Ознакомительная версия.
…Высоченный златой купол над ханским чертогом, увенчанный златым же полумесяцем, – вот первое, что видели едущие в Сарай путешественники. Яркая сия звезда начинала сиять посреди ровной степи верст за двадцать.
Увидел Шельма вдали знакомую золотую искру и сжал кулаки. Вот она – лестница Иакова. Скоро либо поднимешься на самый верх, либо сверзнешься в бездну.
Искра-то была знакомая, но обнаружилось и новшество, какого раньше в сарайском обычае не водилось.
В прошлый Яшкин приезд здесь правил не Мамай, а Урус-хан, и тогда в столицу въезжал-выезжал всякий как захочет. Ныне же на дороге стоял дозор, останавливавший каждого, а по всей степи, в обхват города, маячили кучки всадников, в полете стрелы одна от другой, так что и полем без досмотра ни войти, ни выйти было невозможно. Хуже того: Шельма рассмотрел, что люди, покидавшие Сарай, показывали казенным людям какие-то таблички, надо думать, выдаваемые властями. Вон как при Мамае стало строго. Ночью тоже вряд ли прошмыгнешь. У татарских нукеров слух на степные звуки острый, всякий шорох за сто шагов услышат.
Караван, конечно, проехал запросто. Шариф-мурза небрежно посверкал золотой пайцзой, и дозорные склонились до земли.
А если у человека нет пайцзы, тогда как?
Вопрос пока остался без ответа.
* * *
Ах, хорош, ах дивен Сарай! Яшка живал здесь трижды, подолгу, но запамятовал, какой это красивый город.
Улицы широкие и прямые, не то что в Новгороде или Любеке. Площади просторные, на них каменные источники с холодной водой. По обочинам арыки, куда уходит всякая нечистота. И повсюду сады, отрадные своей прохладной тенью. Нелегко, поди, в нижневолжских степях, летом знойных, зимой морозных, было деревья высаживать. Хотя не татаре же сажали-поливали, а пригнанные издали полонянники…
Страх и красота друг другу враги. Прочие города земли все построены с опасением, поэтому сжаты стенами, скрытны, тесны. А Сарай – единственный на свете возведен без страха. Поэтому раскидист, приволен, прекрасен собой. Вот о чем думал Яшка, глядя на разноцветные дворцы и мечети-минареты, на изразцовые мавзолеи, на персеобразные купола, на многочисленные бани, до которых сарайские жители большие охотники.
Попалась среди бань и хорошо знакомая, где Яшка в первый приезд пристроился банщиком. Хорошая была служба. Моются-то все нагишом, а одежду и ценное запирают в особый сундук, ключ вешают себе на шею. Но Яшка слепков понаделал, это не штука. Главное было соблюдать два правила: тырить не по многу, а по паре монет. И только у тех, кого моют другие банщики. Так, клюя по зернышку, прожил Шельма несколько месяцев в ожидании настоящей удачи. И приплыла, голубушка. У индийского купца в кисете с халвой, в самой середке, была упрятана большая розовая жемчужина. С нею Яшка и отбыл из Сарая. Эх, приятно вспомнить…
На площади перед дворцом белоснежного камня Шариф-мурза важно кивнул Боху, будто едва знакомому, и въехал со своими нукерами в высокие ворота.
Распрощались, стало быть.
Купец сразу оборотился на Шельму, подозвал.
– Ну, где твой «Ак-Юлдуз»?
Яшка еще из Новгорода, через знакомых ордынских купцов, снял для проживания хороший караван-сарай. У ордынцев налажена скорая йáмская служба – письма пересылать. Караван до Сарая больше двух месяцев волочился, а конные йáмщики за две недели долетели бы.
Третьего дня, завидев йамского гонца, спешащего в Сарай, Шельма за дирхем передал письмецо для хозяина Семиз-Якуба: будем тогда-то.
Толстяк не подвел, приготовил всё, как заказано.
Для Боха большую комнату, открывающуюся в сад. Там кресло и стол, кошмы-подушки, чираги (такие масляные светильники – чтоб читать). Для дневной жары под окном, в корытцах, лежат глыбы зеленого волжского льда, его с зимы хранят в подвалах. Для ночного студа (в здешней степи даже в августе при северном ветре ночью бывает холодно) – бронзовый мангал с углями.
Купец остался доволен, похвалил Яшку.
Габриэлю полагалась смежная с хозяином комнатенка – маленькая, но отдельная. И там на подносе разложены тыковки, несколько больших реп, огромные крымские яблоки. Вырезай свои цветочки сколь пожелаешь, не обожрись. Чудище огляделось, кивнуло. Для дракона свирепого это была невиданная любезность.
У Яшки отлегло от сердца. Очень он боялся, что Габриэль потребует жить вместе с Бохом, чтоб оберегать безопасность господина. Для Шельминого замысла это было бы плохо.
Но страшенный человек, должно быть, знал, что в ордынской столице порядок и грабителей не бывает. Удовольствовался соседством.
С удобством разместились и кнехты.
В общем, все были довольны, а больше всех сам Яшка.
Ну, дева-змея, скоро будешь нашей.
Видение о благодарных душах
Утром засветло Яшка отбыл со двора. Сказал, что отправляется за настоящей едой, два с лишком месяца чепухой питались. И припасов, конечно, закупил. Но сначала посетил Железный рынок, потом Златокузнечный и еще Индийский, где торгуют дальние купцы с востока – не только из Индии, но из Китая, Персии, Аравии, Египта. Нашел самое нужное у краснобородого купчины из Исфагани. Лишь после этого заехал на Обжорный базар и накупил там всего, что любят немцы и чего Толстяк Якуб в караван-сарае не держит. Себе взял сладкого венгерского вина.
Город был великий, рынки раскиданы по разным концам, и пешком во все места Шельма нипочем бы не поспел, а на двух лошадях обернулся уже к полудню. Отдал на поварне распоряжения, как кормить-обихаживать немцев, и пошел к Боху за расчетом.
Так, мол, и так, пречестной хер, я свою службу исполнил, караван до места доставил, а теперь прошу выдать обещанное: половину серебром, половину золотом. Золото за пазуху спрячу, на серебро накуплю индийских благовоний, которые весят мало, а стоят дорого, отвезу в Новгород, продам.
Бох одобрил.
– Это правильно, – говорит. – Честный барыш надежней и прибыльней любого плутовства. Рад, что ты это понял. Мой тебе совет: потрать на товары не только серебро, но и золото, ибо деньги должны не бездействовать, а работать. Купи красного молотого перца. Он легче пуха, а в Риге и Ревеле идет по дукату за унцию.
От доброго совета Яшка растрогался, поклонился до земли, по-сыновнему обхватил немчина за круглые бока, облобызал в колено. Бох погладил его по вихрам.
– Жалко с тобой расставаться. Мои люди к тебе привыкли, не нахвалятся на твою расторопность. И мне без тебя скучно будет. Может, останешься? В Самарканд вместе поедем. А о плате сговоримся.
– В чужом краю хорошо, а дома лучше, – ответствовал Шельма, сердечно поблагодарив за ласку. – Нынче же съеду. Хочу только с дозволения твоей милости напоследок камарадов угостить. Чтоб добром поминали.
И попотчевал кнехтов, расстарался.
На столе были и давно нееденный пшеничный хлеб, и жареная-вареная говядина, и курятина-гусятина, и рубленое мясо в кишках – «вурст» называется (немцы любят), и пиво, купленное у богемского пивовара.
Габриэль со всеми трапезничать не садился, в дороге всегда жрал наособицу. Теперь тоже наложил себе в миску, чего хотел, и отбыл в свое логово. Так тому и следовало быть.
Через короткое время Яшка зашел к драконищу, спросил, всё ли ладно, и – от чистого сердца, в знак недержанья обиды за старое – поставил фляжицу с венгерским вином. Знал, что палач на сладкое падок. Габриэль понюхал, отпил – понравилось. Спасиба, конечно, не сказал, но нам и не надобно.
Через четверть часика заглянул Яшка в щелку. Сидит, жует-отхлебывает. Не набрехал ли краснобородый исфаганец про зелье?
Тревожно стало. Но еще малое время спустя наведался – дрыхнет! Откинулся, башку свесил, из пасти слюна висит.
Ай да персидская дурманная травка!
На дворе ждала нерасседланная после покупок верховая лошадь. В переметных сумах – всё потребное для дороги.
С бьющимся сердцем Шельма приблизился к Горынычу, щелкнул по носу – проверить, крепко ли спит.
Тот приоткрыл веко, но глаз был мутный, с широким черным зраком.
– Ладно, что уж так благодарить-то. Я же не сам, я только исполнял его волю, – сказал Габриэль на своем корявом немецком и застенчиво улыбнулся – на его свирепой роже оно было удивительно.
– Кому это ты? – спросил Яшка и осторожно дотронулся до застежки на кожаном поясе.
Габриэль хихикнул – ему было щекотно.
– Вам. Душам. Ух, сколько вас. Все разом пришли.
Ничего не видит, не соображает, успокоился Шельма и стал щупать внутри пояса – где там змея.
– Бросьте, не целуйте мне руки. – Габриэль мягко толкнул его в плечо. – Поняли наконец, что так для вас же лучше? А как кричали, как меня проклинали! «Не губи! Смилуйся!» Теперь сами рады. Здесь-то лучше, правда?
Ознакомительная версия.
