— Надо спросить стариков… в полях есть растения для исцеления ран. Для устранения нарывов.
— Тогда надо к ним обратиться. Сделаем все возможное. Сейчас зима. С травами будет трудно. Присмотрите за ним. Я поеду в Чикаго и найду врача. Настоящего. Посоветуюсь, как быть.
Кэтрин отправилась в Чикаго, к бедной печальной Индии. Кузина выглядела так же, как на снимке. Это ее Ральф Труит выбрал из всех претенденток. Она сама могла бы ходить в шелковых платьях по мраморным залам. Индия никогда не узнает, куда подевалась ее фотография. Не узнает, что могла бы стать уважаемой хозяйкой большого мраморного дворца. Возможно, Труит был бы с ней счастлив. Он бы не умирал сейчас, если бы с ним была Индия.
Кэтрин всегда любила кузину, ей нравились ее застенчивость и отсутствие амбиций. Она хотела бы рассказать, что Ральф Труит заметил ее фотографию и влюбился. Увидел и сразу потерял голову. Ведь Индия сделала бы все не так, как Кэтрин, зная, что любима.
Ее легко было обмануть. Кэтрин заверила кузину, что всегда хотела иметь ее снимок — такое вот сентиментальное желание. Она уговорила застенчивую Индию позировать перед фотографом.
Так что не составляло труда внушить Индии то, что нужно. Долгие годы она наблюдала за жизнью других людей, смотрела в витрины магазинов, изучала, примечала и все откладывала в памяти. Это защищало ее от одиночества, от уродливых мужчин и печальной судьбы.
Кузина обняла Кэтрин. Протянула руку. Она слушала длинную лживую историю Кэтрин, кивала, а потом взяла свою шляпу, пальто и произнесла:
— Поехали в центр.
Чикаго превосходил Сент-Луис шумом и толчеей. Они долго плутали по большим и маленьким улицам и пришли в чайна-таун, в магазинчик с грязными витринами. Китаец вежливо поклонился и выслушал Кэтрин. При слове «мышьяк» воздух в комнате на мгновение замер. Кэтрин подумала, что сейчас закричит, признается в преступлении, однако продолжила, словно ничего не случилось. Воздух снова стал вращаться. Индия вздохнула, колесики завращались, часы затикали
Китаец отвесил еще один поклон, широко улыбнулся и заметался по темному магазину. С одной полки взял баночки с порошком, с другой — бутылочку с жидкостью молочного цвета. Он собрал древние секретные средства, которые снимали вред, нанесенный ужасным ядом. То и дело он останавливался и улыбался, словно шутил с ними.
— Бренди, — сообщил он, — Сохраняет тепло в животе. Опиум. Успокаивает желудок. Приносит радость. Изгоняет дурные сны.
Он отрезал крошечные восковые шарики.
— По одному шарику каждый день, пока сон не восстановится. Пока не придут хорошие сны.
В итоге Кэтрин заполучила восемь бутылочек, стоивших больших денег. Она заплатила, уложила покупку в простой коричневый магазинный пакет, а пакет — на дно большой черной сумки. После этого пригласила кузину поужинать.
Они устроились в большом отеле. Кэтрин умолчала, что будет ночевать в номере этого отеля. Индия была голодна, ее глаза расширились; она раскрыла большое меню и заслонилась им, точно щитом. Она заказала устрицы, омар «термидор»,[15] холодный суп, цесарку. Выпила много вина. Кэтрин ела мало, а от вина отказалась. Не хотелось.
— Ты выглядишь иначе, — заметила Индия, дождавшись, когда отойдет лощеный официант, — Похожа на даму. Как… — Она кивнула головой, — Как одна из них.
— Муж тяготеет к простому стилю. Они там люди простые, не такие, как мы. Я пытаюсь быть такой для него
— И он дает тебе деньги?
— Да.
— Много?
Кэтрин смутилась.
— Да.
— Помоги мне деньгами. У тебя есть и любовник, и богатый муж. А мне нужны деньги.
— Конечно, без вопросов. Но не прямо здесь.
— Мне надо так много! Хочу, чтобы в меня влюбился двадцативосьмилетний мужчина с белыми зубами. Еще хочу шубу и маленькую собачку. Я буду держать ее на коленях. У тебя наверняка есть собачка.
— Нет, но шуба есть. — Кэтрин улыбнулась, — Можешь взять ее себе. Я куплю другую. Или погуляем по магазинам, и ты выберешь то, что понравится.
Подошел официант с десертом — большой порцией взбитых сливок, пирожными и фруктами.
— Наверное, ты думаешь про меня: она решила, что похорошеет и отхватит отличного парня, — рассуждала Индия, — Но холодными вечерами я просто буду грезить о таком мужчине, о том, что лицо мое станет красивым, как у тебя, что не все так безнадежно, глупо и скучно. Деньги. Сейчас мне этого достаточно.
Большую часть жизни Кэтрин провела на другой стороне реальности, на той, что Индия и Алиса. Но затем у нее оказалось все, о чем мечтают люди, и это удивляло ее. А сейчас ей хотелось только одного — воспользоваться средствами, что лежали у нее в черной сумке.
Кэтрин проводила кузину домой. Попыталась отдать ей свою черную шубу из котика, но Индия отмахнулась, сказав, что будет выглядеть в ней как дурра. Кэтрин дала кузине столько денег, сколько могла. Она была уверена, что Индия не станет тратить их на наркотики, безделушки и прочие глупости.
Переночевала Кэтрин в своей узкой кровати, в простой комнате большого отеля. Она размышляла о Труите и о миссис Ларсен, сидящей всю ночь возле хозяина. Миссис Ларсен никогда не видела плохих снов, даже после того, как у нее на глазах мистер Ларсен без всякой причины отрубил себе кисть.
Воображение Кэтрин рисовало Антонио. Он напоминал паука, и он был повсюду. Его кожа слилась с ее кожей, его органы соединились с ее органами. Ее сердцебиение было его сердцебиением, ее веки трепетали над его затуманенными наркотиками, ужасными, черными глазами. Он был ее страстью, ее насилием, и Кэтрин не могла уснуть.
Тогда она выпила один опиумный шарик, купленный у китайца, и погрузилась в блаженную дрему, в прохладную воду, в объятия матери. На материнских волосах и на майских гроздьях сирени дрожали капли воды. Кэтрин погрузилась в сад своей мечты, в аромат летних вечеров, в цветущий жасмин. Она склонилась над прудом и стала бросать в воду хлебные крошки, к ней устремились юркие кои.[16] Труит сидел в белом кресле, в белом костюме, и играл с ребенком.
Пробудившись, Кэтрин поняла, что беременна. Она чувствовала себя усталой, несмотря на сон.
Перед зеркалом она туго зачесала волосы назад, надела простое дорожное платье и вскоре уже была в поезде. За едой ей подумалось, не промелькнет ли за окном узел с красной одеждой, выброшенный ею в прошлый раз. Она выглянула, но ничего не увидела. В ванной ее вырвало. Она вымыла раковину тряпкой и выкинута ее из окна поезда. Тряпка полетела, как тяжелая белая птица. Голова кружилась. Кэтрин испытывала благодарность. До сих пор ей было незнакомо это чувство, и она погрузилась в блаженство, которого не мог дать опиум. Она там, где должна быть, и Труит выживет.
Дома к двери подбежала миссис Ларсен.
— Сейчас он успокоился, — сообщила она, — Ночь была ужасной. Мистер Труит кричал от боли и от кошмаров. Я забыла, где нахожусь. Утром он задремал. Мне пришлось его привязать.
Служанка выглядела ужасно — старая, дрожащая, с мутными глазами.
— Ступайте к себе, миссис Ларсен. Ступайте и отдохните. Я привезла лекарства.
Кэтрин пошла по длинной оранжерее. Из Сент-Луиса прибыли первые розы с привязанными к ним табличками. Розы, апельсиновые деревья, жасмин, Фуксия и орхидеи дожидались, когда их пересадят в огромные терракотовые горшки. Здесь было жарко и влажно, хотя за окнами до сих пор лежал слепящий снег. Сейчас он, правда, был не слишком чистым, в нем появились ямы, но белая гладь была бесконечной.
Труит сидел в кресле с высокой спинкой. На коленях плед, на глазах — ее темные солнечные очки.
Она присела рядом с креслом. Труит провел рукой по ее волосам. Его глаза были закрыты.
— Привет, Эмилия, — сказал он, — Добро пожаловать домой.
— Это Кэтрин, — поправила она, — Кэтрин Лэнд. Твоя жена. Тебе что-то приснилось.
— Да, конечно, Кэтрин. Я…
— Ты дремал. — Она сунула руку в черную сумку и дала ему опиумный шарик. — Проглоти это. Проглоти и еще отдохни.
Несколько дней Кэтрин и миссис Ларсен ухаживали за ним. Спали попеременно, а то и вовсе обходились без сна. Они вместе купали Ральфа, держали в горячей воде, чтобы прошел озноб, без конца терли живот. Давали ему бренди с добавлением опиума. Труиту постепенно становилось лучше.
Вместе они сидели по ночам и наблюдали, как он ворочается.
— Ларсен отрубил себе руку, потому что… потому что я просила его прекратить, — вдруг заявила служанка.
Она впервые назвала мужа по имени.
— В каком смысле?
— Просто прекратить. Десять лет назад. Оставить меня в покое. А он не смог.
— Вы скучаете по нему.
— Он был у меня единственным. Я скучаю по нему, да.
— Вы его никогда не навещаете.
— И не буду. Я виновата.
Долгую ночь они провели в молчании. Миссис Ларсен сказала о своем муже все, что хотела. Она отвезла мужа в далекую обитель сумасшествия и смерти. Сделала это сама, с присущим ей спокойствием, потому что видела раньше подобные судьбы.
