потому-то я и не хотел собирать людей своих в одно место. Кто предложил сжечь Аварикум, как были сожжены другие города битуригов? И кто виноват, что эта тяжёлая жертва, которая в будущем сделает честь нашему народу, не была доведена до конца? Не ваши ли просьбы заставили меня отказаться от моего намерения? Разве я не предсказывал того, что случилось? Взятие Аварикума — большое несчастье, но неужели вы думаете, что в войне бывают только одни победы? Наши предки, слава о которых распространена по всему миру, испытывали ещё гораздо худшие неудачи. Несчастье это велико, но поправимо. Взамен нескольких тысяч воинов, погибших в Аварикуме, к нам явятся сотки тысяч других. Дальним народам надо дать время, чтобы снарядить войска и пройти по зимним дорогам. Но зима подходит к концу, и ваши страдания уменьшатся. Легионы настрадались ещё более вас: разве вы не видели, как итальянцы бежали из лагеря и дрожа от голода и холода, приходили отдаться вам в рабство за кусочек хлеба? Продовольствие, найденное в Аварикуме, давшее римлянам возможность избавиться от смерти, истощится. А других припасов у них не будет. Опустошённые земли галлов в виде пустыни окружают их. Эдуи отказываются поставлять им что-либо. Они готовятся присоединиться к нам и увлекут за собою все соседние народы. Всякое отступление Цезарю отрезано: сами боги отдали нам его в руки. Но умоляю вас, не предавайтесь подозрениям, распространяемым между вами тайными врагами вашей свободы! Отгоните от себя всякую мысль о разладе! Теперь вам необходимее, чем когда-либо, сплотиться в один братский народ. Против сплочённой Галлии что могут сделать десять легионов? Если Галлия будет объединена, то против неё не устоять целому миру!
Речь эту сначала слушали очень холодно. Затем мало-помалу подозрительные и враждебные взоры доверчиво обратились на Верцингеторикса, и в конце концов все опять поклялись победить или умереть.
На другой день после описанного собрания разнеслась весть, что ночью Цезарь вышел из города со всеми своими легионами. Выгнал ли его голод оттуда, или же он бежал при виде наших подкреплений, с каждым днём всё приближавшихся к городу?
Вскоре мы узнали настоящую причину его отступления.
У эдуев было не совсем спокойно: у них образовались две партии, из которых одна перешла на сторону Цезаря, а другая хотела соединиться с Верцингеториксом.
Цезарь отправился в страну эдуев.
V. Герговия
Дни стали длиннее. Хотя высокие места в Арвернии ещё белели от снега, но долины уже покрылись зеленью, и наша конница находила там богатое пастбище.
Все силы Верцингеторикса стояли теперь на берегу одной реки против римских легионов, задержанных быстрой рекой, раздувшейся от вешних вод.
Мы несколько дней провели на виду у римлян, отделённых от нас рекой.
С одного берега на другой неслись оскорбления. Засев в кусты и на деревья, враги посылали друг другу стрелы, к которым были прикреплены бранные слова.
Мы очень хорошо понимали, что это глупая забава, и бездействие тяготило нас. Переправиться через реку мы не имели возможности и дошли до того, что стали желать, чтобы римляне, более ловкие, чем мы в постройке мостов, переправились первыми.
Это случилось скорее, чем мы ожидали.
Цезарь построил мост гораздо ниже по течению реки и переправил на другую сторону свои легионы.
Таким образом война была перенесена в Арвернию, но душевное настроение наше было совсем не такое, каким оно было раньше. Тогда Цезарь явился совершенно неожиданно, точно свалился с неба. Войск у нас было очень мало, и города не были готовы к защите. Теперь же нас было шестьдесят тысяч человек, и через несколько дней мы заняли непреступные позиции на склонах горы Герговии.
Вершина Герговии, возвышающаяся на тысячу двести локтей над долиной, представляет собой квадратную площадь, на которой и был выстроен город, окружённый стеной в десять локтей толщины и в двенадцать вышины.
Город вмещал в себе массу народа, так как в нём укрылись все окрестные жители. Там постоянно слышался шум, напоминавший прилив и отлив океана, и разные звуки, сливавшиеся с человеческими голосами, с топотом всадников, мычанием скота, блеянием баранов, криком ослов и хрюканьем свиней. Иногда среди всеобщего гула раздавался звук бронзовых труб и рожков конницы.
Чтобы избежать тесноты и сохранить дисциплину, Верцингеторикс поместил свои войска за чертой города. Мы стояли на южном склоне горы, так как римлян можно было ждать только с этой стороны.
На склоне горы Верцингеторикс выстроил из камней стену вышиной в шесть локтей. Между превосходными укреплениями города и этой стеной находился наш лагерь. Мы размещались по племенам. У каждого из галльских племён был свой лагерь с воротами, у которых стояли часовые. Никто из галлов не смел выйти из лагеря без дозволения начальника, не сказав часовым пароля и не показав им свинцовой бляхи.
Тут-то мне и привелось любоваться на расторопность паризских солдат. Другие стояли ещё, сложив руки, и ждали своих пайков, в то время как наши уже развешивали над огнём котелки, доставали из колодцев воду, разводили огни и варили или жарили мясо. Другие ещё голодали, когда наши уже сидели сытыми. Паризы угощали воинов соседнего лагеря, но, не стесняясь, выбирали лакомые кусочки себе. У нас припасов было в изобилии, тогда как в других лагерях жаловались на голод.
Наш паризский лагерь был сборным местом всего войска, всех, кто любил послушать рассказы, любил попить, посмотреть на штуки учёных собак, сам рассказывать и плясать. К нам стекались барды, уверенные, что всегда найдут хороший ужин и слушателей, потому что желудки наши не были пусты.
Через пять дней после того, как мы расположились лагерем, мы увидали шесть змей с стальной чешуёй, тянувшихся вдоль берега реки.
— Шесть легионов! — вскричали наши воины.
Вскоре во главе колонн можно было различить конницу, и до нашего слуха донеслось лошадиное ржание. Наша конница тотчас же стала спускаться навстречу неприятелю.
В долине произошли значительные схватки.
Я бился с римскими и испанскими всадниками, постоянно отступавшими к своей пехоте, оставляя на поле битвы павших лошадей и убитых воинов. Нас окружали целые ураганы белых развевающихся рукавов, чёрные глаза, сверкавшие под головными мешками, и кони, бившие задними ногами и поднимавшиеся на дыбы. Мы нашли этих воинов-арабов менее страшными, чем думали прежде: не боясь их криков, мы очень ловко отстраняли их копья и поражали их своими мечами прямо в грудь.
На нас пытались напасть и галлы, союзники римлян, но, поскакав к нам, они повернули назад почти за шаг от наших копий, не подняв даже своих дротиков, и ускакали обратно. Мы ясно видели, что они не хотели сражаться со своими братьями.
При натиске легионов мы отступили к подножью горы.
