Теперь надо было подальше уходить от замка. Владимир заранее продумал свой дальнейший путь. Он не повторит ошибки прошлого побега, не пойдёт в сторону Руси, а двинется на запад, где его вряд ли станут искать.
Ночью Владимир шёл, а днём отсыпался в каком-нибудь укромном местечке. Питался тем, что удавалось достать в садах и огородах, благо урожай ещё не был убран полностью. Наконец вышел в земли Германии, или Священной Римской империи германской нации, как тогда называлась эта страна. Императором был Фридрих I Барбаросса, недальновидный и незадачливый правитель. Он поставил себе цель присоединить Италию к германским землям и таким образом восстановить Римскую империю в её прежних пределах. Он вторгся на север Италии и после второй осады взял центр Ломбардии — Милан. Император разрушил цветущий город, изгнал из него большую часть жителей, а оставшихся превратил в крепостных крестьян. В знак окончательного уничтожения города Фридрих I велел провести плутом борозду по центральной площади Милана.
В ответ города Северной Италии объединились и в битве при Леньяно в 1176 году наголову разбили рыцарей Барбароссы. К тому же папа римский Александр III отлучил императора от церкви. Тотчас от него отвернулись все феодалы, жаждавшие независимости от центральной власти. Пришлось Фридриху I одеться в рубище и пойти на поклон к главе католической церкви, несколько дней на коленях простоять у его резиденции; наконец папа смилостивился и допустил императора к целованию своих ног. Когда Владимир пришёл к нему в ставку, у императора не было ни настоящего войска, ни денег для набора наёмников. Встреча прошла на улыбках, но результата никакого не дала.
Тогда Владимир отправился в Краков, к польскому королю Казимиру. Тот проникся сочувствием к князю-изгою и отправил вместе с ним отряд войск под командованием воеводы Николая.
Едва галичане узнали о приближении своего князя с польскими войсками, как прогнали венгерского королевича и занесли Владимира в город на руках. Но Владимир не считал себя безопасным от соседних князей до тех пор, пока не приобретёт покровительства дяди своего, сильного князя Суздальского, и потому послал к Всеволоду гонца со следующими словами: «Отец и господин! Удержи Галич подо мною, а я Божий и твой со всем Галичем и в твоей воле всегда».
Всеволод отправил послов ко всем русским князьям и взял со всех присягу не искать Галича под его племянником. И с тех пор, говорит летописец, Владимир утвердился в Галиче и никто не поднимался на него войною.
Рязанский князь Роман возненавидел Всеволода за то, что тот отпустил его из плена, взяв крестное целование сохранять ему верность и оказывать покорность. Крестному целованию на Руси придавали очень большое значение. Если кто приносил ложную клятву или изменял ей, то не получал причастия даже при последнем издыхании и прямиком направлялся в ад на вечные муки. Презрение окружающих ждало его. Ему плевали в лицо, его выталкивали из церкви, где он поклялся, подвергали презрению, на него показывали пальцем. Поэтому нарушить клятву решались только люди дерзкие и никуда не годные.
Таким человеком оказался князь Роман. Вернувшись в Рязань, он тотчас переметнулся к Святославу Всеволодовичу и принимал участие в его походах в Суздальской земле. Потерпев поражение, начал подбивать своих старших братьев, Игоря и Владимира, к неповиновению Всеволоду.
— Я своими глазами видел, как разорена Суздальская земля, — говорил он им. — Вся Верхняя Волга лежит в пепелищах, крепости разрушены, города разграблены и сожжены, народу побито не счесть. Киевский князь Святослав был беспощаден, он во что бы ни стало решил отнять звание великого князя у Всеволода. И только наступление весны помешало добиться победы. Сейчас самое время отложиться от Владимира и стать наконец самостоятельным княжеством. Вы поглядите вокруг: и Смоленск, и Чернигов, и Галич, и Новгород — все живут независимо от воли великого князя, поступают как хотят. Только мы идём в пристяжке, как захудалые лошади. Доколи будет продолжаться такое?
Братья сидели в горнице Романа. Вечерело, в небольшие окна с цветными стёклами проникали красные лучи заходящего солнца, в их неверном свете мелькала низкая, приземистая фигурка Романа, шагавшего из угла в угол. Был он плешив, коротконог. Хотя ему было всего сорок лет, лицо изборождено морщинами, уголки губ опущены, отчего выражение его было брезгливым, пренебрежительным.
— Сколько раз при князьях Юрии и Андрее поднимались рязанцы, но всегда были биты, — проговорил Владимир, умными, спокойными глазками наблюдавший за старшим братом. — Стоит ли снова терять воинов понапрасну? Кровь людская — не водица...
— Вот ты всегда такой — сбоку припеку, ничего бы тебя не касалось, ничего не трогало. Надень на тебя хомут, ты соху за собой потащишь. А я не хочу подневольным ходить! Я — князь, я хочу быть независимым и самостоятельным в своих решениях и действиях. Ну, а ты-то чего молчишь? — обратился он к Игорю.
Игорь был горяч, вспыльчив, его легко было сбить с толку, подговорить и уговорить. Поэтому он тотчас вскрикнул запальчиво:
— Да что тут рассуждать? Надо собрать силы и ударить по Всеволоду! Не устоит он против нас, как есть не устоит!
— Какие у нас силы? — урезонил его Владимир. — Наше княжество расколото на два владения — Рязань и Пронск Забыли, что в Пронске сидят наши младшие братья и давно не подчиняются нам?
— Надо заставить! — тотчас откликнулся Роман. — Двинем дружину и принудим их к повиновению. На то они и младшие, чтобы нас слушать. Или не так?
— Всё равно я против — на братьев идти. Это к чему ты призываешь — к братоубийству? Мы что, станем такими же, как Святополк Окаянный?
— Вот чудак, — криво усмехнулся Роман, присел на скамейку и забарабанил по столу толстыми короткими пальцами. — Да никто не зовёт тебя воевать против братьев. Мы подведём дружину к стенам Пронска, они увидят нашу силу и сдадутся. Куда им деваться? У них войска, как говорят, кот наплакал!
— Ну раз так, — неуверенно проговорил Владимир. — Пусть будет по-вашему.
В горнице наступила тишина. Братья молчали, каждый думая свои думы. Потом вдруг встрепенулся Владимир:
— А зачем нам дружину к Пронску вести? Давайте пригласим братьев в Рязань, поговорим по душам, может, они согласятся вместе с нами пойти против Всеволода?
— Вряд ли, — скривил губы Роман.
— Но попытаться можно, — поддержал Владимира Игорь.
— А давайте объявим съезд князей, Святослав и Всеволод просто обязаны будут явиться! — предложил Роман.
На том остановились. В тот же день в Пронск ускакал нарочный с приглашением братьев явиться в Рязань на обсуждение важных дел.
Провожали его Роман и Игорь. Когда всадник скрылся за крепостными воротами, Роман проговорил с усмешкой:
— Устроим мы своим братьям хороший приём. Как явятся, сразу в поруб посажу, а Пронск себе подчиню. Стану я с этими сосунками разговаривать?
— Как в поруб? — ахнул Игорь, человек впечатлительный и жалостливый. — Они же наши братья?
— Ну и что, что братья? Оглянись вокруг, кто воюет друг с другом? Братья, дядья, племянники, — словом, одни родственники! Почти все князья состоят в родстве и — ничего! Бьются, только пух летит!
Не стал переубеждать старшего брата Игорь, а пошёл к Владимиру рассказал про замысел Романа. Тот сильно побледнел, проговорил:
— Нельзя допустить насилия над младшенькими. Предупредить их надо.
Тотчас вслед за нарочным был послан второй гонец с запиской от Владимира, чтобы Всеволод и Святослав не ехали в Рязань и были настороже. Те так и сделали, да вдобавок стали укреплять свой город, готовясь к нападению.
Прождав некоторое время, Роман поднял рязанскую дружину и выступил в поход против Пронска. Владимир идти с ним отказался решительно, но Игорь не устоял против уговоров старшего брата.
Дружинники шли с большой неохотой, тихо переговаривались между собой:
— Раньше на суздальцев да черниговцев ходили, теперь против своих, рязанцев, ополчились...
Роман на коне метался вдоль растянувшейся вереницы войск, видел хмурые лица воинов, его раздражало их медленное движение, он выходил из себя от ярости и бессилия, порой кричал:
— Что вы тянетесь, как пешая вошь? Плетьми, что ли, вас подгонять?
Дружинники ничего не отвечали, но и шаг не ускоряли.
Прошли к Пронску. Крепость стояла на узкой и длинной площадке, окружённой с одной стороны скатом горы, а с другой — глубокими оврагами. Роман знал слабость обороны пронян: если обложить крепость со всех сторон, то будут перерезаны все пути к воде и после длительной осады город сдастся. Так он и сделал.
