Она положила свои руки мне на живот. Я сделала то же самое, положив свои руки на ее живот. Я привыкла к тому, что мой малыш лягается и толкается изнутри, особенно по ночам. А теперь я почувствовала, как ребенок Снежного Цветка поворачивается внутри нее под моими руками. В этот момент мы были так близки, как только могут быть близки две женщины.
«Я счастлива, что мы вместе», — сказала она, проводя пальцами по тому месту, где была коленочка или локоток моего малыша.
«Я тоже счастлива».
«Я ощущаю твоего сына. Он сильный. Прямо как его мать».
Ее слова заставили меня почувствовать себя гордой и полной жизни. Ее пальцы остановились, и снова она положила на мой живот свои теплые ладони.
«Я буду любить его, как люблю тебя», — сказала Снежный Цветок. Потом, как всегда, она положила руку мне на щеку и не убирала ее, пока мы не заснули.
Через две недели мне исполнится двадцать лет, скоро родится мой ребенок, и начнется моя настоящая жизнь.
Лилия,
Я пишу тебе уже как мать.
Мой ребенок родился вчера.
Мальчик с черными волосами.
Он длинный и худенький.
Мои послеродовые выделения еще не закончились.
Сто дней мы с мужем будем спать отдельно.
Я думаю о том, как ты сидишь в твоей верхней комнате.
Я жду новостей о твоем ребенке.
Пусть он родится живым.
Я молю Богиню защитить тебя от всех трудностей.
Я очень хочу увидеть тебя и знать, что у тебя все хорошо.
Пожалуйста, приезжай ко мне на празднование
одного месяца со дня рождения моего сына.
Ты увидишь, что я написала о моем сыне на нашем веере.
Снежный ЦветокЯ была рада, что сын Снежного Цветка родился здоровым, и надеялась, что так будет и впредь, ведь жизнь в нашем уезде — очень хрупкая вещь. Мы, женщины, надеялись, что хотя бы пятеро из наших детей достигнут взрослого возраста. Для того чтобы это произошло, мы должны были рожать каждые год или два. Многие дети умирали из-за выкидышей, при рождении или от болезней. Девочки — слабые от плохого питания и недосмотра — всегда были слишком уязвимы. Мы либо умирали совсем юными — от бинтования ног, как умерла моя сестренка, при родах или от слишком тяжелой работы при слишком плохом питании, — либо мы переживали тех, кого любили. Маленькие мальчики, такие драгоценные, могли умереть так же легко: их тела были слишком хрупкими, чтобы укорениться в этой жизни, а души слишком притягательными для духов загробного мира. Уже став мужчинами, они подвергались риску заражения из-за порезов и ран, могли отравиться едой, они умирали от трудной работы в поле, гибли в дороге, или же их сердца не выдерживали напряжения, если им приходилось следить за всем хозяйством. Вот почему у нас так много вдов. Однако первые пять лет жизни — самые хрупкие и у мальчиков, и у девочек.
Я тревожилась не только за сына Снежного Цветка, но и за своего ребенка. Тяжело было все время бояться и не иметь рядом никого, кто мог бы ободрить и утешить меня. Пока я находилась в своем родном доме, моя мать была чересчур занята тем, что старалась усилить все традиционные ограничения, вместо того, чтобы дать мне хоть какие-нибудь практические советы, а моя тетя, чьи несколько детей родились мертвыми, старалась полностью избегать меня, дабы ее злосчастье не коснулось меня. Теперь же, в доме моего мужа, у меня вовсе не было никого. Муж и его родные, конечно, беспокоились о благополучии ребенка, но, казалось, никто из них не волновался из-за того, что я могу умереть, рожая им наследника.
Письмо Снежного Цветка стало добрым знаком. Если роды прошли легко для нее, то, конечно, мы с моим ребенком выживем тоже. Это помогло мне убедиться в том, что, хотя мы жили теперь своей новой жизнью, наша любовь друг к другу не уменьшилась. Она стала еще сильнее, когда мы вступили в наши годы риса-и-соли. В наших письмах мы делились своими испытаниями и победами, однако были обязаны соблюдать определенные правила. Как замужним женщинам, живущим в домах своих мужей, нам следовало оставить девические привычки. Мы обменивались письмами и выражали свои мысли при помощи определенного набора слов. Отчасти мы вынуждены были это делать потому, что были чужими в домах наших мужей и занимались изучением обычаев своих новых семей. Отчасти потому, что не знали, кто может прочитать наши послания.
Мы должны были быть осмотрительными в своих словах. Мы не могли написать ничего чересчур негативного о нашем окружении. Это тоже было трудно, потому что сама форма письма замужних женщин включала в себя обычные жалобы — мы такие никчемные, бессловесные, измученные работой, тоскующие по дому и печальные. Предполагалось, что мы должны говорить о своих чувствах, не будучи при этом неблагодарными, толстокожими и не помнящими родства. Любая невестка, которая написала бы истинную правду о своей жизни, навлекла бы позор как на свою родную семью, так и на семью мужа. Поэтому мне и пришлось ждать, пока они все умрут, прежде чем написать свою историю.
Мне просто повезло, что ничего плохого сообщать не приходилось. Когда состоялась моя помолвка, я узнала, что дядя моего мужа — цзиньши, императорский чиновник самого высокого уровня. Пословица, которую я слышала в детстве: «Если кто-то становится чиновником, то все кошки и собаки в его семье попадают на небеса», теперь стала понятной. Дядя Лу жил в столице, предоставив заботиться о своих владениях Господину Лу, моему свекру, который чаще всего покидал дом до рассвета, обходил поля, разговаривал с крестьянами о посеве и урожае, проверял систему полива и встречался с другими старейшинами в Тункоу. Ответственность за то, что происходило на полях, целиком лежала на его плечах. Дядя Лу тратил деньги, не думая о том, откуда они текут в его сундуки. Он так преуспевал, что два его младших брата жили в своих собственных домах по соседству, хотя и не в таких красивых, как дом моего мужа. Они часто приходили пообедать вместе со своими семьями, а их жены почти ежедневно заходили к нам в нашу верхнюю комнату. Иными словами, все в семье Дяди Лу: собаки, кошки и так далее, вплоть до пяти большеногих служанок, живших в комнатах за кухней, — получали выгоды от его положения.
Дядя Лу был главным хозяином, но я обеспечила себе положение в его доме тем, что была первой невесткой и родила мужу его первого сына. Когда мой сын появился на свет и повитуха отдала его мне в руки, я испытала такое блаженство, что забыла о родовых муках и даже перестала беспокоиться, что с ним может что-то случиться. Все в доме были счастливы, и их благодарность изливалась на меня в различных формах. Мать моего мужа прислала мне специальный суп на мясном бульоне с имбирем и земляными орехами, чтобы помочь приливу молока и сокращению матки. Мой свекор передал мне через своих наложниц шелковую парчу синего цвета, чтобы я сшила его внуку жакет. Пришел мой муж, сел около меня и поговорил со мной.
Именно поэтому я говорила всем молодым женщинам, вышедшим замуж в семью Лу, и другим женщинам, с которыми я знакомилась, обучая их нушу, что они должны как можно скорее родить сына. Сыновья — это основа жизни женщины. Женщина, родившая сыновей, становится личностью, они придают ей достоинство и обеспечивают ее защиту. Они образуют связь между ее мужем и его предками. Это единственное, чего мужчина не может создать без помощи своей жены. Только она может обеспечить продолжение семейной линии, что, в свою очередь, является главным долгом любого сына. Для мужчины это самый лучший способ исполнить долг перед своей семьей, а для женщины сыновья — это вершина ее славы. Я выполнила все это и была в восторге.
Снежный Цветок,
Мой сын лежит здесь, подле меня.
Мой послеродовой срок еще не закончился.
Мой муж приходит ко мне по утрам.
Его лицо счастливо.
Глаза моего сына смотрят на меня вопросительно.
Я не могу дождаться, когда увижу тебя
на празднике одного месяца твоего сына.
Пожалуйста, опиши моего сына на нашем веере
самыми замечательными словами.
Расскажи мне о твоей новой семье.
Я нечасто вижу своего мужа. А ты?
Я смотрю через свое окно на твои окна.
Ты всегда поешь в моем сердце.
Я думаю о тебе каждый день.
ЛилияПочему эти годы называются годами риса-и-соли?
Потому что они состоят из обычных дел: вышивания, шитья, штопанья, изготовления туфель, стряпни, мытья посуды, уборки дома, стирки белья, поддержания огня в очаге и готовности по ночам заниматься постельными делами с человеком, которого все еще плохо знаешь. Эти годы и дни наполнены беспокойством и нудной работой молодой матери, родившей своего первого ребенка. Почему он плачет? Он голодный? Получает ли он достаточно молока? Он вообще когда-нибудь спит? Не спит ли он слишком много? А как насчет лихорадки, сыпи, укусов насекомых, перегрева, переохлаждения, колик, не говоря уж о болезнях, которые распространялись по уезду и каждый год уносили множество детских жизней, несмотря на все усилия лекарей-травников, возложение даров на алтари и слезы матерей? Даже отбросив мысли о ребенке, который сосет твою грудь, ты продолжаешь беспокоиться уже на более глубоком уровне об истинном долге всех женщин: иметь больше сыновей и обеспечить этим рождение новых и новых поколений. Но в первые недели жизни моего сына у меня была совсем иная забота, далекая от моего долга невестки, жены, матери.
