А приставу было совсем не до Саада.
В Ассинском ущелье убили правителя Назрановского округа князя Андроникова. Недавно назначенный на этот пост Андроников из кожи лез, чтобы заслужить похвалу начальства. И в первую очередь он задумал совершить то, что не удалось бывшим правителям Веденского округа Добровольскому и Галаеву. Андроников решил уничтожить Зелимхана, обитающего в его округе.
Вот уже несколько лет от Хасав-Юрта до Ведено, от Ведено до Ассинского ущелья гремела слава заступника всех обиженных, от важного абрека Зелимхана. Кто только из властей ни пытался уничтожить его, но это им не удавалось.
Самоуверенный Андроников и мысли не допускал, что он не расправится с неуловимым абреком. Да не тут-то было.
И вот его постигла участь Добровольского и Галаева.
Пристав, понятно, был не в себе. И Саада, к которому он прежде относился дружелюбно, встретил непривычно грубо и даже злобно.
– Нашел заботу! Подумаешь, сено сожгли да лошадь отобрали! Ты понимаешь, что случилось? Понимаешь, какой человек погиб от руки дикого зверя?! Князь погиб! А ты о пастухе бормочешь… Зелимхана надо убрать! И Суламбека! Все зло от них! Вот чем надо заниматься.
– Что я могу сделать Зелимхану? – развел руками Саад.
– А Суламбек! Может, скажешь, он в небе? Бывает в селе, на вещает своих?
– Кто знает! Я его не вижу.
– «Кто знает!» Так всегда и уходите в сторону. Власти поддерживают вас во всем, богатство ваше оберегают, а вы никогда ни чем не поможете. Даже эту рыжую собаку Суламбека у себя под носом схватить не хотите!..
Саад понял, что на этот раз ничего он от пристава не добьется, и ни с чем уехал домой.
В пути его терзала мысль о том, что пристав теперь, чего доброго, отвернется от него. Вон как злится! «А что я могу сделать Суламбеку, – думал Саад, – не сидеть же мне день и ночь в засаде у его дома и ждать, когда он появится».
К тому же Саад знает: Суламбек – не Беки. Вражда с этим человеком – дело опасное. Да и не нужна она ему. Сейчас Сааду важно одно: во что бы то ни стало убрать Касума. А Суламбека пусть власти ловят. Сааду он ведь ничего плохого не сделал.
Только Касум не дает покоя Сааду. Всегда покорный и бессловесный, он отчего-то вдруг взбунтовался, да так, что отважился сено поджечь. А теперь вот грозится усадьбу спалить и все хозяйство. А еще его беспокоило, не заодно ли с Касумом и Сайфутдин и не надумали бы они угнать отару.
Раньше Сааду казалось, что Сайфутдин предан ему, как собака. Но теперь все изменилось, и хозяин больше не верит своему пастуху. Ведь оба они, и Касум и Сайфутдин, земляки и конечно же всегда помогут друг другу…
Словом, очень тревожно на душе у Саада. С нетерпением ждет он, пока пристав немного успокоится после бурных событий последних дней, сменив гнев на милость, и придет-таки ему на помощь.
Хасан всеми силами рвется в лес. Там ведь Касум. Один, без пищи и без табака. Но мать возражает. Напуганная бесконечными напастями, она боится новой беды.
– И не просись, никуда не пущу! – твердит она.
– Ну чего ты боишься? – сердится Хасан. – Надо же нам дрова привезти.
– Ты, может, не слыхал, что с Аюбом произошло? Дрова твои никуда не денутся. Вот перестану носить Султана к Елгаз, сама съезжу в лес.
По совету Шаши Кайпа вот уже несколько дней ходит с Султаном к старушке Елгаз. Та поит мальчика настоями из каких-то трав.
Но Хасан не отступается.
– Ты же не знаешь, где мы сложили дрова.
– Не найду, других нарублю.
– Но с тобой ведь тоже может что-нибудь случиться?
– Мне не страшно. И умру – не беда!
Хасан обхватил ее за талию и даже несколько приподнял:
– А мы тебя не пустим в лес. Ты нам еще очень нужна. И всегда будешь нужна.
Кайпа улыбнулась и высвободилась из рук сына.
– Смотри-ка, сильный какой?! Настоящим мужчиной стал!
– Потому и прошусь в лес!
– Ничего не выйдет, не уговоришь.
– Нани, а шуба, которую я спрятал в лесу? Она же отсыреет и сгниет!
– А пусть сгниет! Она уже старая.
Мать была неумолима. И Хасана это злило.
Ведь и Касум, наверно, ждет, да и в лесу сейчас хорошо: дров нарубить можно и с Касумом посидеть. Винтовку Хасан решил больше с собой не носить. Патроны надо беречь для Саада. К тому же Хасан слышал, что власти стали отбирать у людей даже ружья.
«Надо опять спрятать ее подальше от чужих глаз», – подумал Хасан. И не ведал он, что прятать винтовку придется совсем недолго.
В час, когда уставший за день человек забывается самым крепким сном, кто-то постучал в окно дома Беки. Стук был совсем слабый, но чуткая Кайпа все же услышала его, поднялась с постели и приникла к стеклу.
– Кто там? – спросила она.
Стоявший по другую сторону тоже приблизился к окну. Его пышные усы и расплывшееся в улыбке лицо показалось Кайпе очень знакомым. Но в темноте она не могла рассмотреть ночного гостя.
– Это я! – почти одними губами сказал он. – Ты что, не узнаешь меня, Кайпа?
Она нерешительно покачала головой. Поманив ее рукой, человек кивнул в сторону двери и отошел от окна.
Кайпа тоже подошла к двери. Но из осторожности отворила не сразу. И вдруг она услышала шепот в замочную скважину:
– Это я, Дауд!
Она рывком сдвинула засов и через мгновение уже радостно причитала:
– Да будет благословенным твой приход! Отпустили, наконец.
– Отпустить-то отпустили, но осторожность соблюдать надо. Ну а вы как тут управляетесь?
– Так и управляемся. Одна беда другую сменяет. Да ты проходи, садись…
Кайпа взяла его за локоть и сама провела в темноте в глубь комнаты, чтобы ненароком не наткнуться на спящего на полу Хасана.
– Какое счастье, что отпустили тебя! Поберегись их хоть теперь.
– Придется поберечься, – вздохнул Дауд. – Но не долго им осталось лютовать. Скоро конец этой власти. Умные люди говорят, революция будет!
– А что это такое, Дауд?
– Революция – значит, новая власть будет. Без царя, без помещиков, без пристава…
– Ой, да разве такое возможно?
– Очень даже возможно. Только для этого все люди должны подняться против старой власти. Это я слыхал от русских еще в Грозном, да и от тех, с кем в тюрьме сидел. Их за то и посадили, что они народ поднимают против царя и помещиков. И я теперь буду в наших аулах делать то же самое. Вчера вот встретился с двумя-тремя верными людьми. Они другим расскажут, глаза откроют…
– Поберегись, Дауд! Как бы новая беда тебя не настигла! – с печалью в голосе сказала Кайпа. – Каково твоей матери вечно жить в тревоге за сына!
Сказала, а сама посмотрела на своих спящих сыновей. Ей ли не знать, какое это счастье для матери, когда дети живы-здоровы и в безопасности.
– Как вы в поле-то одни управляетесь, Кайпа? Удается ли по сеять чего-нибудь?
– Да где уж там. Лошадь у нас пала прямо на пахоте. С тех пор живем только тем, что возле дома посеем, на огороде.
– Э! Без лошади дело плохое! Какая уж там жизнь!.. Надо вам любой ценой добыть лошадь…
– Что ты! На какие деньги нам лошадь покупать. Все лето кое– как перестраивали завалившийся дом. Совсем я из сил выбилась.
– Не зря говорится, говорится, что к несчастливому даже из отчего дома горе приходит.
– Вот уж истинно – пословица для меня придумана. Кому как, а мне даже из отчего дома нет радости!..
– Ничего, Кайпа крепись! И не заметишь, как дети подрастут. Будет тебе тогда и радость и достаток! Дауд снова сел и осмотрелся вокруг.
– А дом-то у вас лучше прежнего.
– Теперь, я думаю, постоит!
– Ты ничего не нашла под стеной, что примыкает к сараю? – нерешительно спросил Дауд.
Кайпа удивительно посмотрела на него и на минуту даже про очаг забыла, подошла поближе.
– А что там было?
– Я зарыл у вас в сарае винтовку. Завернул в старый мешок и зарыл.
– Вот странно! Ничего мне там не попалось… А я еще все думала, когда тебя забрали: «Ведь пришел к нам с винтовкой, куда же он ее дел?»
– Я даже камнями прикрыл то место, чтобы куры не разгреб ли…
– А может, дети видели? Сейчас спросим, – она подошла и рас толкала Хасана. – Сынок, сынок!
Мальчик поднял голову. Спросонья он не сразу сообразил, где находится и что с ним. В комнате было темно. Только окно чуть светилось едва забрезжившим светом восхода. Наконец взгляд мальчика выхватил из мглы фигуру сидящего мужчины.
Хасан привстал.
– Ты что, не узнаешь? – улыбнулась мать. – Это же Дауд.
Мальчик вскочил и бросился ему на шею.
– Э, да ты совсем взрослый стал! – разглядывая Хасана, улыбнулся Дауд. – Помощник что надо! Хозяин!..
– Сынок, мы вот про винтовку говорили. Дауд зарыл ее в нашем сарае перед арестом. Спрашивает, не попадалась ли она нам, когда стену разбирали. Может, вы видели?
– Видели… Мы нашли ее… – не очень охотно ответил Хасан.
Оно и понятно, что неохотно. Легко ли расставаться с вещью, которую уже считал своей? Если бы это был не Дауд, Хасан, может, и вовсе не признался бы, что винтовка у него.
