— Скука, — констатировала Елисавет, когда лодка остановилась у Минихова пруда. — Пойдем что ли перекусим. Подрастряслась я. Хороши, граф, твои лодки только аппетит нагонять.
Алексей Разумовскйи покраснел.
«Вот колода! — С раздражением подумала великая княгиня. — Сама не веселится и другим не дает». Раньше императрице нравилось многое из того, что теперь вызывало тоску. «Неужели и я стану такой? — Думала Като. — Вздорной. Сварливой. Никому не в радость и в тягость самой себе». Жалела ли она Елисавет? Да, пожалуй… жалела бы с расстояния в сто верст и с чужих слов. А рядом с императрицей великая княгиня чувствовала себя, как на болоте без слеги. Одно неверное движение и…
Като одернула себя. Она стыдилась подобных мыслей. Давно пора держаться увереннее. Она не одна, ее любят и уважают многие. Понимает ли это Елисавет? Несомненно. Потому и злится. От бессилия. И сознания, что ее собственное время ушло навсегда.
Ужин в доме обер-егермейстера был необыкновенно тяжел. Жареную на вертелах кабанятину подавали в покои на втором этаже с помощью вращающегося стола на длинной ножке-винте. Гости не видели ни лакеев, ни грязной посуды, тарелки ускользали вниз и мгновенно заменялись новыми. Великокняжескую чету отпустили рано. Елисавет не терпела, чтоб в ее интимном кружке присутствовали болтун-племянник и его зазнайка-жена. «Пусть идут. Без них веселее!»
Екатерина вздохнула с облегчением, оказавшись за дверями царских покоев. Спальня Елисавет находилась в старом доме обер-егермейстера, а наследнику отвели комнаты в новом, том, что «на леднике». Здесь было сыро, штукатурка до сих пор не высохла, но уже кое-где отставала от стен толстыми слоями, как пудра от щек немолодой кокетки. И все же цесаревна почувствовала себя лучше, оставшись одна. Она досадовала только на то, что сегодня придется провести ночь в кампании великого князя. О второй спальне, конечно, никто не позаботился! Впрочем, царевич так напивался под вечер, что все неудобство сводилось ко сну в обществе храпящего, неудобопереворачиваемого человека, чей желудок поминутно бунтовал, против излишка пунша.
Оставив жену в верхних покоях, великий князь отправился вниз, нагружаться вином в обществе своих лакеев. Като предпочла посидеть часок другой в гардеробной, почитать при свечах, пока Петр Федорович не уляжется.
Часа через два она на цыпочках вошла в комнату. Великий князь уже спал. Он храпел, запрокинув голову, а на его тонкой шее птичьим зобом ходил острый кадык. Стараясь не шуметь, Като осторожно прилегла на край кровати. Одеяло было придавлено телом Петра и натянуть его на себя женщине не удалось. Она взяла плед, закутала ноги и попыталась заснуть. Но сделать это в таком сыром помещении было непросто. Като привыкла спать в тепле и при открытых окнах. Холод и духота были ее врагами с детства.
Однако в комнате воздух казался так сперт от дыхания великого князя и напоен винными парами, что через четверть часа у цесаревны разболелась голова. Она встала и с раздражением толкнула окно рукой, разбухшая рама с трудом поддалась. Петр Федорович пьяно заворочался, бурча что-то себе под нос, но Екатерине было уже все равно. Она бухнулась на перину, пихнула мужа в бок и рванула одеяло на себя.
Наконец ей стало тепло. Снизу послышался какой-то шум, точно трещало дерево, но женщина уже погружалась в дремоту. Ей грезились сосны, поскрипывавшие на холодном осеннем ветру, они раскачивались все сильнее и сильнее и вдруг начали падать. Громадные стволы рушились на пол, проламывая паркет…
Екатерина вскочила в кровати. Треск и грохот раздавались наяву. Трещал весь дом: швы, перекрытия, потолок, паркет. А снизу слышался чудовищный стук падающих деревянных свай. Стены рассыпались на глазах!
Като вцепилась рукой в плечо мужа и изо всех сил затрясла его.
— Вставай! Вставай! Петр!
В первую минуту великий князь ничего не понял, но когда жена закричала ему в ухо: «Потолок падает!» — хмель, как рукой сняло.
— Петр! Скорее!
Великая княгиня опрометью кинулась через комнату и забарабанила кулаками в дверь. Та не поддалась. Уперлась во что-то снаружи. Вероятно, в рухнувшую балку. Где же все? Слуги! Лакеи! Горничные! Като чувствовала, что еще секунда, и она истошно закричит. Неужели их бросили?
— Петр! Ради Бога! Толкни дверь! — Екатерина машинально схватила воздух протянутой назад рукой. За ее спиной никого не было.
Великий князь, пятясь отступал к окну. Его губы тряслись. Кажется, он не соображал, что делает. Им владел дикий страх.
В тот самый миг, когда штукатурка кусками посыпалась на кровать, царевич одним прыжком вскочил на подоконник и ринулся вниз, выбив раму собственным плечом.
От звона стекла у Екатерины заложило уши. Хрустальная люстра на длинной медной ножке отделилась от расписного плафона на потолке и дождем посыпалась вниз. Цесаревна не сразу поняла, что теперь ей не подобраться к окну. Половина комнаты оказалась завалена битым кирпичом и какими-то досками. Перелезать, через обломки балок было еще опаснее, чем стоять на месте.
Екатерина не понимала, почему вид развороченной, проткнутой штырем от люстры перины успокоил ее. Неожиданно она почувствовала в голове абсолютный холод, а удары сердца стали отдаваться в ушах, как мерный бой часов. Великая княгиня заставила себя не думать об окне и двери, впрочем, как и о том, что муж бросил ее одну. Очень медленно она двинулась к низенькой дверце в гардеробную. Осторожно, нащупывая каждую половицу, которая могла уйти прямо из-под ног.
Почему же дом падает? Эта праздная мысль на время отвлекла великую княгиню от опасностей пути. Еще прошлой осенью архитектор Разумовскгого рассказывал о строительстве на «ледяном фундаменте». Он уверял, будто дом будет стоять, ему только необходимо «хорошенько взяться». Врасти в землю. Зал на первом этаже был подперт крепежными бревнами. Их ни в коем случае нельзя было снимать до следующей весны — после паводка, пожалуйста. Неужели сняли?
Ручка дверцы повернулась, и Като оказалась в гардеробной. Здесь потолок тоже обвалился, из-под россыпи штукатурки виднелись цветные лоскутки ее платьев. Хорошо, что она приказала не брать в поездку много вещей!
Задняя стена упала, открывая проход в темный коридор со вздыбленным паркетом. Придерживая руками подол батистовой сорочки, цесаревна двинулась туда. Пол заметно трясло. Еще один толчок, и лестница на первый этаж отчалила в темноту, образовав широкий зазор между ступеньками и верхней площадкой. «Надо было прыгать!» — обругала себя женщина. Поздно. Перила скрипнули и провалились вниз.
— Мамочка!!!
Екатерина почувствовала, как сзади ее кто-то схватил за руку. Она даже подпрыгнула от неожиданности и тут же была стиснута еще сильнее.
— Не бойтесь, — услышала великая княгиня у себя над ухом хриплый голос. Рослая мужская фигура склонялась над ней из темноты. — Держитесь крепче. — незнакомец вскинул Като на руки.
Нежданный спаситель понес ее по коридору к другой двери. За его спиной все трещало и хлопало. Падали куски лепнины, гипсовые золоченые завитки, звенели хрустальные бра с давно погасшими свечами. Черный ход еще не обрушился, но был узким, и Като пришлось снова встать на ноги. Мужчина тащил ее за руку вниз, не обращая внимания на вскрики и спотыкания.
Громадная трещина, шедшая от фундамента, совершенно разворотила стену на первом этаже. До земли оставалось еще аршина три.
— Прыгайте!!!
Като отчаянно затрясла головой.
Спаситель снова сграбастал ее в охапку и, зажмурив глаза, сиганул вниз. «Господи! Имя твое…» Его ноги спружинили о землю. Грохот упавшей сзади крыши только подтвердил беглецам, что они живы.
— Успели, — протянул незнакомец.
Теперь в рваной уличной темноте Като казалось, что она хорошо видит его.
— Ты?
— А кому еще быть-то? — Его сильно вело из стороны в сторону.
Они стояли, плотно прижавшись боками друг к другу, их колотила общая дрожь. Като приподнялась на цыпочках и, ни слова не говоря, прижалась губами к приоткрытому хрипло дышавшему рту своего спутника.
— Спасибо. Я так счастлива, что ты вернулся, Григорий.
Только тут до Алехана дошло, что цесаревна принимает его за брата. Он несколько секунд жадно взахлеб пил ее поцелуй, потом оторвал голову и отступил на шаг.
— Прощайте. — Орлов разжал руки.
Через парк от большого дома уже бежали люди. В темноте мелькали факелы.
— Позже переговорим. — Като осталась одна среди топота и криков подоспевших «помощников».
Великий князь сидел на ступеньках правого флигеля, от которого осталось одно крыльцо. Ему перевязывали оцарапанную стеклом голову.
Цесаревна молча брела среди развалин. В суматохе на нее наткнулся Иван Шувалов и, сдернув с плеч кафтан, накинул на рубашку великой княгини.
