались с испуганным до полусмерти рыбаком, лекарем или же просто древней старухой. Злополучных пленников, обвиненных в чародействе, неизменно намеревались предать смертной казни самым свирепым способом. К счастью, Синан всякий раз успевал вмешаться и убедить строителей отпустить очередного бедолагу с миром.
Хвастаться на строительной площадке тоже считалось дурной приметой. Никому не следовало упоминать о своих успехах, а если кто-то все же совершал такую оплошность, надо было тут же сказать: «Иншаллах». Нельзя забывать: все в руках Божьих и от нас ничего не зависит. Если в городе кого-то публично вздергивали на виселицу, некоторые рабочие непременно отламывали от виселицы щепку и носили ее в качестве амулета. Этот обычай неизменно приводил Джахана в полное недоумение. «Неужели несчастье одного человека способно принести счастье другому?!» – спрашивал он себя.
Синан не пытался опровергать подобные предрассудки, хотя, несомненно, сам и не разделял их. Впрочем, вскоре Джахан выяснил, что учитель тоже не чужд суевериям. У него имелся талисман, с которым он никогда не расставался. Талисман этот представлял собой два кожаных круга, один на другом: нижний из светлой кожи, а верхний – из темной. Прежде чем приступить к строительству, Синан непременно постился три дня. А когда работа была завершена, он всегда оставлял в новом здании какой-нибудь изъян – плитку, прикрепленную обратной стороной, поцарапанную мраморную плиту, камень с небольшой трещиной. Изъян был столь незначительным, что посторонний взгляд никак не мог его заметить, однако сам архитектор помнил: его творение несовершенно, ибо совершенство доступно только Творцу всего сущего.
Одним из десятников, пользующихся особым доверием Синана, был уроженец горных краев Ливана, араб-христианин по прозвищу Снежный Габриэль. Кожа, волосы, ресницы и брови этого человека были белы, как алебастр, а глаза, подобно глазам кролика, краснели на солнце. Новички зачастую отказывались с ним работать, заявляя, что на нем лежит проклятие, но Синан никогда не шел у них на поводу. Во внешности Снежного Габриэля нет ничего зловещего, говорил он, ибо таким его создал Бог, к тому же другого такого хорошего работника не сыскать во всей империи.
Чота оказывал строителям немалую помощь: если требовалось поднять или переместить какую-либо тяжесть, слон был просто незаменим. Как-то раз, когда слон поднимал мраморную колонну, трос, которым она была привязана, порвался. Колонна рухнула вниз, едва не раздавив Снежного Габриэля, который, к счастью, успел отскочить. Но подобные из ряда вон выходящие события были на стройке редкостью. Дни тянулись однообразно, наполненные тяжелым, упорным трудом. Каждое утро слон и его погонщик покидали придворный зверинец и отправлялись на стройплощадку, расположенную поблизости от янычарских казарм. Жители города уже привыкли видеть их на улицах. Но все же иногда зеваки, по большей части дети, ждали появления белого слона. В городе ходило поверье, что земля, по которой ступали ноги этого животного, дарует здоровье и силу, и потому всегда находились желающие собирать комья земли на дороге.
Приглядываясь к людям, которые трудились рядом, Джахан быстро постигал основы мастерства. На учеников Синана он взирал с неизменной завистью, ибо они были значительно ближе к архитектору, чем все прочие.
Учеников было трое. Первый – худой, оливково-смуглый уроженец Анатолии, хромавший вследствие перенесенной в детстве болезни, – носил имя Никола. Однажды увидев любое здание, он был способен изобразить его с точностью до мельчайших деталей. Второй ученик, высокий, широкоплечий, родился в маленькой деревеньке поблизости от персидской границы. Родителей его убили разбойники, так что мальчика вырастил дедушка. Звали его Давуд, и он обладал умом острым, как отточенный кинжал. Третий ученик, по имени Юсуф, был немым. Этот юноша так ловко управлялся с цифрами, что Синан всегда поручал ему проверять свои собственные расчеты. Лицо Юсуфа было гладким и безволосым, а глаза – большими и зелеными. В детстве он сильно обжег обе руки и теперь постоянно носил перчатки из оленьей кожи. Рабочие его недолюбливали, и, если бы не Синан, Юсуфу пришлось бы несладко. Зная об окружавшей его стене неприязни, немой, подобно галерным рабам, вечно ходил, опустив глаза в землю.
Джахан никогда не упускал возможности приблизиться к этим юношам и украдкой заглянуть в их чертежи и рисунки. Вернувшись в зверинец, он пытался воспроизвести то, что видел, рисуя прутиком на песке. В душе его словно бы поселились два человека. Первый хотел лишь одного: добиться, чтобы зодчий Синан сделал его своим учеником. А второй думал о деньгах, которые он обещал украсть, и о побеге, что неизбежно влекла за собой кража. Пропасть между этими двумя людьми была столь глубока, что Джахан сам удивлялся, как они уживаются рядом. Но он знал: недалек тот час, когда ему придется сделать выбор.
