В это время приехал Свир, голова ниже плеч и конь едва ковыляет.
– Что скажешь, ярый муж? Привез ли мертвую омуженку?
– Не нашел я удопоклонницы, ни мертвой, ни живой, – повинился подручный. – А по следам узрел, поднял ее Важдай и с собой взял.
– Ну, тогда обряжайся в доспехи и бери бич, – велел государь. – Вдвоем станем против веча стоять!
Другой нарочный прискакал через четверть часа, как и подобает, загодя спешился и снял шапку. Этот был постарше и принадлежал к роду Урагана, что никак не влияло на положение дел.
– Глагол остался прежним, государь, – сообщил он. – Старцы просят тебя встать в вечевой круг.
– Все еще хотите в вежу меня заточить? – с усмешкой спросил Ураган.
Ярый муж не имел права разглашать суть глагола, а посему отозвался, глядя в сторону:
– В кругу поведают, государь...
– Я все слышал. Скажи-ка мне, сродник, за какую провинность меня замуруют? За то, что невесты не сыскал себе за три года? Или за то, что задержал кочевье в степи? Корабли купеческие отчалили, и теперь ярмарке не быть. Товар испортится, и жиру не прибудет... Ведь эту весть привез гонец из Казара?
– Не подвергай меня испытанию, государь...
– Добро, ты мне только ответь: посылал ли мой брат Кочень гонца?
– Посылал, брат...
– И этого мне довольно!
Сродник покосился назад, где его ждал собор, и вдруг сообщил полушепотом:
– Старцы мыслят, в заточение тебя. В сей час невесту тебе ищут. А не подчинишься вечу, силой в вежу поволокут.
– Ступай, брат, я третьего глагола подожду, – мудро заметил Ураган. – Пусть вече посудит да порядит. Глядишь, и отыщут истину. Поди и так передай старцам.
Вечевой нарочный ускакал, а государь вошел в свою кибитку и открыл сундук с боевыми доспехами. Ему единственному позволялось являться на вече с оружием, поэтому он облачился в кольчугу, латы пристегнул к груди, опоясался боевым поясом, наручи прицепил да еще два засапожника сунул за голенища – будто к сражению изготовился.
Запястный ремешок бича надел на руку и закрутил покрепче, чтоб не вырвали, и только вышел из кибитки, глядь, а уже всадник подъезжает, третий нарочный. Недолго судили да рядили вечевики!
– Ну, в сей час испытаете моего бича! – клятвенно произнес он и вскочил на коня. – И не будет вам выбора!
Вечевой посыльный спешился, сломил шапку.
– Послушай меня, государь!..
– Не желаю слушать! Первого и покараю!
Ураган взметнул бич, пустил крутую волну, и щелчок заставил присесть нарочного.
– Я хотел дать тебе совет! – выкрикнул он. – Добрый совет!..
Только сейчас государь узрел, что перед ним не посыльный, не ярый муж их кочевого пути, а приемный сын!
– Ты ли это, Ровен? – изумился он.
– Дай обнять тебя, отец!
– Постой! Откуда ты явился?
– Из Казара! Давай же обнимемся...
– Так ты – гонец, привезший весть о кораблях?
– Меня послал твой брат, – признался Ровен. – Отчего ты встречаешь меня, как чужака? Я хотел дать тебе совет...
– Говори!
– Вечевые старцы глаголят, лишить тебя свободы, государь!
– Об этом я знаю. Но ты сулил мне добрый совет!
– Ведь ты же не хочешь до конца своих дней царствовать в каменной веже? – Приемный сын взялся за стремя. – Заместо целомудренной девы тебе избрали порочную! Не будет наследника – не выпустят из башни. Спешил, чтоб сообщить – глагол был изречен! Сейчас прибудет третий нарочный.
– Кто тебя послал? – Ураган вырвал стремя из его рук. – Мой брат?
– Твой брат! – клятвенно произнес Ровен. – Коему ты сам велел служить.
– Кочень послал бы тебя ко мне, но не к вечевым старцам!
– Выслушай меня, государь!
– Ты возмутил мой кочевой путь. – Ураган поиграл бичом. – Ты понудил народ к вечеванию, а теперь даешь мне советы?
Тот почуял близкий конец, взирая на пляшущее по земле двенадцатое колено, затрясся, однако духа не утратил.
– Постой, государь! Прежде выслушай! Я ведь не по своей воле...
– Довольно того, что я услышал!
– Кочень послал меня к Валую! – Гонец выхватил меч и вознес над головой. – Клянусь своим мечом!
– Добро, верю клятве, продолжай! В чем суть твоего совета?
– Купеческие корабли вернутся! Но только по твоему желанию и слову!
– На что мне купцы? – оживляя змеистое тело бича, спросил Ураган. – Я ныне своих коней в дар отдал. Мне нечем торговать.
– Пусть торгуют другие сары! И останутся довольными! И не станут более кричать, чтоб тебя заточили в вежу.
– Нет уж, коль отвалили от пристаней, так пускай и плывут к своим землям. Скоро и впрямь море станет бурным.
– Но купцы на все согласятся! Они только ждут твоего слова!
– Значит, покинули наш берег, чтоб сары уступили в ценах на свой товар? Не стану унижаться перед купцами и просить не буду.
Ровен осмотрелся по сторонам и, осмелев, приблизился к лошади государя.
– Сойди с коня, отец, – громко зашептал он. – Мне след сказать тебе, дабы никто не слышал более...
– Ты хочешь сообщить, Кочень у меня отнимет власть?
Ровен отшатнулся, попятился, и на лице его вызрел страх.
– Нет, государь... Не по своей воле!.. Да, брат отнимет власть! Он уже взял твою наложницу-персиянку и сделал своей!
– Наложница брату и впрямь нужна, пусть тешится. Да на что ему власть, если он непричастен? И не способен владычествовать? Тоже для утешения?
– Причастен буду я...
– Ты?!
– Прости, государь, не по своей воле... Открой мне таинство! Отдай, чем ты владел и что возводило тебя во Владычество! Ты ведь вскормил меня, как наследника!
Ураган едва унял десницу, вздымающую бич, выдохнул из себя жгущий гнев и, переборов себя, спросил устало:
– Зачем тебе, глупец, знать имена богов, коль ты сам беззаконен и тем отвергаешь их?
Тотчас он заметил всадника, скачущего на холм, и по прямому, негнущемуся стану признал его.
– Выслушай меня, государь! – воскликнул приемыш. – Не по своей воле!.. Мы станем править вместе с Коченем! След разделить власть, отец! Кочень способен управлять земными делами, я же, став причастным, буду владычествовать духом саров и сам стану таинственным и недоступным. Сары не верят тебе, отец! И прежние государи были в едином лице! А духовное надобно отделить от земного! Ну, склонись ко мне и шепни на ухо?
– Передал бы тебе наследство, Ровен. – Ураган не спеша собрал бич. – Да теперь уж не успею. Вон нарочный скачет!
– Успеешь! – Приемный сын потянулся к нему. – Ну, говори? Всего лишь имена!
– Одних сакральных имен будет тебе мало. – Он оттолкнул ногой Ровена. – След научиться взывать к богам. Научишься, и без этого тебя услышат и на земле, и на небе.
На сей раз нарочным оказался сам предводитель вечевых старцев Валуй. Он подъехал близко, не спешился и шапки не снял, а знать, третий глагол был иным и вече отыскало третью правду...
Испили витязи хмельной суры, порезвились, потягались с сивером, воссев на борзых сарских кобылиц, и будто выветрился хмель обид и поражений.
– Что, братья, не станем терять время понапрасну, – сказал ярый муж. – Поедем искать счастье государю.
– Куда же мы поедем? – спрашивают они. – Если бы знать, где эта Чаяна, какого роду-племени и из какой земли. След бы спросить у государя, но ведь во гневе был Ураган, думал, смеемся над ним.
– Так поедем сейчас к нему и спросим, – решил Важдай. – Если коней нам прислал, сурой напоил и просил вернуться, знать, отрезвел от обиды.
Поскакали они вдогон кочевья, но едва реку вброд перешли, как узрели на кочевом следу брошенную омуженку. Важдай взял ее на руки и взъярился:
– Эх, государь! Себе деву не взял, мне не отдал и убил, чтоб никому не досталась! И правы будут старцы, коль заточат тебя в каменную вежу!
Скуфь спешилась, встала в скорбный круг и глядит горько.
– И верно, не по правде поступил Ураган.
– Не по совести.
– Зачем деву извел?
– Сколько б счастья принесла она избраннику своему.
– Сколько б детей нарожала...
– Мы даже имени ее не знаем, чтоб схоронить и начертать на камне.
– Что станем делать, Важдай? Земле предадим, как воинственную деву, чтоб Тарге служила, или огню, дабы унеслась в небесный Ирий Тарбиты? Как омуженок хоронят? Как жен или как мужей?
Ярый муж воззрился в лик девы, и почудилось ему, будто дрожат ее веки и разглаживаются скорбные, мертвящие складки у глаз и сжатые синие губы наливаются алым.
– Постойте, братья, хоронить ее, – сказал он. – Чудится, оживает дева!
В тот же час тело ее вздрогнуло, налилось упругой жизнью, омуженка потянулась, открыла очи и глубоко вздохнула.
А Скуфь выдохнула:
– Жива!
Воевода же возрадовался, прижал ее к груди, но дева вырвалась из рук и на ноги встала.
– По какому праву ты меня к сердцу прижимаешь, как жену свою? – спросила строго.
– Да ведь ты мертвая была!
– Ты прежде приручи меня и обуздай, а потом на руки бери. Вот если бы я тебя огласила женихом!
– Ты же хотела огласить?
– Хотела, да ты вздумал показать меня своему государю!
