так та лицезреет каждый день! Не оскорбительно ли?
— Казалось, по улицам прошлась чума, — сделал страшные глаза Вигель. — Все на набережной. Толпой. Давят друг друга. Кричат. И главное — ни соринки. Я думал, море вычерпали поливать улицы, чтобы прибить пыль. Теперь-то, чай, императрица освоилась. А тогда ей с непривычки могло показаться, что мы неряхи. Чуть только она вышла на балкон, граф махнул перчаткой, и началась такая трескотня из всех пушек, ружей, пистолей. Что у кого было. Вот за это-то веселье его и назначили.
Хозяйка дома довольно кивнула. За что же ещё?
— Как вы нашли его величество? Правду ли говорят, будто он так красив?
И Каролина, и некоторые из дам её обычного окружения догадывались о предпочтениях Вигеля. И полагались на его глаз.
— Правду сказать, не пойму, в чём дело, — признался Филипп Филиппович. — Два года назад, когда я ездил в столицу и видел его величество вскоре после мятежа, он был худой, сутулый и какой-то жидкий. Откуда взялись рост, богатырские плечи, грудь колесом, высокое чело? Его точно держали под спудом. А сейчас он вырвался, — Филипп Филиппович промокнул платком лоб. — Увидеть раз и умереть.
Собравшиеся закивали. Собаньская насмешливо поджала губы. Снова не ей!
— А осада? Говорят, мы не преуспели?
— Варна — важный город, — развёл руками Вигель. — А мы всеми силами попёрли. Да что толку? Великий князь Михаил Павлович пытался брать наскоком. Положил полторы тысячи. Рыдал, как дитя, при виде убитых. Поломали любимые игрушки! Потом принц Вюртембергский не отличился. За ним князь Меншиков. Этому ядро пролетело между ног. Хорошо не оторвало.
Дамы захихикали.
— Теперь вот наш граф. Да сами знаете, каков он. Общественное мнение старой столицы всё за Ермолова. Называют и старика Раевского. Русского хотят. И не по названию. А ведь наш граф таков только по имени. Где родился? Где воспитывался? Душой и телом предан Англии.
Собаньская поморщилась. Гость сел на любимого конька. Но ей-то что с патриотических песен? Она полька. Её любовник с французской фамилией ещё дальше от назначения, чем прежде.
— Каков же прогноз? — нетерпеливо повела головой Каролина.
— А прогноз, моя повелительница, неутешительный, — вдруг став очень серьёзным, сообщил Вигель. — Если граф возьмёт-таки Варну, в чём я, как ваш преданный слуга, сомневаюсь ежесекундно, то государь будет выбирать, кому на следующий год доверить армию. Престарелому Вигенштейну, который давно просится на покой, или молодому, прыткому и к тому же русскому. Думается мне, что на фоне общего ропота…
Собаньская подняла руку. Она сознавала опасность и не хотела, чтобы гость проговаривал её вслух.
* * *
На борту 110 пушечного корабля «Париж» капитан Александер благоденствовал в компании адмирала Грейга. Флагман русского флота, названный в честь поверженной столицы Наполеона и в напоминание побед минувшей войны, теперь был принуждён курсировать вдоль берегов Порты, захватывать турецкие транспортники и бомбардировать верфи, уничтожая ещё строящиеся суда. Адмирал изнывал.
Он жаждал генерального сражения на море. Османы уклонялись. Грейг ругал их трусами и требовал подать сюда Капудан-пашу, абсолютно уверенный в грядущей победе.
А вот Джеймс уверенности не разделял, особенно после случая с бригом «Рафаил» — позора на весь флот. Что тут сказать? Сдались без единого выстрела.
Он полюбил толковать с расторопным старшим помощником Эразмом Стоговым. Три языка, долгая служба в Русской Америке. Тому было что рассказать. А капитану послушать.
Вечером друзья стояли на палубе, наблюдая, как матросы с разной работой — кто шил, кто починял сапоги — расселись на гакаборте в ожидании чего-нибудь эдакого от своего мичмана Ивана Ивановича Рыгайло, который покуривал трубочку и поощрял нерешительный молодняк удить с бота рыбу. Когда Иван Иванович чихнул, все разом сняли шапки и пожелали мичману крепкого здоровья.
— У них своя сказка, у нас своя, — сказал Стогов. — «Рафаил» сдали не капитан с офицерами, а взбунтовавшиеся матросы. Это надо знать.
— Разве капитан был арестован? — Джеймс сделал удивлённое лицо. Он уже в подробностях знал историю «Рафаила» и отписался домой, но хотел вытянуть что-нибудь особое, известное только в кругу самих флотских экипажей.
— Вы же видите наших морских, — пожал плечами Стогов и тут же спохватился, потому что построил фразу так, словно бы отделял себя от окружающих. — Вчера офицеры залезли на ванты смотреть дельфинов и повисли — ни вперёд, ни назад. Отличная мишень для неприятеля.
— Хорошо, что они стали только мишенью для брани доброго Алексея Самойловича.
Собеседники расхохотались.
— Точно так же и матросы. Их набирают из сухопутных, многих учат уже в плавании. На «Рафаиле» была молодая команда. Они и воды-то боялись. А тут турки.
Александер кивнул. По его сведениям, 44-пушечный «Рафаил» патрулировал побережье возле Трабзона с приказом немедленно лететь к основному флоту, чуть только покажутся суда неприятеля, чтобы Грейг мог начать преследование. Но ветер почти стих, течение было противным, и бриг понесло на юг, к вражескому берегу, откуда немедленно вышли несколько военных кораблей и окружили злополучный русский вымпел.
— У нас, как и у вас, в уставе нет пункта о сдаче корабля, — Стогов лениво раскурил трубку. — Ещё Петром Великим введено. Так и осталось. Корабль дороже команды. В самом прямом смысле.
Джеймс снова кивнул. Вот правило, которое ему, сухопутному разведчику, всегда казалось идиотским. Но сколько на нём нагорожено героической чепухи!
— Бедняга Стройников, капитан «Рафаила», собрал своих и спросил их мнения. Офицеры обещали принять бой. Но помощник побежал к матросам и стал кричать, будто капитан сошёл с ума и хочет их смерти. А турки обещают жизнь и возвращение в Россию. Матросы взбунтовались и отказались сражаться. Капитану не оставалось ничего, кроме как пойти в свою каюту, хлопнуть стакан водки, лечь на кровать и ждать развязки.
— И вы этому верите? — Александер внимательно смотрел в простодушное лицо Стогова.
— Нет, конечно, — Эразм пожал плечами. — Любой офицер скажет, что в случае бунта на борту должна была бы начаться перестрелка между верными капитану и мятежниками. Надо было застрелить помощника и парочку крикунов. Остальные бы подчинились. Если матросы взяли верх, почему ни капитан, никто из его офицеров не застрелились? Сдача флага хуже смерти.
Джеймс быстро глянул на говорившего.
— Вы думаете: имел место сговор офицеров с матросами? — уточнил Джеймс.
— Думаю, да, — кивнул Стогов. — Не понимаю только, почему они решили вернуться? Уповают на милосердие государя?
* * *
Шлюп «Диана», на котором император поспешно отбыл от Варны, чтобы не долее как за день достичь Одессы, входил в гавань уже после заката. Вода была, как стекло, даже без ряби. Ветер затих, и нос беззвучно разламывал зеленоватый студень
