дверью было прорублено окошко, под ним лежало лиственничное бревно.
— Думал тут остановиться на ночевку, — пожевал губами Орокан. — Знать не судьба. Погоня близко.
Следуя за ним, спустились к реке, через неё была перекинута сухостойная упавшая ель с сучьями. Держась за них, перебрались на другой берег. Оттуда вверх поднимался безлесый увал с каменистой осыпью, поросший негустым кустарником.
На середине подъёма Громов поскользнулся и упал, болезненно вскрикнув. Тут же встал, пытаясь идти дальше — не получилось. С боков подскочили Шаман с Трибоем, забросив его руки себе на плечи, потащили дальше. Как только добрались до вершины, опустили на гранитную плиту. Расшнуровав стянули ботинок, размотали портянку. Орокан, опустившись на колени, ощупал распухающую стопу.
— Перелома нету. Сильное растяжение.
— Так, — принял решение Лосев. — Щас вырубим жерди, сделаем носилки и понесём дальше.
— Брось, командир, — скривился моряк. — Во мне веса под центнер. Оставь ППШ, и идите дальше. Я задержу гадов.
— И я, — сказал Василий. — Вдвоём лучше.
Наступила тишина. Стало слышно, как внизу шумит река и трещит белогрудая сорока на тополе с засохшей верхушкой.
— В таком случае остаёмся все, кроме тебя, отец, — взглянул Лосев на Оракана. — Место здесь удобное. Дадим этим тварям бой. Всё равно не отстанут.
— Я не брошу сына. Он у меня один, — не согласился старик. — Буду с вами.
— Ну что же. В таком случае занимаем оборону, — Лосев снял с плеча автомат и оглядел местность. — Кстати, что это за река, отец? Знаешь?
— Челомджа, — ответил старший удэге. — Начинается в горах и течёт к Охотскому морю. Выше по течению на много вёрст болота, ниже — широкие разливы. Это место единственный переход. Его мало кто знает.
— Добро. — И Николай распределил всех по местам.
Позиция оказалась удобной, с хорошим обзором по сторонам и вниз. Залегли за осколками скал и валунами. Орокан взял кобеля на поводок, потянулась резина ожидания.
Когда на дальние сопки опустился розовый закат и похолодало, из тайги на том берегу стали возникать солдаты. Насчитали десять человек. Впереди проводник с немецкой овчаркой. Уткнув в землю нос, та, натягивая поводок, уверено шла по следу.
Увидев зимовье, рассыпались цепью (донеслась едва слышная команда), стали окружать. Затем осмотрели дом — никого. Старший махнул рукой: «Вперёд». Рысцой направились к переправе.
Как только овчарка ступила лапами на ель, Лосев кивнул лежавшему рядом Василию — давай.
Тот приложился к винтовке, грянул выстрел, эхо трижды повторило звук. Пёс с визгом подскочил и свалился в быструю воду, проводник, сорвав с запястья поводок, кубарем откатился в сторону. Лосев принялся вести огонь по преследователям короткими очередями. Хлестко ударил карабин Орокана. Свалили троих.
Остальные попадали в траву, поливая вершину огнём из автоматов. Та не отвечала. Снова послышалась команда — стрельба прекратилась. Ухватив убитых подмышки, утащили за зимовье.
— Что и требовалось доказать, — отложил в сторону дымящийся ППШ Лосев.
Закат между тем погас, сменившись ночью. На небо наползли тучи, мгла сгустилась, у зимовья запылал огонь. Позже дувший от реки ветерок принёс запах подгоревшей каши. Спустя ещё час от строения донёсся едва слышный скрип двери. Костёр догорал, в его свете изредка появлялась тень человека.
— Нужно подкрепиться и нам, — сказал, глядя туда, Лосев.
Орокан достал из мешка и раздал всем по куску жареной оленины с сухарем, не забыв и собаку. Та вела себя спокойно — голоса не подавала, чутко стригла ушами. Василий принес из каменной чаши неподалеку котелок воды. Попили.
— Интересно, сунутся ли энкэвэдэшники снова поутру? — утёр Трибой ладонью губы.
— Это вряд ли, — кряхтя, поудобней устроил ногу Громов.
Старик наложил на его стопу какие-то листья, туго перебинтовав обмоткой. Боль стихала.
— И я так считаю, — пожевал травинку майор. — Тут им ходу нет. Всех положим. Опять же лишились ищейки. Без неё потеряют след. Короче, утром поглядим. Если не атакуют, пусть уходят.
— Не согласен, командир, — сказал молчавший до этого Шаман. — Отпускать тварей нельзя. Уйдут, а потом вернутся и будут гнать нас до упора. Век воли не видать.
— И что ты предлагаешь?
— По-тихому спуститься вниз, кончить часового и захватить остальных сонными. У меня два десятка ходок за линию фронта. Что-что, а это умею.
Возникло долгое молчание, а потом Лосев сказал:
— Принимается. Идём вдвоём.
— А мы? — спросили Трибой с Василием.
— Остальным быть здесь. В случае чего прикроете. Если всё нормально — подадим сигнал.
— Лучше всего идти в конце ночи, — дал совет Орокан. — Тогда сон крепче.
— Знаем, отец, спасибо, — поблагодарил Шаман, перематывая портянки.
За три часа до рассвета, когда тьма сгустилась и над рекой заклубился туман, Лосев проверил автомат, а Шаман остроту кинжала. Оба неслышно поползли с увала к воде. Там на несколько минут затаились у упавшей ели, прислушались. Потом перебрались на другой берег.
До зимовья оставалась сотня метров. Передохнули, всматриваясь в размытое пятно костра. Он угасал. Изредка появлялся абрис часового, ходившего вокруг зимовья, в плащ-палатке с капюшоном. На груди блестел росой автомат.
Тихо пошептавшись, расползлись по сторонам.
Костёр малиново отсвечивал углями, страж в очередной раз вышел из мрака… Лосев швырнул в сторону прихваченный голыш — часовой обернулся. В тот же миг сзади метнулась тень. Зажав солдату правой рукой рот, левой Шаман всадил в сердце лезвие кинжала. Раздалось тихое бульканье и хрип. Шаман осторожно опустил часового на землю.
«Дверь», — прошипел, вскакивая, майор. Бросились к зимовью. Уцепив лежащее под стеной бревно, плотно приперли им дверь. Лосев метнулся к окошку. Плотно прижавшись сбоку, Шаман, вложил в рот пальцы и издал громкий свист.
Майор же всадил в окно очередь, заорав: «Сдавайтесь! Дом окружён!»
Внутри раздались крики. Ответно ударили выстрелы, с двери полетели щепки.
— Ах так! — взъярился Лосев и, скользнув к двери, дал ещё очередь.
Шаман с автоматом часового страховал рядом.
Через несколько минут, тяжело дыша, из темноты возникли Трибой с Василием и Орокан. Лосев повторил команду. Тишина.
— Хорошо. В таком случае поджигаем зимовье!
Прибежавшие стали носить к боковой стенке
