Прошёл день, настал другой, а дверь в тюрьму не отворялась, в неё никто не входил; только с вечера солдат-сторож поставил на стол кружку с водою и положил ломоть чёрного хлеба.
Томимый мучительными думами об участи красавицы Маруси, Лёвушка приходил чуть ли не в отчаяние.
«Где Маруся? Что с нею? Куда завёз её Иван Долгоруков? Кто защитит её?» — эти мысли не давали покоя молодому офицеру и наводили на него страшную тоску.
Но вот загремел замок его тюрьмы, дверь отворилась, на пороге показался сам фаворит, князь Иван; его лицо было бледно и встревоженно.
— Что вам надо, князь? Зачем вы пришли? — гневно крикнул на вошедшего Храпунов.
— Я… я пришёл освободить тебя, — тихо ответил князь Иван.
— Сам сиятельный князь, Иван Алексеевич, царский любимец, пришёл освободить меня! Какая честь для меня! — и Лёвушка желчно засмеялся.
— Прежде чем злобиться на меня и упрекать, ты выслушал бы меня. Я пришёл к тебе с миром, а ты…
— Разве между нами, князь, может быть мир!.. Не мир, а вечная, непримиримая вражда!
— Напрасно ты горячишься, Храпунов! Вражды между нами быть не может, — спокойно проговорил князь Иван.
— Как не может? Ты отнял у меня мою невесту. Лучше бы, князь, ты отнял у меня жизнь.
— Ни слова, Храпунов! Ни слова! С того раза, как твоя невеста была с тобою, я больше не видал её и теперь возвращаю тебе.
— А где она? Куда ты, князь, припрятал Марусю?
— Мои кони свезут тебя к ней. Только прежде чем ехать к Марусе, ступай во дворец к государю.
— К государю, ты говоришь? — удивился Лёвушка Храпунов.
— Да, да, скорее! Но если государь станет спрашивать, за что я приказал посадить тебя на гауптвахту, не говори ему причины… Скажи только, что мы повздорили. Не скажешь, для тебя же будет лучше!
Лёвушка ни слова не возразил на это: он был готов на всё, лишь бы поскорее увидать свою милую.
Через несколько минут он и князь Иван вместе вышли с гауптвахты. Солдаты выстроились и отдали воинские почести царскому любимцу.
— Ты хочешь жениться на Марусе? — после некоторого молчания спросил Долгоруков у Храпунова.
— Да, князь, я решил.
— Мой отец и я дадим за Марусей хорошее приданое.
— Князь, что это значит? Или ты опять хочешь оскорбить меня? Ни я, ни Маруся не нуждаемся в подачке, — горячо проговорил Лёвушка.
— Это — не подачка, а должное, — тихо промолвил князь Иван.
— Как должное? Я не понимаю.
— Послушай; Храпунов, мы издавна считались приятелями, близкими, любезными, и я по-прежнему хочу остаться таким. Вражды между нами не должно быть; что было, то прошло, и в знак того дозволь мне обнять тебя по-братски! — и, сказав это, князь Иван крепко обнял и поцеловал Храпунова, после чего продолжал: — Лёвушка, когда я про приданое заговорил, ты упрекнул меня, сказав, что подачки не желаешь, а я повторяю, что это — не подачка, а должное… Отец и я, оба мы должны дать приданое за Марусей, понимаешь? Должны!
— А я, князь, опять спрашиваю, почему должны?
— Да потому, что… Маруся нам не чужая.
— Как ты сказал, князь? — с удивлением воскликнул Лёвушка.
— Я говорю, что Маруся нам родная, и потому мы обязаны выдать ей приданое.
— Странные слова ты говоришь, князь, странные! Как может быть цыганкина внучка родственницей вам?
— Ты всё узнаешь, всё, только не теперь… Прошу, Лёвушка, не говори Марусе ни слова об этом.
— Эта таинственность, князь, удивляет меня.
— Потерпи, приятель!.. Говорю, всё узнаешь.
— Хорошо, князь, я верю тебе.
У дворца Храпунова дожидалась лихая тройка, запряжённая в расписные сани.
— Кони свезут тебя, куда надо, — сказал князь Иван, показывая на тройку.
Прежде чем ехать за своей возлюбленной, Лёвушка зашёл во дворец, попросил доложить о себе государю и был тотчас же принят. Пётр засыпал его вопросами, однако Лёвушка скрыл причину своей ссоры с князем Иваном и сказал только, что они лично повздорили, оба не в меру погорячившись, причём князь Иван рассердился и приказал его арестовать.
— Надеюсь, что ничего подобного больше не случится и ты будешь по-прежнему приятелем князю Ивану. Никаких ссор я не терплю! — строгим голосом проговорил император-отрок, отпуская Храпунова.
Со страстным нетерпением нёсся Храпунов к своей возлюбленной на тройке лихих коней. Ею управлял молодой ямщик, а рядом с ним сидел лакей князя Ивана, Игнат, которому было приказано доставить Храпунова в лесные княжеские хоромы. Не раз спрашивал Лёвушка о том, скоро ли они приедут, и наконец услышал от Игната:
— Скоро, скоро, барин!.. Вот, видите, вдали лес виднеется? В нём-то и находятся княжеские хоромы.
— Да ведь до этого леса, пожалуй, добрых пять вёрст будет.
— Где, и трёх не будет… Ну, ты, чего спишь? Приударь коней-то! — крикнул Игнат ямщику.
Тот натянул вожжи, гикнул, и кони понеслись так, что у путников даже дух захватывало, в глазах мутилось. Вот они врезались в вековой сосновый лес, и между деревьями показалась крыша лесных хором.
Ямщик с большой проезжей дорога свернул на узкую, ведущую прямо к хоромам, и у ворот круто осадил коней.
— Здесь? — отрывисто спросил у Игната Храпунов, выпрыгивая из саней.
— Здесь, пожалуйте. Вот и сам дядя Гаврила, — проговорил Игнат.
В самом деле, навстречу приехавшим поспешно вышел к воротам лесничий Гаврила Струков.
— Кто это? — спросил Лёвушка, показывая на Струкова.
— А это будет здешний лесничий.
— Так у него Маруся?
— Так точно, господин, пожалуйте в хоромы. Что же ты, дядя Гаврила, стоишь, как пень? Веди в хоромы господина офицера.
Но лесничий Струков не тронулся с места; он был мрачен и чем-то сильно встревожен.
— Гаврила, да что же ты?.. Что с тобою подеялось?.. Наш господин, князь Иван Алексеевич, приказал тебе, не мешкая, с господином офицером отпустить гостью…
— Её нет, — мрачно промолвил Струков.
— Как, Маруси здесь нет, нет? — меняясь в лице, воскликнул Лёвушка.
— Нет… ушла она тайком, и моя Анютка с нею убежала, — понурив голову, тихо ответил Гаврила.
— Ушла… тайком?.. Быть не может! Куда же уйти, куда? Что же ты молчишь, старик? Говори! — не спросил, а простонал бедняга Лёвушка.
— Куда она ушла — я не знаю, не ведаю.
— Нет, ты врёшь, старик!.. Ты знаешь, где моя Маруся… Тут какой-нибудь обман! Верно, ты, выполняя приказ князя Ивана, припрятал куда-нибудь Марусю?
— Куда мне её припрятать? Да и зачем? Князь Иван Алексеевич мне на то приказа не давал.
— Не поверю тебе, старик!.. Ты и твой князь, вы оба — злодеи! Я силою заставлю тебя сказать правду, заставлю, — с гневом и отчаянием крикнул на лесничего Лёвушка.
— Ты, господин, надо мной не властен: я не боюсь тебя! Провинился я, точно, только не пред тобою… Тебя, господин, я не знаю, а вина моя — пред князем, что плохо стерёг я гостью и дал ей убежать из хором, да ещё девку мою сманить, — хмуро проговорил Гаврила.
— Когда же ушла гостья? — спросил у лесничего княжеский дворовый Игнат.
— Сегодня утром. Встал я рано и пошёл с дозором в лес; ходил я долго, вернулся в хоромы, почитай, к обеду, стал звать Анютку, дочку, — не откликается; я наверх к гостье, думал — там Анютка, подружилась она с гостьей-то, вместе с нею в одной горенке и спала. Вхожу наверх, а там нет ни гостьи, ни Анютки; обеих и след простыл. Я на двор, стряпуху спрашиваю, работника, не видали ли они Анютки с гостьей. «Не видали, — говорят, — двором никто не проходил». А ворота у нас и днём и ночью на запоре.
— Как же они ушли, если ворота были на запоре? — прерывая Гаврилу, спросил Храпунов.
— Через изгородь садовую перелезли. Следы на снегу видны.
— Ты бы по следам и шёл искать беглянок, — промолвил дворовый Игнат.
— Я и пошёл по следам. Они вывели меня на проезжую дорогу, а тут и потерялись. Сам я искал беглянок, только недавно воротился; а работники и по сей час в лесу их ищут.
— Господи!.. Зимой, в лесу… заблудятся, замёрзнут, — чуть не со слезами проговорил молодой офицер.
— Ну, моя Анютка лес знает как свои пять пальцев, не заблудится. Одно только опасно: на зверя не наткнулись бы они. Волков голодных теперь по лесу шляется много. Долго ли до беды?
— Надо искать; я до тех пор не успокоюсь, пока не обследую всего леса. И вы, Гаврила и Игнат, оба со мной поедете, — проговорил Лёвушка, садясь поспешно в сани.
Долго искали они Марусю и Анютку: весь лес осмотрели, где на лошадях было нельзя — пешком ходили, вязли в снегу, но нигде не напали на след беглянок: обе они как в воду канули. Так в лесные хоромы ни с чем и вернулись; а оттуда Лёвушка Храпунов в Москву поехал.
«Если Маруся жива, то, наверное, к своей бабушке придёт; скрываться ей больше негде, — думал он. — Может, она, голубка, уже давно дома. Но что это всё значит? Давеча князь Иван помянул про приданое… Долгоруковы хотят дать Марусе приданое… Почему? Не пойму я, не разгадаю, при чём тут Долгоруковы. Нет ли тут какого-нибудь подвоха? Может, князь Иван приказал припрятать Марусю куда-либо в другое место. Лесник с ним, наверное, заодно. Припрятали Марусю, да и говорят, что она сбежала. Ну да я узнаю, доберусь до правды, чего бы мне это ни стоило!»
