- Спасибо, великий доместик, спасибо, матушка Мария, - с волнением сказал всё ещё стоящий Багрянородный и поклонился родителям Елены.
Его взор обратился к матери. Она в это мгновение смотрела на Марию, и та слегка кивнула ей головой. Зоя-августа тоже встала. Материнское сердце подсказывало, что сейчас нельзя разлучать впечатлительного сына с Еленой, и она произнесла должное:
- Всевышнему угодно, чтобы наши дети шли по жизни рядом. Я благословляю Багрянородного на путешествие с любезной мне Еленушкой.
Позже, когда Константина и Елену провожали на судно, Лакапин сел в колесницу рядом с императором. Некоторое время он молча рассматривал его, а потом повёл речь:
- В ту ночь, после сговора о путешествии, мне приснился дивный сон. Будто пришли мы с тобой на берег Босфора, я уже седой, постаревший и немощный, ты - в зрелости. И говоришь ты мне: «Зачем уходишь от меня?» А я отвечаю: «Пора и честь знать. Тридцать лет мы шли рука об руку. И не было у нас друг на друга обид». - «И впредь не будет», - отвечаешь ты. А я и говорю: «Обернись назад, посмотри на высокий берег». И ты посмотрел, увидел моих сыновей Стефана и Константина и молвил: «Зависть, она гранит разрушает». Тут подошла ладья Харона, я сел в неё и отплыл от берега. Вот я и думаю: ты всегда будешь мне за сына, полного чести и достоинства. Нам будет легко в пути. Потому и отправляю с тобой свою дочь, веря в то, что с её головы ни один волос не упадёт, что чести её ты не уронишь. - И Лакапин обнял Константина по-отцовски.
- Всё так и будет, - ответил Багрянородный.
Для себя он иной судьбы, иного соправителя не искал. Он верил Лакапину, как себе, потому что с той поры, как помнил его, великий доместик всегда и во всём был благороден и честен.
Позже, спустя годы, жизнь заставит Лакапина быть жестоким к своим врагам и недругам империи. Он любыми средствами станет раскрывать против императора и себя заговоры. Но Багрянородному не в чем будет упрекнуть Лакапина по отношению к себе.
Четыре дромона и пять памфил уже вышли из бухты Золотой Рог. На них уже всё было готово к плаванию: гребцы сидели за вёслами, воины расположились на палубах. Суда ждали на рейде императорский дромон «Никея». Он стоял у высокого причала. На его палубах выстроились воины во главе с Никанором, гребцы - тоже воины - находились за вёслами. Возле причала императора ждали священники. Вот появились колесницы, в которых прибыли путешественники и те, кто их провожал. Священники начали молебен в честь благополучного плавания. Багрянородный и его спутница были в одеждах воинов. На них сверкали шлемы. И в Елене невозможно было узнать девушку. Под пение псалмов они проследовали на судно. За ними шёл священник - молодой росс Григорий. Он отправлялся в плавание по воле патриарха Николая Мистика.
Опустились на воду весла, дромон «Никея» медленно отошёл от причала и начал удаляться. Багрянородный и Елена стояли у борта и махали руками родителям. Путешествие началось. Вскоре дромон императора вышел в Босфор и встал во главе других дромонов и памфил, вытянувшихся кильватерным строем. Багрянородный знал, что им надо пройти по проливу около ста пятидесяти стадиев, чтобы выйти у мыса Попаз в Чёрное море. Пролив был неширок - от четырёх до двенадцати стадий. В нём было тесно от множества торговых судов, которые плыли в Чёрное и Средиземное моря. Константин и Елена не покидали палубы дромона почти весь день, жадно взирая на незнакомый мир, переходя от борта к борту. С ними постоянно находился Гонгила. Он, знаток моря, называл встречающиеся суда:
- Вот идут три кумбарии арабов. Там, вдали, виднеются ладьи русов. Они везут товары в Константинополь.
Но вот позади и узкий пролив Босфор. Гонгила показал на длинный мыс - последнюю преграду перед Черным морем.
- Это страж ветров, мыс Попаз, - пояснил Гонгила.
Море распахнулось широко, неоглядно. По нему катились мелкие волны с белыми барашками на гребнях. Море жило, дышало. Моряки почувствовали попутный ветер, подняли паруса. Суда заскользили быстрее, гребцы подняли весла, отдыхая. Константин и Елена увидели большое стадо дельфинов. Они взлетали над морскими волнами, сверкая на солнце атласными боками, и скрывались в морской стихии, чтобы вновь и вновь взлететь и нырнуть. Елена была очарована зрелищем. Она по-детски хлопала в ладоши и смеялась. Багрянородный был сдержаннее, но улыбался, думая при этом, какой силой должны обладать эти изящные морские животные, чтобы так легко и грациозно взлетать над волнами, преодолевать в полете немалое пространство, скрываться в морской пучине, чтобы набраться сил для нового полёта.
Первый день плавания море полностью поглотило внимание Елены и Константина. Оно зачаровало их. Им хотелось смотреть и смотреть на водный простор, на жизнь, которая проявлялась на нём, на суда, бороздящие его в разных направлениях. Однако после первой остановки в приморском городке Ираклия и после следующей в городе Амастрида у Багрянородного стало меньше времени любоваться морем. Его захватила жизнь приморских городов, которые принадлежали империи. В них жили его подданные. И хотя путешествие Багрянородного было задумано как познавательное, оказалось, что ему нужно заниматься и государственными делами.
В городке Ираклия при встрече с императором епарх пожаловался, что у них возродились секты иконоборцев и протестуют против законотворчества Василия Македонянина. Епарх городка Ираклия Ангеляр заявил:
- Божественный, иконоборцы вновь попирают память твоего деда. Они требуют от меня, чтобы я отменил действие «Эпанагоги». Но как можно, ведь это введение к общему своду законов. Это неслыханная дерзость иконоборцев! - горячился Ангеляр.
Багрянородный пытался успокоить Ангеляра простой истиной:
- Пусть они кричат и размахивают руками. Это не страшно. Законы моего деда Василия, изложенные в книге «Прохирон», незыблемы. Все несообразности, которые возносят исавры в противоположность божественным догматам, не должны пугать разумное общество, - пояснял вдумчивый император. - Не так ли, славный Ангеляр?
- Истинно так, Божественный, - соглашался епарх городка Ираклия. Пожилой Ангеляр помнил деда Константина Багрянородного, Василия. - Честь и хвала твоему деду за то, что он свято хранил и защищал каноны церкви, боролся с павликанами-иконобрцами. Ты, внук Василия, поди, не знаешь, что вождь павликан Хрисофир был убит теми, кто чтил императора Василия. Голова Хрисофира была отослана императору, и мы отметили победу над павликанами празднествами и триумфом. В благодарность народу, поддержавшему твоего деда в борьбе с павликанами, он построил сто монашеских обителей и церквей.
- Спасибо тебе, славный Ангеляр, что хранишь память о моём деде. А священников я пришлю из столицы. Пусть они вразумят исавров, - пообещал Багрянородный.
В более крупном городе южного черноморского побережья, Амастриде, епарх Памва обратился к Багрянородному с иной просьбой. Во время трапезы, устроенной в честь императора, епарх с болью сказал то, что заставило задуматься Багрянородного:
- Сладу нет с купцами и торговыми людьми. Вольничают, Божественный, как хотят. Они скупают ходовые товары, прячут их, а потом продают по более высоким ценам. Ювелиры тянут медь к себе, что им никак не нужно.
- Ты, преславный Памва, пошли своего человека в Константинополь, пусть он купит книгу, которая только что появилась. Называется она «Книга епарха» и содержит в себе права и обязанности, представляющие устав двадцати двух городских корпораций и цехов. Заставь своих торговых людей жить по уставам этой книги, и у тебя всё будет хорошо.
Возвращаясь на борт «Никеи» от епарха Памвы, Константин подумал, что не напрасно в империи прилежно занимаются книгописанием. Он убеждался, что книги несут людям знания, заставляют соблюдать законы. На корабле Константин рассказал Елене о своих встречах и впечатлениях от Амастриды. Она и сама рвалась на берег, чтобы вместе с Багрянородным познавать новый для них мир.
Когда приплыли в порт Синоп, главный город провинции Пафлагония, Елена отважилась сойти на берег вместе с Константином. Их сопровождали Гонгила и, как всегда, отряд воинов во главе с тысяцким Никанором. Когда пришли на Восточный рынок, Никанор встретил на нём своих земляков из Чернигова. Купцы были довольны торговлей. Ещё действовал договор Византии и Руси времён великого князя Олега, по которому русские купцы торговали беспошлинно. Черниговский купец Фёдор Вол поднёс Никанору пару горностаев, мех которых отливал золотом. Он сказал земляку при этом:
- Ты их вот этой черноглазой девице подари. - И показал на Елену.
Никанор знал, что в одежде воина с ними отправилась в путешествие дочь Лакапина, но возразил:
- Угодил ты в лужу, земляк Фёдор. Это ратник, а не девица.
- Ну-ну, знаешь же, что черниговских обманом не возьмёшь. Дари, не то сам поднесу золотую рухлядь, - захохотал Фёдор Вол.
