Ознакомительная версия.
— Это — повеление. Всё!.. Завтра выступаем вослед хану Илясу.
На следующее утро выступить не успели и выступили только на третий день. Шли быстро, без обозов, перекусывали в седлах. И через день утомительной скачки достигли Полоцка.
И остановились: Полоцк был никем не тронут, тих и спокоен.
— Может, Иляс не дошел?.. — ахнул Мономах.
— Дошел, мой князь, дошел, — успокоил Меслим.
— Да вон он, — громыхнул Ратибор.
К ним пешком подходил хан Иляс.
— Быстро вы…
— Почему Полоцк не окружен?
— В нем — князь Улеб, зачем же окружать? Ждет нас на пир свадебный.
— Так это же повеление!
— Какое повеление может быть, когда князь Улеб счастье свое нашел?
— Говори толком!
— Толк в том, что князь Улеб влюбился в полячку и готов был за нее отдать город Полоцк. Вено называется, да? Я его отговорил.
— То есть?.. — Мономах решительно ничего не понимал. Впрочем, остальные тоже.
— Я его убедил, что легче и проще украсть девицу, а город не трогать и никому не отдавать. Любовь!..
Мономах оторопело молчал.
— Любовь, мой князь… — шепнул Меслим.
— Какая любовь?
— Та, что сильнее всего в мире. Так, кажется, ты говорил?
— Ну?..
— Я украл невесту, она счастлива, он счастлив, их обвенчали, и город цел, — спокойно и терпеливо втолковывал хан Иляс. — И я…
— Дай я тебя расцелую!.. — взревел Ратибор и прямо с коня свалился на Иляса.
А великий князь Киевский Святополк Изяславич бегал по дворцу и орал, что князь Мономах не исполнил его повеления, не разгромил Полоцка и не привел в Киев князя Улеба в цепях. За неисполнение повеления Мономаху угрожало изгнание из пределов Руси. Это суровое решение подлежало утверждению в Боярской думе, куда великий князь и явился.
Там он сразу же начал кричать на думцев, но в ответ старейшина Думы заявил, что Дума категорически отказывается от разговоров в таком вот тоне. Пока старейшина и великий князь Киевский препирались, Свирид примчался одвуконь в Чернигов, где и рассказал побратиму о том, что происходит.
— Тебе грозит изгнание, мой князь. Святополк мелочен и злопамятен.
— Я поеду с тобой в Киев, Свирид, — сказал присутствовавший при разговоре Ратибор. — Я отвечаю за спину князя Мономаха, и я был в Полоцке.
— Добро, боярин, — улыбнулся начальник лучшей разведки. — И тоже одвуконь?
— Одвуконь, — вздохнул наместник Святополка. — Так скорее.
Отказавшись от обеда, они тотчас же выехали в стольный град. Обе лошади пали под Ратибором, но примчались они быстро, и тут же, натощак («Терпи, боярин, злее будем!..» — весело крикнул Свирид), заявились в Боярскую думу.
Громкие голоса отвердели за минувшее время. Думцы прямо с мест задавали великому князю Киевскому вопросы, жестко требуя от него подробных ответов.
— Кто тебе доложил о Полоцке? — настырно спрашивал юный боярин.
— Я не обязан отчитываться! — кричал великий Киевский князь.
— Обязан, — негромко, а потому и отчетливо сказал думец Добрыня.
— Я… — начал было великий князь и вдруг замолчал, увидев вошедших в Совещательную залу Свирида и Ратибора.
— Прошу слова для разъяснений, старейшина, — поднял руку Свирид.
— Пусть говорит начальник тайной разведки, — тотчас же сказал старейшина.
Все примолкли. Свирид в упор глянул на великого князя.
— Город Полоцк цел и невредим, — негромко начал он. — Князь Полоцка Улеб тоже цел и невредим. Он недавно женился на горячо любимой девушке, обвенчался с нею по православному обряду и принес жене и Господу Иисусу Христу клятву никогда не оставлять свою жену в болезнях, невзгодах и горестях. Мой побратим князь Владимир Мономах не разрушил Полоцка, когда разобрался, что дело касается самого святого — любви. Князь Мономах благословил их любовь, присутствовал на венчании и свадебном пиршестве, и я хочу спросить: за что великий князь требует его изгнания?
— За любовь, которая ему неизвестна! — крикнул с места Добрыня.
В зале расхохотались.
— Князь Мономах шел за своей любовью от Киева до Дании, — продолжал Добрыня. — Мне посчастливилось помогать ему, чем только мог, на этом тернистом пути. Я горд, что принес ему славянскую роту на верность вместе с моим побратимом Ратибором. И мы будем его защищать, ибо, защищая Мономаха, мы защищаем самое святое, что есть на земле — любовь!..
— Правильные слова, — гулким басом поддержал друга Ратибор. — Если ты, великий князь, вздумаешь изгнать Мономаха, мы с Добрыней уйдем вместе с ним. Ты, великий князь, пытаешься породить к себе любовь, но тебе не везет, и ты раз за разом порождаешь ненависть.
— Как смеешь…
— Изгони князя Мономаха в Смоленск, великий князь, — сказал кто-то из бояр, — и мы поймем тебя. Там сейчас нет князя, и место ждет достойного.
Вечером того же дня великий князь Киевский Святополк Изяславич подписал назначение князя Владимира Мономаха в город Смоленск.
Назначение исполняющим обязанности князя Смоленского, в чьи полномочия входило командовать дружиной и ополчением, надзирать за общим порядком, а также участвовать в заседаниях Городской думы с правом решающего голоса, было весьма лестным, но отнюдь не для князей, подобных Мономаху, сыну великого князя Киевского Всеволода и Византийской принцессы Анны. Родовитость князя Владимира была куда более знатной, нежели иных потомственных князей тогдашней Руси.
Мономах любил Смоленск, где во времена юности княжил, город этот был связан с его личной судьбой — с активной помощью Смоленска он завоевал любовь королевы Англии, но…
Шевельнулось в Мономахе одно предвидение, о чем он в конце концов и рассказал своей венценосной супруге.
— Понимаешь, моя королева, это всего лишь неуловимое чувство…
— Чувство?..
— Предчувствие.
Гита задумалась.
— Ты прав, мой супруг, — сказала она наконец. — Об этом же когда-то говорил и твой побратим Свирид. Вспомни: он сказал, что твое главное дело — борьба с половцами. Борьба с половцами — это твоя судьба.
— Значит, великий Киевский князь… — начал было Владимир.
— Злопамятен, но не умен, — тотчас подхватила Гита. — Никогда не играй в его игры, мой князь. Пусть он играет в твои.
— Я тотчас отправлю в Киев гонца с письмом о моем отказе от княжения в Смоленске, — решил Мономах. — Как же мой родственник пропустил в Боярской думе это решение?..
И наказал гонцу повидать думца Добрыню и передать ему, что срочно ждет его на совет.
А женатый на сестре Мономаха Добрыня ни о чем и не думал. Размечтался, вспомнил юность свою, поход в Данию во спасение Английской королевы, да как принял он славянскую роту на верность… Добрыня вообще был мечтателем в отличие от расчетливого и осторожного Ратибора.
Гонец Мономаха быстро домчался до стольного града, где отдал прямо в руки великому князю грамоту Мономаха. Святополк Изяславич послание прочитал, усмехнулся, подумав, сказал:
— Это, в конце концов, его право. Гонца хорошенько накормить, уложить спать, утром заменить лошадь и отпустить с честью.
А в сердце сделал еще одну зарубку. Злопамятен был великий князь. И как только гонец Мономаха вышел, тут же выслал к половецкому хану Китану гонца одвуконь — с грамотой, где обещал золото за немедленное нападение на князя Мономаха. А вдогонку прежнему отдал еще одно распоряжение — выдать утром гонцу князя Мономаха больного, слабенького коня.
Гонец Мономаха выполнил и главное — устное — повеление своего князя: передал думцу Добрыне, что Мономах ждет его на совет.
Добрыня поспешил к старейшине.
— Что у тебя?
— Князь Мономах к себе вызывает. Когда-то я дал ему роту на верность.
— Роту надо исполнять, — вздохнул старейшина. — Ты свободен, боярин.
На следующий день Добрыня одвуконь выехал в Чернигов. Как раз случилась гроза, и ему пришлось пережидать ее до ночи, зарывшись в скирду свежей соломы, ну а ночью какая скачка.
Гонец князя к Святополку Изяславичу из Киева тоже еще не прибыл.
Уже с полудня Мономах с трудом и напряжением всех сил отбивал нападение половецкой орды хана Китана. К несчастью, за день до нападения Железян — с его же, князя Мономаха, разрешения — увел свою дружину в Чехию, решив еще раз основательно пограбить ее, пока чехи не опомнились, а хан Иляс отпросился накануне навестить свои дальние коши, так как опасался набега молодежи из соседних орд, не раз уже заявлявшейся за его барантой. Чутье не обмануло, и Иляс помчался со своими джигитами отбивать баранту. Вот и остался Мономах совсем один, с немногочисленной охраной да челядью.
— Гита, уводи детей в подвал — и к обрыву!.. — крикнул Мономах жене в самом начале битвы. — Прошу, не теряй времени!..
Ознакомительная версия.
