Всё чаще и чаще мы накидывали на клетку одеяло – всем хотелось немного покоя. Подозреваю, что обитатели дома давно мечтали, чтобы попугай сквозь землю провалился, но ни у кого не хватало духу признаться в этом вслух – как-никак Подарок на День Рождения. Оставалась надежда, что достойный повод от него избавиться появится сам собой.
Достойный повод не заставил себя ждать. Во время одного из маминых приёмов попугай умудрился нежно посоветовать зашедшей на чаёк миссис Пертл «пойти куда подальше». Понятия не имею, куда он её послал, но мама и миссис Пертл, очевидно, были в курсе. Через час Альберто оттащил Полли в контору и отдал мистеру О’Фланагану.
Мистер О’Фланаган, помощник управляющего, бывший моряк торгового флота, обожал огромных птиц. Когда-то у него был древний ворон, которого он окрестил Эдгар Аллан и много лет подряд пытался научить каркать «Никогда». Но тот играл в молчанку и только однажды что-то пискнул и тут же свалился с жёрдочки – умер от старости. Когда мистер О’Фланаган узнал, что у него будет настоящий говорящий попугай, он пришёл в полный восторг. Он сам просолен насквозь, его не смутить солёными шуточками. Выяснилось, что они с Полли знают множество песен – причём одних и тех же, и, если клиентов не было, они весело проводили время, распевая хором – естественно, за плотно закрытой дверью.
Думаю, даже дедушка не скучал по Полли.
Глава 21
Всесильный инстинкт размножения
Отбор может быть применён к семье, так же как и к отдельной особи, и привести к желательной цели.
Кто бы сомневался, что Гарри вскорости сведут с Ферн Спитти. Впрочем, всё не так явно. Его пригласили на ужин к Гейтсам, а кузина Ферн ненароком заехала погостить недельки на две. Всего пара месяцев прошла после полного провала знакомства с Минервой Гудекер, но, похоже, разбитое сердце Гарри уже склеилось. Ферн только что вывели в свет в Локхарте, и теперь самое время знакомить её со всеми подходящими холостяками. Локхарт, конечно, по сравнению с Остином малюсенький городишко, но в этом году в первый раз там объявилось целых пять зажиточных семейств, которые (силами любящих мамаш) стремились удачно выдать дочек замуж. Другими словами, продать их с молотка. Мама прочла об этом в локхартской газете, и в её глазах появился особый блеск, имеющий, как я догадывалась, отношение к её собственной дочери.
Гарри снова принялся мазать волосы маслом и помадой. Он начистил сапоги для верховой езды – хоть смотрись в них, как в зеркало, – стряхнул с костюма все пылинки и отправился на ужин. Наш Гарри – парень хоть куда, ей не устоять.
На следующий день Лула доложила, что после ужина Гарри с Ферн устроились на подвесном диванчике-качелях на веранде. Они сидели там в полной темноте ну никак не менее получаса. И за ними никто не приглядывал, разве что комары.
– Обжимались? – я сама не на сто процентов понимала, что это значит, но надеялась, что Лула знает.
– О чём это ты?
– Всякую ерунду нашёптывал?
– Какую ещё ерунду?
– Проехали. А за руку её держал?
– Я не видела.
– Целовались? – пришлось пойти в открытую.
– О чём ты говоришь? Они совсем друг друга не знают.
– Конечно, Лула, но люди иногда целуются. Просто спрашиваю, что ты видела. Вот и всё.
Она покраснела, и на носу снова выступили капельки пота. (Вопрос для Дневника: почему у Лулы потеет именно нос? Ни у кого другого не потеет.) Она вытащила платочек из кармана и утёрлась.
– Как ты можешь так говорить?
– Он мой брат, и я пытаюсь понять, собирается ли он сбежать с Ферн. Она, между прочим, твоя кузина, так что мы можем породниться. Будет это считаться родством, как ты думаешь?
Я знала, что нужно держаться подальше от любовных дел Гарри, мне дважды повторять не надо. Но если кто-то что-то увидит и мне расскажет, тогда…
– Лула, а ты замуж собираешься?
– Наверно. Все замуж выходят.
– Придётся тогда терпеть поцелуи мужа. И самой его целовать.
– Нет, ни за что.
– Да-да, непременно, – будто я и впрямь всё на свете знаю о супружеских поцелуях.
– Обязательно?
– Совершенно обязательно. По закону.
– Никогда не слышала о таком законе, – в голосе сомнение.
– Как же так, известный техасский закон. Да, кстати, ты знаешь, что куча моих братьев к тебе неровно дышит?
И стоило этой волнующей новости слететь с языка, как я вспомнила, что обещала всем троим молчать.
– Чтоб мне провалиться! Совершенно забыла, что нельзя тебе говорить.
– Кэлли, перестань ругаться.
Лула была в ужасе.
– Прости. Это секрет. Забудь немедленно!
– Который? – задумчиво спросила она.
– Что который?
– Ну, ты сказала… неровно дышит.
– Угадай. Не надо было тебе говорить, – но у меня уже сил нет хранить их секреты. Пусть уж лучше Лула знает. – Ну ладно. Ламар, Сэм Хьюстон и Тревис.
– Боже мой! – Лула страшно покраснела.
– Выбирай. Какой тебе больше нравится?
– Я… я не знаю.
– Ни одного не хочешь? Понимаю, я на твоём месте, пожалуй, тоже бы не хотела. Который из них самый симпатичный? Безусловно, Гарри, но его в списке нет.
– Они все симпатичные мальчики, – и её снова бросило в краску.
– Они ничего. Так какой из них тебе нравится?
– Они все хорошие мальчики.
– Ну да, но тебе-то какой нравится?
Ответа не последовало, она снова смущённо смахнула пот с переносицы.
– На твоём месте я бы выбрала Тревиса. Он самый милый. Может, и целоваться с ним не так противно. Наверно, это вообще приятно, иначе с чего бы все целовались?
– Маме с папой, наверно, не нравится, – задумалась Лула. – Никогда не видела, чтобы они целовались.
Мои родители целуются каждое Рождество. А однажды я видела, как папа обнял маму за талию и притянул к себе в тёмном углу коридора – они в спальню шли. Когда живёшь на ферме и вокруг куры, свиньи, коровы и кошки, каждую минуту кто-нибудь рождается. К определённому возрасту начинаешь понимать, откуда взялась вся эта бурлящая жизнь. Я видела случку собак и как-то раз споткнулась о двух кошек в темноте. Потрясающее зрелище. Не знаю, кто больше смутился – я или кошки.
Ответ Лулы я не расслышала.
– Что?
Она отвернулась.
– Так… Тревис ко мне… неровно дышит?
– Ага. Давай, давай. Он лучший из помёта.
– Но он такой молодой. Мне уже двенадцать, а ему только одиннадцать.
– Вроде того.
На самом деле ему десять, но не разбивать же последние надежды младшего брата. Всё-таки первая любовь.
– Только помни, Лула: ты ничего не знаешь, я тебе ничего не говорила. Не выдашь?
Она торжественно произнесла: «Честное индейское, клятва на крови, жизнью клянусь». Я ещё предложила три раза плюнуть, но это уже было слишком.
Вечером я заметила, что Гарри пишет письмо.
– Привет, малышка.
– Гарри, а ты когда-нибудь целовался?
– С чего это ты?
– Просто хочу узнать.
– Один раз, – улыбнулся брат. – Дело хорошее.
– И что в этом такого хорошего?
– Подожди, сама узнаешь.
– А с кем ты целовался?
– Кэлли, не могу тебе сказать. Это не по-джентльменски.
– Почему нет? Мне можно, я умею хранить секреты, – не вполне в этом уверена, впрочем. – С Минервой Гудекер?
– Нет, не с ней. Но она мне позволила взять её за руку.
– Тебе понравилось?
– Очень. А теперь убирайся.
– А в этом что хорошего?
– Отстань, малыш-плохиш, – он, казалось, погрузился в воспоминания.
– Ты по ней сохнешь? Вздыхаешь по ней? – если мы навсегда избавились от этой противной Минервы, томные вздохи – просто дань романтике.
– Одно время вздыхал.
– А теперь?
– Больше не вздыхаю. Может, ты теперь оставишь меня в покое?
Я уж собралась уходить, но он меня окликнул. И глянул хитро.
– Откуда такое любопытство? Мальчик завёлся? Первая любовь? А чего секретничаешь?
– Нет, нет, нет, – я подавилась смешком. – Нет.
– Почему бы и нет? Придёт день, и за тобой явится прекрасный принц с хрустальным башмачком.
– Ни за что! – я бросилась брату на шею. Даже плакать почему-то захотелось. – А зачем вообще люди женятся? Зачем мне выходить замуж? Почему мы не можем все остаться дома?
– Не плачь, сестрёнка. Придёт время, и ты начнёшь мечтать о своей собственной семье.
Я уткнулась в его жилетку.
– Мне все говорят «придёт время». Надоело, хуже горькой редьки.
– Мне тоже так говорили в своё время.
– Тебе тоже?
– Раздражает ужасно. Так всем говорят, и я вот тебе повторяю. Ну, давай причешемся. Смотри, как растрепалась.
– Гарри, – я тщательно подбирала слова. – Как ты думаешь… я смогу стать учительницей?
